<…>
Рассказы Вяземских П. И. Бартеневу
Барон,
Прежде всего позвольте мне подвести итог всему тому, что произошло недавно. — Поведение вашего сына было мне полностью известно и не могло быть для меня безразличным; но так как оно не выходило из границ светских приличий и так как притом я знал, насколько жена моя заслуживает мое доверие и мое <…> с тем <…> на сердце <…> м <…> женщины <…> муж, если только он не глупец, совершенно естественно делается поверенным своей жены и господином ее поведения. Признаюсь вам, я был не совсем спокоен. Случай, который во всякое другое время был бы мне крайне неприятен, весьма кстати вывел меня из затруднения: я получил анонимные письма. Я увидел, что время пришло, и воспользовался этим. Остальное вы знаете: я заставил вашего сына играть роль столь потешную и жалкую, что моя жена, удивленная такой пошлостью, не могла удержаться от смеха, и то чувство, которое, быть может, и вызывала в ней эта великая и возвышенная страсть, угасло в отвращении самом спокойном и вполне заслуженном.
Но вы, барон, какова была ваша роль во всей этой истории? Вы, представитель коронованной особы, вы свод <…> старухе вы подстерегали <…> по всем углам, чтобы говорить ей о вашем сыне, а когда, заболев сифилисом, он должен был сидеть дома, [истощенный] лекарствами, вы говорили, бесчестный вы человек, что он умирает от любви к ней; вы бормотали ей: верните мне моего сына. Это не всё.
[Вы видите, что я много знаю, но подождите, это не всё: я говорил вам, что дело осложнилось. Вернемся к анонимным письмам. Вы, конечно, догадываетесь, что они вас касаются].
2-го ноября у вас был [от] с вашим сыном [новость <…> доставила большое удовольствие. Он сказал вам] [после одного] вследствие одного разговора <…> ешен, что моя жена опаса <…> анонимное письмо [<…> что она теряет голову] <…> нанести решительный удар <…> ставленное вами и <…> пляра [анонимного письма] <…> были разосланы <…> было сфабриковано с <…> был уверен, что найду моего <…> не беспокоился больше. В самом деле, после менее чем трехдневных розысков я уже знал, как мне поступить. Если дипломатия есть лишь искусство узнавать о том, что делается у других, и расстраивать их намерения, вы должны отдать мне справедливость, признав, что были побеждены по всем пунктам.
Теперь я подхожу к цели моего письма. [Быть может, вы желаете знать, что помешало мне до сих пор обесчестить вас в глазах дворов нашего и вашего. Так я скажу вам это]. Я, как видите, добр, простодушен <…> но сердце мое чувствительно <…> Поединка мне уже недостаточно <…> и каков бы ни был его исход <…> достаточно отомщенным ни <…> вашего сына, ни письмом <…> самый след этого подлого дела, из которого мне легко будет составить отличную главу в моей истории рогоносцев.
Имею честь быть, барон, вашим нижайшим и покорнейшим слугою. (фр.)
А. Пушкин.
(Первый перебеленный текст письма от 21 ноября.
См. гл. 5 № 36)
Барон!
Позвольте мне подвести итог тому, что произошло недавно. Поведение вашего сына было мне известно уже давно и не могло быть для меня безразличным. Я довольствовался ролью наблюдателя, готовый вмешаться, когда сочту это своевременным. Случай, который во всякое другое время был бы мне крайне неприятен, весьма кстати вывел меня из затруднения: я получил анонимные письма. Я увидел, что время пришло и воспользовался этим. Остальное вы знаете: я заставил вашего сына играть роль столь жалкую, что моя жена, удивленная такой трусостью и пошлостью, не могла удержаться от смеха, и то чувство, которое, быть может, и вызывала в ней эта великая и возвышенная страсть, угасло в презрении самом спокойном и отвращении вполне заслуженном.
Я вынужден признать, барон, что ваша собственная роль была не совсем прилична. Вы, представитель коронованной особы, вы отечески сводничали вашему сыну. По-видимому, всем его поведением (впрочем, в достаточной степени неловким) руководили вы. Это вы, вероятно, диктовали ему пошлости, которые он отпускал, и глупости, которые он осмеливался писать. Подобно бесстыжей старухе, вы подстерегали мою жену по всем углам, чтобы говорить ей о любви вашего незаконнорожденного или так называемого сына; а когда, заболев сифилисом, он должен был сидеть дома, вы говорили, что он умирает от любви к ней; вы бормотали ей: верните мне моего сына.
Вы хорошо понимаете, барон, что после всего этого я не могу терпеть, чтобы моя семья имела какие бы то ни было сношения с вашей. Только на этом условии согласился я не давать хода этому грязному делу и не обесчестить вас в глазах дворов нашего и вашего, к чему я имел и возможность и намерение. Я не желаю, чтобы моя жена выслушивала впредь ваши отеческие увещания. Я не могу позволить, чтобы ваш сын, после своего мерзкого поведения, смел разговаривать с моей женой и — еще того менее — чтобы он отпускал ей казарменные каламбуры и разыгрывал преданность и несчастную любовь, тогда как он просто трус и подлец. Итак, я вынужден обратиться к вам, чтобы просить вас положить конец всем этим проискам, если вы хотите избежать нового скандала, перед которым, конечно, я не остановлюсь.
Имею честь быть, барон, ваш нижайший и покорнейший слуга.
Александр Пушкин (фр.)
Пушкин — Л. Геккерну.
26 января 1837. Петербург.
Ваше превосходительство
милостивый государь
Покойный Александр Сергеевич Пушкин отдал мне перед смертью своеручную копию с письма, посланного им министру Нидерландского двора г-ну барону Геккерну. Узнав, что содержание оного перетолковывается к городе весьма в невыгодную сторону для Пушкина, которого память мне священна, то я беру смелость утруждать ваше превосходительство покорнейшею просьбою принять от меня это роковое письмо и поступить с оным по вашему усмотрению и, если заблагорассудите, то показать оное его императорскому величеству как покровителю и благодетелю несчастного семейства Пушкиных.
Примите при сем уверения в чувствах совершенной преданности и глубочайшего почтенья с коим
имею честь быть
вашего превосходительства
милостивого государя
покорнейший слуга
К. Данзас.
К. К. Данзас — А. X. Бенкендорфу.
4 февраля 1837. Петербург.
Не могу отлучиться. Жду Вас до 5 часов.
Пушкин — А. И. Тургеневу.
26 января 1837. Петербург.
Милостивый государь,
Не зная ни вашего почерка, ни вашей подписи, я обратился к г. виконту д'Аршиаку, который вручит вам настоящее письмо, чтобы убедиться, действительно ли то письмо, на какое я отвечаю, исходит от вас. Содержание его до такой степени выходит из пределов возможного, что я отказываюсь отвечать на все подробности этого послания. Вы, по-видимому, забыли, милостивый государь, что именно вы отказались от вызова, направленного вами барону Жоржу де Геккерну и им принятого. Доказательство тому, что я здесь заявляю, существует — оно писано вашей рукой и осталось в руках у секундантов. Мне остается только предупредить вас, что г. виконт д'Аршиак отправляется к вам, чтобы условиться относительно места, где вы встретитесь с бароном Жоржем Геккерном, и предупредить вас, что эта встреча не терпит никакой отсрочки.
Я сумею впоследствии, милостивый государь, заставить вас оценить по достоинству звание, которым я облечен и которого никакая выходка с вашей стороны запятнать не может.
Остаюсь, милостивый государь. Ваш покорнейший слуга
барон де Геккерн.
Прочтено и одобрено мною.
Барон Жорж де Геккерн. (фр.)
Л. Геккерн — Пушкину.
26 января 1837. Петербург.
<…> С понедельника, 25-го числа, когда все семейство [Пушкины, Дантес с женой и А. Н. Гончарова] провело у нас вечер, мы были добычей самых живых мучений. Было бы вернее сказать, что мы находились в беспокойстве в продолжение двух месяцев, но это значило бы начать очень рано. Пушкин вечером, смотря на Жоржа Геккерна, сказал мне: «Что меня забавляет, это то, что этот господин веселится, не предчувствуя, что его ожидает по возвращении домой». — «Что же именно? — сказала я. — Вы ему написали?» Он сделал утвердительный знак и прибавил: «Его отцу». — «Как! Письмо уже послано?» Он сделал тот же знак. Я сказала: «Сегодня?» Он потер себе руки, опять кивая головой. «Неужели вы думаете об этом? — сказала я. — Мы надеялись, что всё уже кончено». <…> (фр.)
В. Ф. Вяземская
Глава седьмая27 января 1837
Среда, 1½ утра.
Сию минуту я вернулся домой от графини Разумовской, где я вас повсюду искал, чтобы сказать о том, что только что беседовал с г-ном д'Аршиаком. — Не найдя вас, я полагаю, что вы уехали, и так как мое посещение в такой час могло бы вызвать подозрения у вашей супруги, я предпочитаю послать вам эти строки.
Я сказал г-ну д'Аршиаку, что вы только что говорили со мной о своем деле с господином де Геккерном, приглашая меня быть вашим секундантом, и что, не давая окончательного согласия взять на себя эту роль, я обещал вам переговорить с ним. — Он отказался объясняться со мною, если только я не объявлю себя вашим секундантом, чего я не сделал. — На этом дело остановилось, и я обещал ему сообщить вам о том, что произошло между нами.
Однако кажется мне, я увидел, что дело не может окончиться примирением, надежда на которое побудила бы меня, быть может, вмешаться; — ввиду этого прошу вас, милостивый государь, не настаивать на том, чтобы я взял на себя ту роль, которую вы желали мне поручить. Я должен чувствовать себя польщенным тем доверием, которым вы хотели почтить меня, и вновь вас за это благодарю. Я не думаю также, чтобы мой отказ мог причинить вам затруднения.