— Вот именно.
— Но как им пользоваться?
— Может, суть в том, что выцарапано на поверхности?
— Вряд ли…, Знаешь, мне кажется, я знаю ответ на этот вопрос.
— Выкладывай.
— Мне кажется, камень пульсирует. От него исходят волны холода и тепла. Я тебе уже говорил.
— Дай, — Филатов взял камень, потом вернул его. — Ничего не чувствую.
— Когда я смотрю на него, возникает видение. Я начинаю примерно ориентироваться здесь. Ты прав — камень и Лабиринт — связаны.
— Неплохо. Почему я ничего не чувствую?
— Может, потому, что его передал Главный жрец не тебе, а мне. Или дало знать о себе позабытое экстрачувствие.
— Может быть. И что он тебе советует?
— Он ведёт меня куда-то.
— К кладу?
— Не знаю. Но к какой-то цели.
— Ладно! Веди. Может, и у тебя в роду Сусанины были. Туннели, пробитые неизвестно кем и неизвестно зачем в незапамятные времена, действительно напоминали лабиринт. Сомов уверенно шёл вперёд. За час он ни разу не наткнулся на тупиковый коридор, а ведь таких тупиков тут было более чем достаточно.
— Это ещё что за чертовщина? — прошептал Филатов. Стены коридора озаряло слабое голубое свечение.
— Возможно, биологическая флуоресценция. Светящиеся микроорганизмы, — сказал Сомов, кинув взгляд на диагност-карандаш, который в числе прочего мог определить наличие радиоактивности. Радиации здесь не было.
— Насколько я знаю, так далеко никто не заходил, — вздохнул Филатов. — Смотри, даже косточек нет.
— Будут, — хмыкнул Сомов. — Наши.
— Типун тебе на язык! Кто ж такие вещи во время мероприятий говорит?
Филатов суеверно постучал костяшками пальцев три раза о стену.
Он был прав. Дурные слова в такой ситуации имеют стремление реализоваться. Неприятности ждали друзей, до них было всего несколько десятков метров.
Миновав крутой подъём, друзья вышли к очередной развилке, от которой в разные стороны расходились три туннеля. Сомов, не раздумывая, повёл Филатова налево. Тут Филатов ощутил состояние прогрессирующего дискомфорта. Его ноги отяжелели, тело ломило, голова шла кругом. Будто какие-то невидимые комья облепили всё его тело. Филатов хотел поднять руку и предупредить Сомова, но силу него на это уже не хватило, и он без чувств рухнул на абсолютно гладкий мраморный пол.
Сомов тоже почувствовал себя неважно, но у него хватило сил подбежать к упавшему другу, когда он услышал шум за спиной. Госпитальер наклонился над Филатовым, пощупал пульс на сонной артерии шеи и понял, что его друг абсолютно обессилен, так, как будто из него выкачали всю биоэнергию.
Что за чёрт, подумал он и тут же прикрыл глаза от накатившего головокружения. Как это ни странно, но именно закрытые глаза позволили Сомову лучше «разглядеть» тёмных существ, величиной с воробья, заполнивших всё пространство тоннеля.
Сверхчувствительное восприятие проснулось это факт. Сомов почти забыл о своей экстрачуствительности, благодаря которой попал в исследовательский центр Института нетрадиционных проблем, прозванный обитателями «Лысой горой». Провёл там несколько лет обычная школа, только с необычными преподавателями. Филатов слыл там гением саморегуляции организма, умудрялся спать в кипящей воде и держать в руках расплавленный металл. А Сомов считывал информацию с предметов и ощущал информполя. Частично эти способности реализовались в работе — он ощущал боль пациентов, сопереживанием порой достигал того, что было недоступно самой совершенной аппаратуре.
Сверхзрение включилось. Госпитальер теперь видел то, чего не видел Филатов и те, кто навсегда остались в этом лабиринте. Существа были похожи на перепуганных нахохлившихся воробьёв. Сознание Сомова коснулась их неразвитого сознания. Он ощутил бесконечное одиночество, голод, озноб. Стремление прикоснуться к теплу живых существ. Они питались биоэнергией! Они высасывали её, как вампиры высасывают кровь, согреваясь чужими жизнями!
Госпитальер приподнял руку, будто так можно было отпугнуть их. Естественно, безрезультатно. Вампиры кружились, вились над испускающими тепло телами и их, казалось, ничем невозможно было отогнать.
Сомов терял сознание. Жизнь покидала его.
Чёрного шамана несли на руках по четверо самых сильных мужчин, но и им постоянно требовалась смена. Поэтому Чёрный шаман взял с собой большой отряд из двадцати воинов.
— Лабиринт мыслит, — пропыхтел шаман, которого опустили на землю и усадили на мягкие подушки на площадке перед входом в пещеру. — Он умный…
— Как мыслит? — не понял Динозавр, пристроившийся около носилок.
— Лабиринт знает, чего ему надо. Лабиринту нужны жертвы, тогда он будет добрым.
— Ох, надоели эти дикарские сказки.
— Нельзя злить Лабиринт. Ему нужно преподнести жертву.
— У вас всё сводится к жертвам. Человеческую жертву?
— Нет, Человеческие приносят мне. Раньше мы приносили человеческие жертвы ему, но я решил — хватит. Уже год не приносим ему моих слуг. Приносим животных. Иначе дух Лабиринта будет злой. Злой дух — нет везенья.
— Святая Мария, — покачал головой Динозавр и отошёл прочь.
Чёрный шаман и молодой охотник из племени нгама перед тем, как войти в пещеры, закололи по пушистой игуане — волосатой ящерице, чьи экземпляры на Ботсване достигали метровой длины и весили до тридцати килограммов.
Из чернокожих воинов никому в Лабиринт идти не хотелось. По их виду нетрудно было догадаться, что они смертельно напуганы. Лабиринта они боялись почти так же, как своего хозяина. Но всё-таки Чёрного шамана они боялись побольше. Поэтому пошли в пещеры без звука. Только у одного из глухонемых телохранителей зубы выбивали дрожь, будто от лютого мороза.
Потянулись пещеры. Их освещали вонючие факелы охотников за головами и карандаш-фонари аризонцев. Динозавр не боялся никогда и ничего или почти ничего. Не боялся он и пещер. После всего того, что ему удалось повидать за свою беспокойную карьеру, такие страхи просто смешны. Но здесь ему было страшно. Он два раза добирался по пещерам до Лабиринта ещё с группой профессора Карельсона, и оба раза был на грани паники. Он своими глазами видел, что Лабиринт сделал с ассистентом профессора, который из бравады попёрся туда один. Из него будто высосали кровь. Парень не лишился жизни, чего не скажешь о его рассудке. Что-то в этих пещерах было отталкивающее. Они будто были прихожей в ад. А где сам ад? Лабиринт?
Сержант Бойл попробовал запустить «стрекоз» и запаховых «шмелей», но электроника начала привычно барахлить. Со «стрекозой» связь держалась пятнадцать метров, а потом прервалась.
— Электроника даёт сбои, — сказал Бойл.
— Ни чёрта тут не работает, — кивнул Динозавр. Он прекрасно знал, что электроника в Лабиринте работает из рук вон плохо.
Пещера тянулась за пещерой. Всё глубже люди уходили под землю.
— Куда мы тащимся? — раздражённо спросил Динозавр. — Пещеры и Лабиринт тянутся на сотни километров. И не похоже, что ты знаешь, где их искать.
— Шаман знает. Шаман всё знает. Я чувствую пёсий запах. Это они! Они близко. Они… Они… — запыхтел шаман, глаза его начали закатываться. — Крови мне!
Он вымазал лицо в крови из чаши, которую несли позади него.
— Ха-ха… Они не умные. Они глупцы. Лабиринт умный. Он убьёт этих псов!
— Что ты мелешь?
— Они уже мертвы! Духи Лабиринта взяли их! Ха-ха! Мы придём, отгоним духов и возьмём у них камень! Жалко только, пропадёт их кровь! Ха-ха…
— Куда идти?
— Шаман всё знает. Прямо!!! — заорал он так истошно, что стоящий рядом с носилками сержант-техник подался назад и прошептал под нос:
— Припадочный…
Сомов погибал. Но, в отличие от своего друга, он мог бороться. И он знал, как это делать. Лишь бы хватило сил. Он попытался собрать оставшуюся энергию в шар в районе средней чакры, как учили на «Лысой горе». Не получилось… Силы убывали. Он попробовал ещё раз. На этот раз что-то выходило. Но слабовато. Не получится. Сомов подпитывал шар остатками своих сил. «Здесь нет тепла», — вложил он в импульс, И «вампиры» стали кружиться менее уверенно. «Здесь не дают тепла. Здесь его берут…» И «вампиры» отпрянули.
И сразу стало куда легче дышать, резко прибавилось сил.
Филатов лежал на полу, скребя камень пальцами.
— Э, Серёга, живой? — спросил Сомов, приподнимая своего друга.
Тот потряс головой, привстал, держась за стену. Ладонь его была окровавлена — в беспамятстве он ободрал её о камни.
— Что за чертовщина? Мне показалось, что на нас налетела стая бешеных динозавров. Тех самых, о которых говорили профессора Кондратьев и Аэртов.
— Те не те… Что дальше-то?
— Не знаю. Надо передохнуть. Сомов вытащил карандаш «экспресс-диагноста». Обследовал друга. Потом принялся за себя.
— Поздравляю, у тебя некто высосал треть биоэнергии.
— А у тебя?
— Я обошёлся четвертью.
— Излагай, кто на нас напал. Сомов изложил свою идею.
— Как ты с ними справился?
— Получилось… Помнишь второй год пребывания на «Лысой горе»? Плещеев рассказал историю о дельфинах.
— Хоть убей, не помню.
— Ещё когда человеческое сообщество жило на Земле, на островах Гилберта в южных широтах Тихого океана существовал магический ритуал зазывания бурых дельфинов. В тоже время там жил белый путешественник, переболевший изматывающей жёлтой лихорадкой Ку. Местные лекари, опасаясь возвратной формы заболевания, которая бы точно свела путешественника в могилу, порекомендовали ему питаться дельфиньим мясом. Только оно могло предотвратить возврат болезни. Путешественник обратился к одному аборигену, чтобы тот помог ему достать необходимое мясо. На это абориген сообщил, что у него есть родственник из деревни Кума, который является наследственным зазывалой бурых дельфинов. Этот зазывала мог приводить себя в нужное психическое состояние, когда дух его выходил из тела, находил бурых дельфинов далеко в океане и приглашал их потанцевать на празднике в деревне Кума. Если он правильно произносил секретные слова приглашения, то дельфины с криками радости следовали за ним.