По ходу разговора заметно было, что оба священника понемногу приходят в себя. Насколько это было возможно в подобных обстоятельствах. Голос отца Антипы немного окреп и перестал дребезжать от напряжения:
– Да и в исповедях… Я, конечно, тайну открыть не могу, но скажу, что там ничего такого не было… Послушником он не был, так и жил здесь особняком, в этом домике. Мы вроде и не противились – помогал он нам с бухгалтерией.
– Да не должно такого быть! Не должно! Он же не послушник! – возмутился отец Роман. Однако Соколов не дал ему разойтись, задал духовнику следующий вопрос:
– А деньги он где хранил?
– В сейфе. В келье у него стоит.
– Закрыт, я посмотрел, – добавил настоятель.
Соколов кивнул и, сделав еще несколько пометок в блокноте, обратился к отцу Роману:
– А про само обустройство монастыря расскажите. Кто мог войти сюда? Где кто живет? И где вы сами были?
– Я в пещерах был. – Отец Роман пожал плечами. – Молился. Это еще от первых подвижников осталось. Дело-то в чем: мне, когда я еще у себя жил, приснился старец – отец Иона, прошлый наместник монастыря. Он мне и сказал, чтоб я ехал сюда, сменил его. Потому что будет много крови и что нужно ее остановить. И я, ничтоже сумняшеся, сразу отправился в пещеры Бога молить остановить кровопролитие…
Лицо великана сделалось отстраненным, бледным и пустым. Он поглядел ничего не выражающим взглядом куда-то вдаль и закончил:
– А оно только началось. Здесь во всем городе в воздухе смерть витает.
Святослав с отцом Антипой переглянулись. Милиционер решил не обращать пока внимания на странные слова настоятеля и попытался сгладить впечатление от них, излишне бодро заявив:
– Так. Ну, надо остановить! Надо. Остановим!
Но прозвучало это странно и наигранно. В итоге он смущенно кашлянул и снова заговорил о насущном:
– Давайте про монастырь.
– Ну что, – опять взял слово пожилой духовник. – Братии всей у нас немного – пятьдесят четыре человека. Они все живут вот тут – за воротами. В десять вечера ворота закрываются…
– Ну, я нарочно сейчас посмотрел, там забраться через забор и ребенок сможет.
– Ну да, сможет, конечно. Так вот, вся братия живет в одном здании, каждый в небольшой келье. Есть еще пещеры. Там раньше схимники жили. Там и мощи покоятся. Но сейчас там никто не живет – заброшены они, да и духу не хватает.
– Веры. Веры, а не духу! – опять вклинился настоятель, качая головой.
Отец Антипа не стал спорить и покаянно потупился:
– Так и есть – маловерные мы.
– Хватит, уймитесь, – не выдержал уже Соколов и сам уставился на отца Романа осуждающим взглядом. Совсем рехнулись святые отцы со своими обвинениями. Пусть без него друг другу бороды рвут, а сейчас поважнее занятие есть. – Отец Антипа, продолжайте.
– Распорядок у нас на основе Валаамского устава. В четыре утра ударами в било и в будильный колокол братия призываются к утреннему богослужению. Затем следуют утреня, часы и Божественная литургия, которая заканчивается в начале девятого. После утреннего чая и краткого отдыха братия отправляется на труды послушания. В час дня – обед, в пять пополудни совершается девятый час и вечерня, затем – ужин и повечерие с присовокуплением трех канонов и акафиста. В начале девятого братия отправляются в кельи. В девять часов вечера ударом колокола начинается час безмолвия, во время которого иноки совершают келейное правило, состоящее из Иисусовой молитвы и поклонов.
Святослав быстро все записал за священником, а когда тот закончил, спросил:
– Кто и когда обнаружил тело?
Старик указал на входную дверь:
– Брат Григорий. Он там, на улице стоит.
– По его показаниям, – снова заговорил отец Роман, – пошел в 21:30 к Алексею, передать диски для записи. Постучал, произнес вслух молитву «Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас». Входить у нас можно только в том случае, если из-за двери ответят: «Аминь». Из-за двери никто не ответил. Брат Григорий решил войти и оставить диски у входа на столике. Вошел… ну, и тут опять пример разгильдяйства. Вошел и начал орать: «Леша! Леша!» Свет видел в окошке, ну и начал орать. Ему никто не ответил, понятно, он и вошел в комнату, хоть и не положено. И – в обморок сразу!
– Но ведь если бы он не вошел, тело бы не обнаружили еще несколько дней! – заметил Соколов. – Преступник бы замел следы!
– Да он и так все замел.
Уверенность отца настоятеля, похоже, была непробиваемой. Майор вздохнул и, не вступая в дискуссию, задал следующий вопрос:
– А ценности где хранились у монахов?
– Личного ничего у нас не было, – пояснил отец Антипа. – Все общее. Ценностей не было никаких. Деньги все у Алексея хранились. Если кому что надо – в городе чего купить, скажем, – он по благословлению игумена выдавал.
– Кроме монахов, кто еще здесь жил?
– А, забыл совсем. Несколько послушников у нас жили, это которые приняты в братию, но еще не пострижены в монашество. Трехлетний искус для таких устанавливается. И трудники еще – они даже не братия, просто трудились у нас. Во славу Божию, может быть, утвердиться в вере, в православии. Может быть, они пока только думают принять постриг. Они за стенами монастыря живут, в деревянном доме. Там типа казармы, рядом с конюшней. Их человек двадцать живет. Алексей как бы к ним относился, но мы ему разрешили в обители жить, отдельно.
Тут снова отец Роман не выдержал и, перегнувшись через стол, ткнул старому духовнику пальцем чуть ли не в лицо:
– А жил бы вместе со всеми – уберегся бы. Почему вы его так выделили?
– Помогал он нам…
– Ну, я с отцом экономом еще поговорю.
– А можно поподробнее про трудников? – вклинился в перепалку монахов Соколов. Если не получается сдерживать хлещущее через край возмущение отца Романа, то можно попытаться направить его хотя бы в полезное русло. И, похоже, это сработало. Настоятель снова сел ровно и ответил:
– От них что требуется – оставление вредных привычек, несоответствующей речи, дисциплина при выполнении трудовых послушаний. Главное, чтобы посещали богослужения, причащались регулярно – на каждой литургии.
– Так, пошлите к ним кого-нибудь, чтобы никуда не уходили. Сейчас опергруппа подъедет, с ними поговорить надо.
– Уже сделали.
У Соколова на языке крутился следующий вопрос, но задал он его не сразу. Как бы снова у монахов спор не разгорелся… Хотя избежать его все равно, похоже, не выйдет, так что и нечего оттягивать неизбежное.
– А почему все же Алексей ваш в отдельном домике жил?
– И в самом деле почему? – тут же подключился настоятель, но майор сразу же сделал ему останавливающий жест рукой, мол, не сейчас, пожалуйста.
– Я даже не помню… – стал вслух раздумывать отец Антипа. – Ну, деньги ведь у него хранились, там товары, если на продажу делали… Он сам благословления у отца Ионы испросил, тот и не перечил вроде бы…
– В общем, выходит, что любой мог к нему войти и никто бы этого не заметил?
– Получается, что так. Но ведь, товарищ майор, можно подумать, у нас деньги незнамо какие? Копейки же! Еле-еле на еду хватало. Подаяния? Да не было их толком. Мы же сами в основном все растим. Если что – с дисков этих, да еще вон зверюшек деревянных отец Никита вырезает. Какая с них выручка? Медный грош! Думаете, никто этого не знал? Даже если и грабить, зачем же его, душу невинную, так потрошить-то надо было?
– Да не ограбление это, – махнул рукой отец Роман. – Закрыт был сейф, я посмотрел. Ключ лежал где всегда – внизу, за ножкой. Я открыл – деньги все там лежат, в сейфе. Капиталы невеликие – четырнадцать тысяч пятьсот рублей.
– Ну, не надо было ничего трогать! – воскликнул в сердцах Соколов. Однако гигант не обратил на его слова никакого внимания. Вцепившись взглядом в Святослава, он произнес с нажимом:
– Не там вы искать собрались, не там. Вы что же, очи к миру горнему не воздымали?
Секунду милиционер сидел, уставившись на собеседника, а затем, хлопнув себя по лбу, бросился назад в комнату покойного. Распахнув дверь, он посмотрел на потолок и обомлел. Большими, немного потекшими буквами там было написано: «Проклятъ». Судя по почти черному цвету надписи, писали кровью.
Но привлекло внимание Соколова даже не это, а то, что буква «о» в слове отчетливо выделялась. Она была нарисована двумя окружностями, и внешний круг по размеру значительно превышал внутренний. Форма казалась откровенно странной и выпадающей из стилистики остальных частей слова. «Похожа на пончик», – подумал майор, но решил оставить предположения и ассоциации экспертам.
Глава 17
В кабинете замначальника УВД проходило экстренное совещание.
– Итак, товарищи офицеры, – начал Святослав, как только подчиненные расселись по своим местам. – На повестке дня уже второе за месяц убийство. Алексей Никитский, трудник монастыря, бухгалтер и преподаватель экономической теории в детском интернате. Человек тихий, скромный, добрый. Очень замкнутый. Друзей и врагов не имел. Убит зверски. Деньги не взяты, на потолке написано: «Проклятъ». Сперва спрашиваю вас так, без фактов: зачем надо было его убивать?
Как уже не раз бывало на прошлых совещаниях, первым голос подал Раткин:
– Ритуальное убийство.
– Не только, – посмотрел на него Соколов.
Сложно было не заметить, что капитан – человек инициативный и деятельный. И это поначалу казалось майору немного странным, так как движения, манера говорить и общая… «динамика», если можно так выразиться, у Раткина были совсем не быстрыми. От такого человека ожидаешь, что и делать он все будет медленно. Но – нет. Усатый соображал быстро и реагировал тоже почти всегда первым. Это Святославу в нем нравилось, потому как требовало опыта и известной смелости.
– В общем, так, – продолжил между тем он свою мысль. – Мы, похоже, имеем дело с серийным убийцей. С маньяком. Или группой маньяков. Это пока предположение, но если мы эту связь найдем, тем проще нам будет и их самих разыскать. И остановить. Об этом и характер убийств говорит, и послания. Еще варианты? Семичастный, что вы думаете?