— Ну что, гад, — тихо пробормотал он, улыбаясь удовлетворённо и зло, — подходи ближе. Давай-давай…
Но те двое почему-то не направились к главному цеху по открытой территории, как ожидал Валет. Где он бы без труда снял Ярового. Вместо этого они нырнули в какую-то расщелину между полуразрушенными строениями. Улыбка Валета померкла, на его лицо набежала тень раздражения и нетерпения.
— Чёрт, да куда они? — выругался он сквозь зубы.
Он снова поднял бинокль, напряжённо вглядываясь в оконные проёмы главного цеха, которые просматривались отлично даже сейчас, в лучах заходящего солнца.
Минуты текли мучительно медленно. Валет отшвырнул бинокль, раздражённо хмыкнул и приник уже к оптическому прицелу винтовки. Он слегка прищурился, поправляя приклад, устраивая его поудобнее на плече.
— Ну же, ну же… — едва слышно проговорил он, внимательно следя за окнами главного цеха. — Появись уже, сволочь…
И в этот момент в одном из окон мелькнула синяя фигура. Яровой сделал шаг, другой, ненадолго скрылся за какой-то перегородкой и вновь появился — в следующем оконном проёме. Он остановился и полуобернулся назад, будто проверяя, идёт ли следом кадровик.
Валет замер, задержав дыхание. Прицел плавно остановился на голове фигуры в синем спортивном костюме и бейсболке. Он медленно начал нажимать на спуск, не позволяя себе дрогнуть или поторопиться, и почти гипнотически говорил себе мысленно: «Только не дёрни, плавно, плавно…».
Выстрел прогремел оглушительно, заставив сердце замереть на мгновение. Фигура в синем резко дернулась, бейсболка слетела с головы, и тело беспомощно осело вниз, исчезнув из прицела. Валет не удержался и вскрикнул от радости:
— Есть! Так тебе, сука! Сдохни, падла! Попал!
Он ликовал и больше уже не прятался. Скрывать свою огневую позицию теперь было ни к чему, и он вскинул кулаки, чувствуя, как наполняется адреналином и жестоким восторгом победы. Но, быстро взяв себя в руки, он схватил рацию и с силой нажал кнопку вызова:
— Боря, проверь там. Я снял гада, сходи подтверди. И второго убери. Кадровика.
Рация отозвалась мгновенно голосом верного водителя Бориса:
— Сделаем, Герман Сильвестрович.
— Аккуратнее, там подполковник, размазня эта, может быть вооружённым, пальнёт ещё ненароком. Пристрели его тоже, не рискуй.
— Понял, работаю.
Валет снова подхватил бинокль, пытаясь разглядеть, что происходит в окнах цеха. Но там уже было пусто. Один лежал мёртвым, второй, видимо, пригнулся, спрятался за каким-то завалом или перегородкой. Ничего не было видно. Валет отбросил бинокль и снова приник к прицелу винтовки, напряжённо всматриваясь в окна, но видимость была уже хуже. Темнело.
«Ничего, — мрачно подумал он, стараясь успокоиться. — Боря разберётся. Своё дело он знает отлично. Я сделал самое главное. Чертов Яровой сдох! Амба!»
Но где-то в глубине души странное, вязкое беспокойство шевельнулось и не отпускало его. Казалось, что всё прошло слишком легко, слишком гладко. Но Валет отогнал эти мысли.
Главное, что его враг лежал там, среди бетонных обломков, и больше не доставит ему хлопот. Никогда.
Борис был слишком крупным, чтобы двигаться бесшумно по заваленным мусором коридорам заброшенного завода. Он старался, как мог, но даже при самом большом желании это получалось у него скверно. Сопел Борис тяжело и громко, старательно переставлял свои массивные ноги, отчего его крупная фигура, утянутая в камуфляж и с автоматом наготове, выглядела нелепо и неуклюже, напоминая медведя-шатуна, случайно забредшего в городской лабиринт.
Вот он, наконец, оказался перед главным цехом. Огляделся и шагнул дальше. Посередине огромного помещения, в луже собственной крови, лежал человек в синем спортивном костюме — ничком, неподвижно. Голова прострелена насквозь, волосы слиплись от растекшийся крови, лицо невозможно было разглядеть. Явно труп, мертвее не бывает.
Второго рядом не было. Борис напрягся, чувствуя, как тревога кольнула где-то внутри. Он достал рацию и тихо вдавил кнопку.
— Герман Сильвестрович, — хрипловато прошептал он, стараясь не повышать голоса, — подтверждаю, цель устранена. Второго не наблюдаю.
Рация зашипела, и голос Валета, довольный и резкий, прозвучал в ответ:
— За*бись, Боря! Ты даже не представляешь, какая это ох*енная новость! Ищи второго! Аккуратней там.
— Понял, — кивнул Борис, стараясь скрыть нарастающее волнение.
— Я тебя прикрою, — добавил Валет.
Борис медленно двинулся дальше, всматриваясь в полумрак завода.
Вдруг резкий голос заставил его вздрогнуть и замереть:
— Брось ствол, сука, быстро!
Он обернулся.
Перед ним стоял незнакомый парень лет тридцати в туристическом костюме-горке, высокий и широкоплечий, с пистолетом, направленным прямо ему в грудь. Борис недоумённо вскинул голову, его брови поползли вверх от удивления и досады одновременно.
— Ты ещё, мать твою, кто такой? — пробурчал он хрипло, не сразу осознав реальную опасность момента.
— Ствол бросил! Полиция! — громко и отчётливо произнёс Шульгин, держа его на мушке.
Но Борис уже решился на крайний шаг, надеясь на опыт и реакцию, вскинул автомат и попытался нажать на спуск. Однако в решающий момент Шульгин выстрелил первым.
Бах! Бах!
Два попадания сотрясли тело Бориса, мощный удар пуль в грудь отбросил его на шаг назад. Но он всё равно успел нажать на спуск, посылая длинную очередь, которая вспорола тишину цеха короткой, нервной очередью.
Борис не упал.
«Бронежилет!» — мелькнуло в голове Шульгина. Он уже инстинктивно продолжал стрелять, почти не делая пауз между выстрелами. В какой-то момент одна из автоматных пуль чиркнула оперативника по бедру, но он почувствовал лишь лёгкий толчок, никакой боли, словно это коснулось не его тела. Но вскоре влажное тепло растеклось по ноге, и ткань брюк стала прилипать к коже.
Он упал на бетонный пол, перекатился, продолжая палить в сторону противника, не давая тому опомниться. Борис же уже не мог вести прицельный огонь. Пули сломали ему рёбра, и он с трудом ловил воздух и еле держался на ногах. Он попытался навести ствол автомата, но очередной выстрел Шульгина перебил ему плечо, и оружие с металлическим стуком ударилось о бетонный пол.
— Ах ты, тварь! — заревел Борис, корчась от боли и бессилия.
Отчаявшись, он здоровой рукой подхватил с пола тяжёлый обломок кирпича, замахнулся, но Шульгин успел сделать последний выстрел, и пуля вошла точно в лоб противнику. Кирпич выскользнул из ослабевшей руки и тяжело рухнул ему на голову, словно добивая уже мёртвое тело.
Шульгин тяжело выдохнул и торопливо перезарядил пистолет. Попробовал вскочить, но нога тут же подломилась, и он снова опустился на пол.
— Твою мать, — процедил он сквозь зубы, впервые почувствовав жгучую, нестерпимую боль. — Ногу, сука, прострелил…
Валет слышал выстрелы из главного цеха. Он нервно стискивал зубы, то отрываясь от оптического прицела, то снова прильнув к нему. Но цех предательски не хотел раскрывать ему свои секреты, пряча происходящее за стенами и непроглядными перегородками.
Выстрелы звучали беспорядочно и яростно: короткие хлопки пистолета сменялись глухой очередью автомата. Каждый звук ранил Валета куда сильнее, чем пули — он буквально физически ощущал бессилие и невозможность вмешаться. Пальцы его дрожали, крепко сжимая приклад винтовки. Он ещё сильнее прижался к прицелу, пытаясь краем глаза зацепить хоть какой-то силуэт, хоть малейшее движение.
Что там, мать твою так, происходит⁈
Потом стрельба затихла. Словно кто-то резко опустил занавес, наступила гнетущая тишина. Она давила, проникала внутрь, оглушала ещё больше, чем выстрелы. Валет задержал дыхание и снова, с отчаянием и напряжением, начал вглядываться в окна главного цеха. Палец его лежал на спусковом крючке, готовый к движению в любую секунду, но никого и ничего не было видно. Будто всё это ему только привиделось.
Наконец, он оторвался от винтовки и схватил рацию. Взгляд его стал беглым и нервным. Он поспешно нажал кнопку вызова и проговорил, стараясь придать голосу уверенность, которой в нём не было и в помине:
— Боря, твою мать, что там у тебя? Приём!
Рация ответила ему лишь тяжёлым безразличным шипением помех. Ни звука, ни отголоска. Он раздражённо повторил вызов, чуть повысив голос:
— Боря, бл*ть! Ответь немедленно! Доложи обстановку!
Тишина снова поглотила его слова, издевательски равнодушная. Рация его охранника упорно молчала, и Валет почувствовал, как холодный пот предательски потёк вдоль позвоночника. Он выдавил сквозь стиснутые зубы:
— Сука!
В этот момент он чётко осознал, что нужно срочно уходить, пока не поздно, пока всё окончательно не вышло из-под контроля. Он резко поднялся на ноги, подхватив винтовку, уже собираясь повернуться и бежать, как вдруг за спиной прозвучал грозный голос. Голос, от которого у Валета будто лопнула натянутая до предела струна внутри, прошив его словно электрическим разрядом:
— Ну здравствуй, гнида.
Голос был знакомым до боли, до самого нутра, до самых потаённых уголков души. Он был холодным, спокойным и до жути уверенным. Этот голос не должен был звучать никогда больше, потому что его обладатель совершенно точно был мёртв.
Валет медленно повернулся, пытаясь заставить себя поверить, что всё это какой-то бред и наваждение. Но перед ним стоял Максим, тот самый Максим Яровой, которого он считал мёртвым, которого он сам лично только что убил выстрелом в голову.
И какого черта он в одежде кадровика? В серых брюках и рубашке, а не в синем….
Сука! Он меня переиграл!
Я держал Валькова на мушке, в руке плотно лежал пистолет «Глок», который я прихватил у киллера на стадионе. От моего окрика Валет будто подпрыгнул на месте, вздрогнув всем телом, словно от удара током. Медленно повернулся ко мне, и в тот момент его лицо исказилось такой гримасой ужаса и удивления, что даже я невольно ощутил незабываемое злорадство и удовлетворение. Его глаза расширились, словно он увидел перед собой призрака, возникшего перед ним вопреки всем законам реальности.