– Лосева и Багирова не трогай. Их людей не трогай. Лучше настоящих преступников ищи. А их не трогай.
– Да я их даже допросить толком…
– Ищите настоящих преступников! – грохнуло в ответ, и пошли короткие гудки.
Соколов в сердцах бросил трубку на аппарат с такой силой, что она подскочила и упала на стол.
– Сука!
С усилием втянув воздух в легкие, чтобы хоть немного остудить обуревающий его гнев, Святослав вернул трубку на рычаг.
И телефон тут же зазвонил. Да какого хрена?! Кого там еще несет?
– Да! – гаркнул он в микрофон.
На том конце провода сначала воцарилась тишина, а затем зазвучал голос, в котором отчетливо слышались нотки растерянности:
– Святослав Иванович… Это я, отец Роман.
– Что случилось? Слушаю! – вздохнул майор. Ему стало стыдно, что он сорвался на ни в чем не повинного человека, да еще и помогающего следствию.
– Святослав, у нас в монастыре… – священник сделал долгую паузу, явно подыскивая нужные слова, а затем выплеснул на одном дыхании: – …жестокое убийство. Скорее всего, ритуальное.
У Соколова на сегодня запас эмоций уже кончился, поэтому он только плотно прикрыл глаза и еще раз глубоко вздохнул:
– Еще чище! Давай подробности. Выезжаем сейчас же. Кто, когда… Ничего не трогайте.
Пока он так говорил, пальцы автоматически набрали на кнопках внутреннего телефона нужный код, и, услышав с той стороны ответ, майор отдал распоряжение:
– Опергруппа – на выезд! Убийство.
Тем временем отец Роман его заверил:
– Нет, мы ничего не трогали. И охрану выставили. А убили нашего трудника… бухгалтера Алешу…
Глава 16
Монастырское подворье засыпал недавно начавшийся снежок. Тускло светили фонари, выхватывая из темноты бревенчатые и оштукатуренные стены построек, каменные дорожки. Выглядело все это как декорации исторического фильма. Или ужастика.
Соколов повернул руль, въезжая во двор через распахнутые ворота, и нажал на тормоз, всматриваясь в плохо освещенную территорию монастыря.
– Вот сюда вам, сюда! – раздался невесть откуда полный волнения голос, и в свет фар выбежал монах в одной черной рясе. Чуть поодаль другой монах тащил под уздцы черную лошадь, запряженную в небольшие сани. Лошадь сопротивлялась и фыркала.
– А ну, давай показывай, – кивнул сквозь лобовое стекло милиционер.
– Вон там, где свет горит, домик! Там Леша наш живет… жил…
Палец монаха ткнул в сторону. Бедняга явно был в шоке: руки у него тряслись, на лице застыло паническое выражение. Впрочем, те обстоятельства, которые привели сюда замначальника УВД, всегда оказывали на нормальных людей такое действие… Потому что подобного не должно происходить. Но происходит. И это страшно.
В такие минуты Соколову было жаль, что он ничем не может помочь и успокоить. Наоборот. Его профессия требовала, чтобы он как можно дальше отстранялся от эмоций, игнорировал их, а нередко и эксплуатировал, оказывая влияние на свидетелей и подозреваемых. Ничего не попишешь, такие обязанности.
Так что, кивнув в ответ на жест монаха, Святослав просто повернул руль и слегка нажал на педаль газа. «Волга» буркнула пару раз и послушно покатилась в нужном направлении.
Остановив машину, майор вышел и осмотрелся. Прямо перед входом в маленький одноэтажный домик застыли несколько монахов. Глаза у них были прикрыты, и, судя по обрывкам слов, которые успел услышать милиционер, направляясь к входной двери, они читали молитву.
Внутри царил полумрак. Пахло церковными благовониями и горящим деревом. В малюсенькой прихожей на табуретке сидел старец в рясе, с длинной белоснежной бородой. Когда под ногой Соколова скрипнул порожек, он повернул голову и посмотрел на гостя светлыми безмятежными глазами. Святослав почему-то почувствовал себя здесь совершенно неуместным и, смущенно кашлянув, представился:
– Майор Соколов, начальник уголовного розыска.
– Здравствуйте, здравствуйте! Я отец Антипа, духовник монастыря. – Пожилой монах поднялся и склонил голову в легком поклоне. – Вот ведь горе-то у нас какое… Убили Лешу. Да зверски-то как…
– Там? – указал глазами милиционер на приоткрытую дверь в глубине домика. Оттуда в прихожую проникал дрожащий свет свечей, а заодно и басовитый голос, читающий что-то нараспев.
– Да. Там сейчас отец Роман. Молитвы читает. Мы не трогали ничего, но там… жутко, конечно. Всего выпотрошили. И кровью измазали. Там все в крови… Не знаю, кто способен на такое…
Отец Антипа сокрушенно покачал головой и перекрестился, будто отгоняя от себя страшный морок. Святослав покивал в ответ на слова священника, непроизвольно провел пальцами по своим шрамам – это движение возникало само собой, когда он нервничал, – и вошел в келью.
Внутри сильно пахло кровью. Так сильно, что даже привычный к этому запаху майор на миг замер. Однако профессиональные рефлексы быстро взяли верх над телесной реакцией, и он быстро осмотрел помещение цепким взглядом.
Комнатка совсем небольшая, метров двенадцать-тринадцать. У окна – заваленный бумагами письменный стол, рядом – большой сейф старой модели. Справа от двери разобранная кровать – хозяин либо не застелил ее с прошлой ночи, либо встал навстречу убийце прямо из-под одеяла. В правом дальнем углу – икона с зажженной перед ней лампадкой. У иконы на коленях стоял отец Роман. Голова его была опущена на грудь, руки сложены. Периодически он осенял себя крестным знамением и негромко читал молитву.
А слева, в противоположном от священника углу… Губы Соколова сжались в белую нитку… Там лежало тело худощавого длинноволосого мужчины. Что-то еще о нем сказать сейчас было сложно, потому что труп походил на результат нападения бешеного зверя, а не на останки человека. Живот – от самой шеи до паха – был распорот, внутренности вывалены на пол отвратительной кучей. Кровь, как жуткое багряное покрывало, оттеняла весь угол, включая само тело и пол. В начинающихся сумерках мало что можно было нормально рассмотреть.
Соколов сделал несколько шагов в направлении покойного. Скрипнул деревянный пол, отец Роман повернул голову. Посмотрев на милиционера, он кивнул, закончил молитву и поднялся с колен.
В очередной раз Святослав подивился богатырскому телосложению настоятеля – тот был минимум на две головы выше его самого и вдвое шире в плечах.
Отец Роман взял деревянный посох (судя по габаритам, тот вряд ли подошел бы кому-нибудь другому) и указал на дверь.
Они вышли в прихожую. Несколько мгновений постояли молча – каждый старался как-то переварить увиденное. Первым заговорил Соколов. Он извлек из кармана свой излюбленный блокнот с заметками, открыл его на чистой странице. Привычные действия позволили ощутить контроль над ситуацией, и на душе стало немного спокойнее.
– Давайте я с вами сразу побеседую, пока опергруппа не подъехала, – начал он. – Чтобы время не терять. Может, по горячим следам что-нибудь и сделаем. Расскажите, где вы были, что видели? Что думаете?
Великан покивал, посмотрел долгим взглядом на отца Антипу и сказал:
– Позвольте, я начну. Я во многом виноват в этом убийстве!
– Отец Роман, ну что вы… – попытался возразить ему монастырский духовник, но тот был непреклонен.
– Да, я! Я! Я игумен монастыря. Настоятель! И вместо того, чтобы сразу, с момента рукоположения начать жить с братией, познакомиться, жить их сердцами, я, погрязнув во прелести, отправился в пещеры и молился все это время.
– Отец Роман, ну так же и я виноват… – не собирался уступать старик, однако реакция настоятеля его явно шокировала – он ожидал совсем другого. Отец Роман глянул на него осуждающе и провозгласил:
– Конечно, виноваты. Да, отец Антипа! Вы духовник, лекарь душ человеческих. Вы должны были знать, что что-то у нас неладно. Должны были предотвратить!
Отец Антипа сделал шаг назад, распахнув свои светлые глаза, полные ужаса и обиды:
– Не судите, не судите, отец Роман, да не судимы будете.
– Буду судить! – отрезал богатырь непреклонно. – И сам буду судим, потому что не остановил руку убийцы! Потому что, вместо того, чтобы быть с братией, я целых три дня в пещерах просидел. Пытался молитвой спасти монастырь. Три дня назад словом пытался спасти людей от греха убийства. Нет, не спас! Не спас! Пришло время, когда не словом Божиим надо защищать людей, но делом! О том отец Иона и говорил!
Произнося свою пламенную речь, отец Роман подходил к духовнику все ближе, а посох его постукивал все громче. Соколов понял, что оба отца сейчас на грани срыва и произойти может всякое. Чтобы не допустить этого, он решительно ступил между ними:
– Так, все, хватит. Давайте с этим бичеванием на исповедь. Мне факты нужны.
Монахи словно очнулись, со стыдом взглянули друг на друга и смиренно опустились на табуреты, стоящие у небольшого столика. Майор вытащил из кармана диктофон, включил его, положил между монахами и тоже сел.
– Кто где был, и о покойном тоже. Протокол я потом оформлю, сейчас время дорого.
– Алексей Никитский не монах. То есть не монах, – первым заговорил отец Антипа, усердно избегая встречаться глазами как с настоятелем, так и с милиционером. Видно было, что он расстроен, и обижен, и напуган, и все одновременно. Но вместе с тем говорил старик четко и собранно: – С нами он недавно. Года не прошло. С января прошлого. Он сам из Красноярска, кажется. Пришел к нам вроде как трудником, но сослался на слабое здоровье и предложил с бухгалтерией помогать. А к нам как раз проверки из епархии зачастили – отец эконом с бухучетом совсем не справлялся. Ну, вроде наладил он у нас всю отчетность эту, компьютер поставил. Вон, придумал музыку на пластинки записывать и продавать. При детдоме предложил основы экономики для ребятишек читать. Детям вроде нравилось. У нас где еще экономике-то поучишься? Они к нему даже сюда заходили, он математику им помогал делать, у кого не ладилось.
– Братья Закон Божий читали, а он предложил еще и экономику, и математику, – подтвердил слова духовника отец Роман.