Товарищ юности унылой.
Теперь, в 1836-м, очередь подошла. Пушкин вовсе не стремился к концу, но не ощущать его приближения не мог. И в «Памятнике» всей сложной ассоциативной цепью обращался к Дельвигу. Помните, весной Пушкин побывал на его могиле. 25 марта было написано «Художнику»
…в толпе молчаливых кумиров
Грустен гуляю: со мной доброго Дельвига нет:
В темной могиле почил художников
друг и советник.
В обращении к Дельвигу, быть может, разгадка того, что автор «Памятника» решился сказать вслух правду о совершенном им и о будущем его поэзии. Теряя понимание окружающих, Пушкин не стал «оспоривать глупцов», он мыслию обратился к умному и проницательному другу, которого уже не было на земле.
Но где Дельвиг, где Лицей, там непременно должен быть и Кюхельбекер. Казалось бы, непосредственной связи с его именем в «Памятнике» нет — только общий намек на декабристов. Однако это не совсем так. Вспомните письмо, полученное Пушкиным от «невольного сибиряка» Кюхли (написано 12 февраля 1836 г., гл. 2, № 19). Там довольно подробно говорится о тунгусах, и почти нет сомнения, что это «дикое» племя появилось в «Памятнике» под влиянием письма Кюхельбекера.
Трагичны две последние строки стихотворения. «Приемли равнодушно» — так, скорее всего, присоветовал бы Дельвиг. Но самому Пушкину всегда не хватало равнодушия к клевете, а в юные годы и к хвале. Скольких мук стоили ему грязные наветы, сплетни, злобные доносы в 1820-м, в 1826–1827 гг., в 1834-м и теперь, в 1836-м! Он мог еще «не оспоривать глупца», но прощать подлеца, даже не обращать на него внимания — нет!
Словом, повторим, при всей своей философичности и общезначимости, «Памятник» — манифест не творца-небожителя, не гения-отшельннка, а произведение глубоко личное, крик души затравленного Пушкина. Глубоко прав был Гоголь (кстати, один из трех-четырех людей на земле, по-видимому, знавших подлинный текст), когда написал: «Стоит только вспомнить Пушкина, чтобы видеть, как верен этот портрет! Как он весь оживлялся и вспыхивал, когда дело шло к тому, чтобы облегчить участь какого-нибудь изгнанника или подать руку падшему».
«Мы не знаем даже, — замечал академик Алексеев, — готовил ли Пушкин свой «Памятник» к изданию или же стихотворение вылилось из-под его пера свободно, естественно, непреднамеренно, только для того, чтобы успокоить сердце, умерить захлестывавшие его через край чувства справедливого негодования, и он беседовал наедине с самим собой или, пытаясь заглянуть в будущее, через головы своих недогадливых и неблагодарных современников, обращался непосредственно к потомкам»…
Да, конечно, к потомкам, но в то же время, это было рассуждение с самим собою о жизни и смерти. Противоречие между неотвратимостью человеческого конца и таким странным, но стойким у каждого из нас (и у него!) желанием жить оказалось неразрешимым для Пушкина. На обороте черновика «Памятника» он записал карандашом:
«Пошли мне долгу жизнь и многие года!»
Зевеса вот о чем и всюду и всегда
Привыкли вы молить — но сколькими бедами
Исполнен долгий век!..
Любезный мой Павел Воинович,
Я приехал к себе на дачу 23-го в полночь, и на пороге узнал, что Наталья Николаевна благополучно родила дочь Наталью за несколько часов до моего приезда. Она спала. На другой день я ее поздравил и отдал вместо червонца твое ожерелье, от которого она в восхищении. Дай бог не сглазить, все идет хорошо. Теперь поговорим о деле. Я оставил у тебя два порожних экземпляра Современника. Один отдай кн. Гагарину, а другой пошли от меня Белинскому (тихонько от Наблюдателей, NB) и вели сказать ему, что очень жалею, что с ним не успел увидеться. Во-вторых, я забыл взять с собою твои Записки; перешли их, сделай милость, поскорее. В-третьих, деньги, деньги! Нужно их до зареза.
Путешествие мое было благополучно, хотя три раза чинил я коляску, но слава богу — на месте, т. е. на станции, и не долее 2-х часов en tout[178].
Второй № Современника очень хорош, и ты скажешь мне за него спасибо. Я сам начинаю его любить, и, вероятно, займусь им деятельно. Прощай, будь счастлив в тинтере и в прочем. Сердечно кланяюсь Вере Александровне. Ее комиссий сделать еще не успел. На днях буду хлопотать.
Вот тебе анекдот о моем Сашке. Ему запрещают (не знаю зачем) просить чего ему хочется. На днях говорит он своей тетке: Азя! дай мне чаю: я просить не буду.
Пушкин — П. В. Нащокину.
27 мая 1836. Из Петербурга в Москву.
<…> 27 числа этого месяца состоятся крестины, Тетушка и Мишель Виельгорский будут восприемниками. В этот же день Таша впервые сойдет вниз, потому что до сих пор Тетушка не позволяла ей спускаться, хотя она вполне хорошо себя чувствует, из-за страшной сырости в нижних комнатах. Вчера она в первый раз выехала в карете, а Саша и я сопровождали ее верхом. <…>(фр.)
Е. Н. Гончарова — Д. Н. Гончарову.
25 июня 1836. Из Петербурга в Полотняный Завод.
Милостивый государь Иван Иванович, возвратясь в Петербург, имел я счастие найти у себя письмо от вашего высокопревосходительства. Батюшка поручил мне засвидетельствовать глубочайшую свою благодарность за участие, принимаемое вами в несчастии, которое нас постигло.
Благосклонный ваш отзыв о Современнике ободряет меня на поприще, для меня новом. Постараюсь и впредь оправдать ваше доброе мнение.
Замечание о вашем омониме украсит второй № Современника и будет напечатано слово в слово. Ваш Созий не сын Юпитера, и его встреча с вами для него невыгодна во всех отношениях.
Дай бог вам здоровье и многие лета! Переживите молодых наших словесников, как ваши стихи переживут молодую нашу словесность.
С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь,
вашего высокопревосходительства
покорнейшим
слугою.
Александр Пушкин.
Пушкин — И. И. Дмитриеву.
14 июня 1836. Из Петербурга в Москву.
Н. А. Дурова
Из повести «Год жизни в Петербурге»
На новой квартире своей я живу под облаками; мне достался номер в четвертом этаже!.. Что подумает Александр Сергеевич, когда увидит, сколько лестниц надобно будет пройти ему?.. Однако ж нечего делать!.. К лучшим номерам приступу нет, по крайности для меня, потому что у меня осталось только двести рублей, а в виду ничего еще покамест; хорошо, если Пушкин отдаст мне мою тысячу рублей теперь же, а если нет?..
Я написала к Александру Сергеевичу коротенькую записочку, в которой уведомляла его просто, что я в Петербурге, квартирую вот тут-то.
На другой день, в половине первого часа, карета знаменитого поэта нашего остановилась у подъезда; я покраснела, представляя себе, как он взносится с лестницы на лестницу и удивляется, не видя им конца!.. но вот отворилась дверь в прихожую!.. я жду с любопытством и нетерпением!.. отворяется дверь, и ко мне… но это еще пока мой Тишка; он говорит мне шепотом и вытянувшись: «Александр Сергеевич Пушкин!» — «Проси!..» Входит Александр Сергеевич!.. к этим словам прибавить нечего!..
Я не буду повторять тех похвал, какими вежливый писатель и поэт осыпал слог моих записок, полагая, что в этом случае он говорил тем языком, каким обыкновенно люди образованные говорят с дамами… Впрочем, любезный гость мой приходил в приметное замешательство всякой раз, когда я, рассказывая что-нибудь относящееся ко мне, говорила: «был!.. пришел!.. пошел!.. увидел!..» Долговременная привычка употреблять «ъ» вместо «а» делала для меня эту перемену очень обыкновенною, и я продолжала разговаривать, нисколько не затрудняясь своею ролею, обратившеюся мне уже в природу! Наконец Пушкин поспешил кончить и посещение и разговор, начинавшийся делаться для него до крайности трудным.
Он взял мою рукопись, говоря, что отдаст ее сейчас переписывать; поблагодарил меня за честь, которую, говорил он, я делаю ему, избирая его издателем моих записок, и, оканчивая обязательную речь свою, поцеловал мою руку!.. Я поспешно выхватила ее, покраснела и уже вовсе не знаю для чего сказала: «Ах, боже мой! Я так давно отвык от этого!» На лице Александра Сергеевича не показалось и тени усмешки, но полагаю, что дома он не принуждал себя и, рассказывая домашним обстоятельства первого свидания со мною, верно, смеялся от души над этим последним восклицанием.
28-е мая. «Что вы не остановились у меня, Александр Андреевич? — спрашивал меня Пушкин, приехав ко мне на третий день. — Вам здесь не так покойно; не угодно ли занять мою квартиру в городе?.. я теперь живу на даче».
«Много обязан вам, Александр Сергеевич, и очень охотно принимаю ваше предложение. У вас, верно, есть кто-нибудь при доме?»
«Человек, один только; я теперь заеду туда, прикажу, чтоб приготовили вам комнаты».
Он уехал, оставя меня очарованною обязательностию его поступков и тою честию, что буду жить у него, то есть буду избранным гостем славного писателя.
30-го мая. Сегодня принесли мне записку от Александра Сергеевича; он пишет, что прочитал всю мою рукопись, к этому присоединил множество похвал и заключил вопросом: переехала ль я на его квартиру, которая готова уж к принятию меня.
Я послала своего лон-лакея, которого необходимо должна была нанять, потому что мой Тишка из всякой откомандировки, хотя б она поручалась ему на рассвете, возвращался непременно по закате солнца; послала узнать, можно ли переехать в дом, занимаемый Александром Сергеевичем Пушкиным? — и получила очень забавный ответ, что квартира эта не только не в моей власти, но и не во власти самого Александра Сергеевича; что как он переехал на дачу и за наем расплатился совсем, то ее отдали уже другому.