<…> Пушкин сложил руки и благодарил бога, сказав, чтобы Жуковский передал государю его благодарность. Приезд его: мысль о жене и слова, ей сказанные: «Будь спокойна, ты ни в чем не виновата».
А. И. Тургенев. Из дневника.
27 января <…> Во время раздевания <…> мне Никс сказал о дуэли между Пушкиным и Дантесом, бросило в дрожь. (нем.)
Из дневника императрицы.
Нет, нет, Софи, какой конец этой печальной истории между Пушкиным и Дантесом. Один ранен, другой умирает. Что вы скажете? Когда вы узнали? Мне сказали в полночь, я не могла заснуть до 3 часов, мне все время представлялась эта дуэль, две рыдающие сестры, одна жена убийцы другого. — Это ужасно, это страшнее, чем все ужасы модных романов. Пушкин вел себя непростительно, он написал наглые письма Геккерну, не оставя ему возможности избежать дуэли. — С его любовью в сердце стрелять в мужа той, которую он любит, убить его, — согласитесь, что это положение превосходит все, что может подсказать воображение о человеческих страданиях. Его страсть должна была быть глубокой, настоящей. — Сегодня вечером, если вы придете на спектакль, какие мы будем отсутствующие и рассеянные… (фр.)
Императрица Александра Федоровна —
С. А. Бобринской. [28 января] 1837. Петербург.
Вчера же, на вечеринке у кн. Алексея И. Щербатова, подходит ко мне С. и спрашивает: «Каков он и есть ли надежда?» Я не знал, что отвечать, ибо не знал, и о ком он меня спрашивает. «Разве вы не знаете, — отвечал С., — что Пушкин ранен и очень опасно, вряд ли жив теперь?» Я все не думал о поэте Пушкине; ибо видел его накануне, на бале у гр. Разумовской, накануне же, т. е. третьего дня, провел с ним часть утра; видел его веселого, полного жизни, без малейших признаков задумчивости: мы долго разговаривали о многом, и он шутил и смеялся. 3-го и 4-го дня также я провел с ним большую часть утра; мы читали бумаги, кои готовил он для 5-й книжки своего журнала. Каждый вечер видал я его и на балах спокойного и веселого. — Пораженный словами Ск…а, я сказал только слова два Карамзиной: она ничего не знала о дуэли, хотя дети Пушкина в 4 часа пополудни были у кн. Мещерской и мать за ними сама заезжала. Я приехал к К. Мещерской: она уже знала о происшествии, и я поскакал прямо к Пушкину, где нашел к. Вяземского, Жуковского, доктора. У Пушкиной и у сестры ее сидели кн. Вяземская и фрейлина Загряжская. Мне сказали, что рана смертельная. — Вот как было дело: вы знаете, что в начале зимы Пушкин получил письма, и с ним и другие, его приятели, в коих ругались над ним и над его женою. Он сначала полагал, что барон Геккерн, побочный сын голландского министра Геккерна, служащий в Кавал. полку и называвшийся прежде усыновления Дантесом, писал сии письма, и, ревнуя его к жене своей, вызвал его на дуэль; потом, узнав, что Дантес хотел жениться — а после женился — на сестре жены его, он написал к секунданту Геккерна д'Аршиаку, секретарю франц. посольства, письмо, в коем объявлял, что уже не хочет драться с Дантесом и признает его благородным человеком. (Д'Аршиак показывал мне письмо Пушкина.) С некоторого времени он, кажется, начал опять подозревать и беситься на Дантеса, и 3-го дня, в самый тот день как я видел его два раза веселого, он написал ругательное письмо к Геккерну, отцу, — коего выражений я не смею повторять вам. Нечего было делать отцу после такого письма. Вчера назначена была дуэль за Комендантской дачей на Черной речке между Дантесом, ныне Геккерном. Пушкин встретил на улице Данзаса, полковника, брата обер-прокурора, кот. живал прежде в Москве, повез его к себе на дачу и только там уже показал ему письмо, писанное им к отцу Геккерна; Данзас не мог отказаться быть секундантом; он и д'Аршиак, который был секундантом Геккерна, очистили снег, приготовили место, и в двадцати шагах Пушкин и Геккерн стрелялись. Сперва выстрелил Геккерн и попал Пушкину прямо в живот, пуля прошла все тело; но остановилась за кожей, так что доктора могли ее ощупать. Он упал. Геккерн бросился к нему на помощь, но он привстал и сказал, что хочет стрелять. Секундант подал ему пистолет, и он выстрелил в Геккерна; бросил на воздух пистолет и что-то вскричал. Геккерн ранен в руку, которую держал у пояса: это спасло его от подобной раны, какая у Пушкина. Пуля пробила ему руку, но не тронула кости, и рана не опасна. Отец его прислал заранее для него карету, — он и Пушкин приехали каждый в санях, и секундант Геккерна не мог отыскать ни одного хирурга — Геккерн уступил свою карету Пушкину; надлежало разрывать снег и ломать забор, чтобы подвезти ее туда, где лежал Пушкин, не чувствуя, впрочем, опасности и сильной болезни от раны и полагая сначала, что он ранен в ляжку; дорогой в карете шутил он с Данзасом; его привезли домой; жена и сестра жены, Александрина, были уже в беспокойстве; но только одна Александрина знала о письме его к отцу Геккерна: он закричал твердым и сильным голосом, чтобы жена не входила в кабинет его, где его положили, и ей сказали, что он ранен в ногу. Послали за Арендтом; но прежде был уже у раненого приятель его, искусный доктор Спасский; нечего было оперировать; надлежало было оставить рану без операции; хотя пулю и легко вырезать: но это без пользы усилило бы течение крови. Кишки не тронуты; но внутри перерваны кровавые нервы, и рану объявили смертельною. Пушкин сам сказал доктору, что он надеется прожить два дня, просил Арендта съездить к государю и попросить у него прощения секунданту Данзасу, коего подхватил он на дороге, — и себе самому; государь прислал к нему Арендта сказать, что если он исповедуется и причастится, то ему это будет очень приятно и что он простит его. Пушкин обрадовался, послал за священником, и он приобщился после исповеди. Священник уверяет, что он доволен его чувствами. Пушкин продиктовал записку о частных долгах своих Данзасу и подписал ее слабою рукою. Государь велел сказать ему, что он не оставит жены и детей его; это его обрадовало и успокоило. Когда ему сказали, что бывали случаи, что и от таких ран оживали, то он махнул рукою, в знак сомнения. Иногда, но редко подзывает к себе жену и сказал ей: «будь спокойна, ты невинна в этом». Кн. Вяземская и тетка Загряжская и сестра Александра не отходят от жены; я провел там, — до 4-го часа утра, с Жуковским, гр. Виельгорским и Данзасом; но к нему входит только один Данзас. Сегодня в 8-м часу Данзас велел сказать мне, что «все хуже да хуже». Вчера он мало страдал от раны; тошнило, но слегка; он забывался, но ненадолго. Теперь я иду к нему и уведомлю вас о последующем. <…>
А. И. Тургенев — А. И. Нефедьевой.
9 час. утра 28 января 1837. Из Петербурга в Москву.
Из военно-судного дела о дуэли
Командиру Лейб-гвардии конного полка свиты
Его императорского Величества господину
генерал-майору и кавалеру барону Мейендорфу
оного же полка полковника Галахова
Рапорт.
Вследствие предписания Вашего превосходительства от 2-го числа сего февраля за № 1 произвел я следствие, кто именно прикосновенен к делу, дуэли бывшей между поручиком Кавалергардского Ее Величества полка бароном Геккерном и камергером Пушкиным. — По объяснениям: поручика Геккерна, писанного мною со слов его и им самим подписанного, и инженер-подполковника Данзаса явствует, что секундантами при дуэли были инженер-подполковник Данзас и чиновник французского посольства виконт д'Аршиак и что, кроме сих двух лиц, знал о имеющей быть дуэли между поручиком Геккерном и камергером Пушкиным министр Нидерландского двора посланник барон Геккерн. Подлинные объяснения подполковника Данзаса и поручика Геккерна при сем Вашему превосходительству представить честь имею.
Февраля 3-го дня 1837. Полковник. Галахов.
С.-Петербург.
По причине раны в правую руку г. поручик барон де Геккерн, будучи не в состоянии сам писать нижеследующее показание писано с его слов: 27 числа января г. поручик Геккерн действительно дрался на пистолетах с камергером Пушкиным, ранил его в правый бок и был сам ранен в правую руку. — Секундантами были со стороны поручика Геккерна виконт д'Аршиак, находящийся при французском посольстве; а со стороны камергера Пушкина инженер-подполковник Данзас. Поручик Геккерн в тот же самый день 27-го января просил виконта д'Аршиака быть его секундантом, который однако ж и прежде сего знал все сношения поручика Геккерна с камергером Пушкиным, до дуэли бывшие. — Место поединка было за Комендантскою дачею близ Новой Деревни, в роще, куда поручик Геккерн с виконтом д'Аршиаком отправились вместе в 4-м часу пополудни. Кроме виконта д'Аршиака и инженер-подполковника Данзаса, знал о дуэли, следующей быть между камергером Пушкиным и поручиком Геккерном, один только усыновивший его министр Нидерландского двора посланник барон Геккерн; а более решительно никто.
Справедливость сего показания свидетельствую
Февраля 3-го дня 1837. поручик барон Геккерн.
Вследствие предписания Вашего высокоблагородия честь имею донести, что я точно был свидетелем со стороны камергера Пушкина, при дуэли, произошедшей между им и лейб-гвардии Кавалергардского полка поручиком Геккерном, 27-го января в 5-м часу пополудни за Комендантской дачей. Кроме меня и секретаря Французского посольства виконта д'Аршиака, бывший секундантом у поручика Геккерна, при дуэли никто не находился, и, сколько мне известно, кроме присутствующих, знал об ней один только министр Нидерландского двора барон Геккерн; но так как я узнал о дуэли в тот же самый день и имел переговоры с виконтом д'Аршиаком только касательно условий сам