аких случаях санитар-но-бактериологический контроль на Аризоне действовал решительно по отношению к возможным разносчикам инопланетной заразы.
Помогая Малютке Пену деньгами, Джон преследовал свои цели. Зная, что здоровяк не последний человек в местной мафии, Джон надеялся со временем использовать его преступные связи, когда в этом возникнет необходимость. Такая необходимость возникала несколько раз. В результате Малютка так запутался в совместных делах, что попал в полную зависимость от президента. Он стал управляемым. И превратился в тех помощников, которые не продают своих хозяев. К такому положению вещей Малютка Пен не привык, поскольку не считал зазорным всю жизнь продавать всех. Но с Замойски такое не прошло бы.
Южный Бронкс, в котором жили в основном этнические ирландцы, напоминал собой огромный дирижабль, а скорее свифтовскую Лапуту. Он завис на высоте семисот метров над центральной частью города. В нём жило сто двадцать тысяч человек, которые к остальному населению столицы относились с определённой долей высокомерного презрения.
Малютка Пен не был исключением, как и прочие ирландцы, входившие в состав его бандитского клана, считал себя патриотом района и затевал всевозможные дурно пахнущие делишки только в других концах города.
Именно к этому ирландцу и направился Джон, надеясь отсидеться у него до того момента, пока его преследователи не успокоятся и не займутся другими делами.
— Никак мистер Замойски пожаловал, собственной персоной? — осклабился Малютка Пен, отложив в сторону диагностический прибор, с помощью которого определял состояние внутренних голографических схем бытового робота, побывавшего в серьёзной переделке.
Ремонтировал роботов Малютка Пен больше не ради заработка — он ни в какое сравнение не шёл с доходами от преступного промысла. Просто любил это дело. И слыл в нём отличным мастером.
Заметив то, с каким интересом Джон разглядывает поломанную машину, здоровяк пожаловался:
— Житья не стало от этих молокососов — «плоскунов». Что это за роботофобия такая? Любой робот вызывает у них приступ ярости. Так и норовят изничтожить любого металлического парня, который только попадётся им под руку. Видишь, что они сделали с этим другом семьи? Даже бронированный голографический блок вывернули — это ж надо, не менее получаса возиться! Вряд ли мне удастся его полностью восстановить в первозданном виде.
— Поговорим? — тихо осведомился Замойски.
— Э, мистер кредитор, уж не пришли ли вы ко мне за должком?
— За кого ты меня принимаешь, дружище? — притворно удивился Джон. — С должком можно и подождать. Нам ли с тобой деньгами считаться. После всего, что мы вместе творили.
От подобных слов ирландский скупердяй просто расцвёл. Малютка Пен уже дважды собирался предложить своим подельникам устроить Джону безвременную гибель, как-нибудь невзначай подстроив ему несчастный случай, лишь бы только не отдавать долг, Но, как ни обдумывал, не мог найти такой вариант, чтобы не погубить и себя. Очень уж крепко Замойски держал его за горло.
Да и сам Замойски парень не промах. Малютка Пен собственными глазами видел, как Джон накостылял сразу пятерым амбалам, Изуродовать Джона пытались в общем-то ни за что. Если быть точнее, его просто перепутали с одним карточным шулером, на «обработку» которого «фирма» имела заказ. И надо же, чтобы перепутали его именно с Замойски. Отделал Джон всех тогда как мальчишек — не помогли и виброножи, и два пистолета. Среди этих пятерых пострадавших бандитов был и сам Малютка Пен. Ему досталось меньше других, пришлось всего-навсего регенерировать отбитую селезёнку. Это обошлось ему в весьма солидную сумму, и больше тратиться на поправку собственного здоровья владелец мастерской не желал.
Да он ещё и сомневался, что ликвидировать Замойски в состоянии даже специалисты первого класса оплаты в одной из трёх гильдий наёмных убийц города. Когда Пен начал осуществлять с Замойски совместные деловые проекты, то через некоторое время с удивлением понял, что вовсе не обдуривает, как задумывалось сначала, собственного партнёра, а, наоборот, сам угодил в сети паука.
— Мне нужно укрыться у тебя на некоторое время, — взял быка за рога Замойски.
— Зачем? Кто тебе подпалил хвост?
— Кредиторы, Пен. Они, негодяи. Почему все считают, что Джон Замойски держит благотворительное бюро?
— Ты добрый человек, Джон, в этом твоя беда.
— Точно так. В общем, финансовая яма. Я бы расплатился с ними, но неохота кормить дармоедов. И ещё — для этого мне пришлось бы собрать старые долги, — Замойски насмешливо посмотрел на Пена, и тот заёрзал на стуле.
— Ох, эти деньги. Из-за них проходят трещины даже между добрыми друзьями. Хоть в общих чертах, что за кредиторы?
— Ничего страшного. Я задействовал некоторые каналы, и вопрос с ними решу дня через два-три. Хуже, что они ищут везде меня. И даже подключили ФБР.
— Что?!
— Ничего. Полмиллиона кредов — и ФБР в кармане. Ты что, не слышал, что фэбээровцы за деньги способны объявить охоту?
— Слышал, — кивнул Малютка Пен.
Действительно, бывали случаи, когда чины из ФБР, польстившиеся на огромные взятки, открывали охоту на ни в чём не повинных людей — чьих-то должников, каких-то кредиторов. Представители ФБР называли слухи об этом грязной клеветой, но те, кто владел информацией, а Пен относился к их числу, знали, что не бывает дыма без огня.
— Так что ты дашь мне приют, — уже не спрашивал, а утверждал Замойски.
— Хорошо, — кивнул с кислой миной на лице Пен. — Ты же мой друг.
— Да. Спасибо. Дружба — святая вещь, Пен. Ты вон сколько мечтал убить меня, но как истинный друг всё не решался
Пена покрыл холодный пот.
— С чего ты взял?
— Да брось ты. Я не в обиде. Твои мысли — твоё личное дело. Но… Пен, не вздумай шутить сейчас. Иудины серебряники ФБР имеют обыкновение вставать поперёк горла. Если что, я тебя без труда и с того света достану.
— Я всё сделаю как надо, Джон. — Мы же друзья…
«… Что же такое врач в истинном смысле понимания этого слова? Простота, доступность его и здоровым и больным, полное спокойствие и уверенность в себе и своих действиях и, несомненно, знание болезней, их альфы и омеги. А ведь тоже самое, только иными словами, говорил ещё великий Гиппократ».
Никита Фёдорович Сомов — высокий худощавый человек с рыжими волосами и голубыми глазами — поправил на голове обруч электронного фиксатора, которому надиктовывал свой труд, неторопливо шагая по коридорам передвижного госпиталя. Он продолжал думать о введении к будущей монографии по вопросам космомедицины, которое заказала ему инфрасеть Санкт-Петербурга. Многих интересовали методы работы и колоссальный медицинский опыт, накопленный космогоспитальером Сомовым за время его деятельности на ретро-планетах Вселенной.
— Никита Фёдорович! — прервал размышления главного госпитальера высокий широкоплечий брюнет по фамилии Бугров — стажёр из космомедицинской академии, изучавший заболевания детей и подростков на Ботсване. — Жизненно необходима ваша консультация.
— Что произошло? — резко переключил своё внимание с одного дела на другое госпитальер.
— Я ничего не могу поделать с этим вариантом злокачественной лейкемии. Похоже, мы теряем девчушку…
— С каких это пор злокачественная лейкемия вызывает у вас столь пессимистические прогнозы? — осведомился госпитальер. — Ещё двести с лишним лет назад наши коллеги из Института крови предложили вполне доступные для нас с вами методики лечения подобного недуга. Или вы с ними не знакомы?
— Знаком, — проговорил стажёр.
— Ну и?..
— Здесь что-то не так. Я не понимаю, что происходит с моей пациенткой! — Бугров развёл руками. — Все реакции её организма на проводимое лечение не соответствуют стандартным. Клиническая картина заболевания совсем иная, не похожая ни на что известное…
— Э, дорогой мой! Я сам часто впадаю в грех нерешительности и излишнего неверия в собственные силы, но не до такой же степени! У вас есть в наличии чудесная диагностическая аппаратура, которая…
— Ни чёрта не может! — вырвалось у стажёра.
— Та-ак, — протянул Сомов. — Пойдёмте к вашему «сложному случаю». Чем могу— помогу.
Сомов, неодобрительно покачав головой, заспешил к пневмолестнице, которая доставила его на третий ярус госпиталя-автомата, совсем недавно развёрнутого на Ботсване по просьбе её правительства.
Семилетняя Наоми Бурака бессильно распласталась на воздушно-силовой подушке.
— Почему вы не распорядились поместить пациентку в автоматический блок интенсивной терапии? — строго вопросил Сомов у стажёра. — Сколько раз можно повторять, что к больному нужно относиться так, как ты сам бы хотел, чтобы к тебе относились в час болезни… Немедленно прикажите персоналу переправить девочку в спецблок, а я прослежу за исполнением.
Сомов подождал, пока работ-манипулятор осторожно перевёз Наоми в дежурную палату, зарезервированную под приём особо высокопоставленных пациентов с этой планеты, и уложил её на подушку под аппарат искусственного кроветворения.
В воздухе повисли стереоизображения. Посвящённому человеку нетрудно было читать по появляющимся кружочкам, кубикам, цифрам процессы, происходящие сейчас в теле больной. И эти показатели сильно не нравились Сомову.
Прошло пять минут — стандартное время, необходимое для того, чтобы добиться значительного улучшения. Ничего подобного.
— Пульт, — приказал Сомов и уселся в кресло.
Прямо под его пальцами очутился объёмный имитатор пульта. Пальцы, касаясь клавиш, проваливались, поскольку самого предмета не было, он был всего лишь СТ-проекцией. Но управлять при его помощи можно было точно так же, как и при работе с обычным пультом. Многим это новшество было не по душе — пальцы должны ощущать клавиши. Но Сомову больше нравилось работать именно с проекцией.
Пальцы его бегали по несуществующим клавишам. В воздухе возникали и распадались символы и цифры. Сомов жил одной жизнью со своим аппаратом. Он вместе с ним пытался победить тёмный призрак — болезнь, пытавшуюся изничтожить жизнь девочки.