вую реакцию медика. Ему принесло облегчение уже то, что перед ним стоял живой человек. А кривая ухмылка… Эта профдеформация наблюдалась у многих медиков, часто сталкивающихся со смертью. Защитная реакция, чего тут обижаться?
– И расскажите мне подробнее, как там и что.
Лицо судмедэксперта сразу приобрело деловое выражение:
– Ну что, общую картину могу сообщить.
Она повернулась, как волк, всем своим грузным телом к оперативнику с камерой и окликнула его:
– Саша, если все зафиксировали, давайте снимайте тело! – А потом снова заговорила со Святославом: – В общем, ситуация такая. Обоих оглушили сначала – гематомки там имеются на головах. Смею предположить, это в городе было, они упали на землю, руки грязные, одежда – их волоком тащили. Но это точно потом выясним, где было. Скорее всего, за карьером…
– Ясно, продолжайте!
– В общем, связали руки и ноги скотчем, заклеили рты и потащили волоком. Скорее всего, до машины – это тоже криминалисты потом скажут. Вот. Сюда привезли. Потом вытащили. Здесь убийцы отесали молодую сосну. Затем… вы готовы, товарищ майор?
Зарубова внимательно посмотрела в глаза Соколову, будто стремясь доподлинно удостовериться, что тот не хлопнется в обморок или не сблюет, как недавно Раткин.
– Вполне, – уверенно кивнул тот в ответ.
– Отлично… Затем убийцы взяли парня и через задний проход насадили на получившийся кол. Под тяжестью тела наконечник прошел через туловище, не повредив внутренние органы и не вызвав обильной потери крови, и вышел в районе правой ключицы.
– То есть он был жив?
– Да. Агония продолжалась долго. Все это время жертва была в сознании. Девушка сидела вот здесь и была вынуждена глядеть на мучения парня. Ее привязали скотчем к другому дереву, напротив. Вот, видите? Скотч еще остался на стволе. Но это еще не все, как видите. Когда острый наконечник кола вышел из тела жертвы, а его ноги стали доставать до земли, убийцы взяли валун… ну их тут, как видите, много валяется… – Судмедэксперт сделала широкий жест, обведя поляну рукой. – Местность такая, каменистая… Валун весом в… семь килограммов. Бросили в девушку. Попали в грудь. Потом второй. В плечо. Третий – в колено. Четвертый – он же последний – в голову.
По ходу рассказа лицо Зарубовой становилось все мрачнее, нетрудно было догадаться, что и ей, при всем ее богатом профессиональном опыте, тоже не по себе от подобного зверства.
Святослав кашлянул, чтоб хоть как-то отвлечься от жуткой картины, и спросил:
– Как быстро парень умер?
– Несколько часов, я полагаю. Под давлением своего веса жертва постепенно нанизывалась все глубже и глубже на кол. – Медик потерла переносицу и добавила: – Всю подробную информацию сообщу только после исследования тел.
– Давайте опознание сначала проведем, – предложил майор. – Вроде личности установили. Везите тела в морг, скоро родители подъедут.
– Хорошо. Кто из ваших будет на опознании? Желательно человек с крепкими нервами, дело такое.
– Да, понятно, – тяжело вздохнул Соколов, окидывая придирчивым взглядом подчиненных, работающих на месте преступления. – Я сам, наверно, проведу опознание, заодно допрошу родителей. Ну, или ребят подберем кого. Вон, Рому Семичастного.
Соколов, перед тем как закончить разговор, поинтересовался:
– У вас есть какие-нибудь комментарии?
– А какие тут могут быть комментарии? – пожала плечами врач. – Убийцы или убийца не просто профессиональный палач, кат и пыточных дел мастер. По поводу состояния его психики я просто теряюсь. Нужно вам с судебными психиатрами поработать. Не думаю, чтоб он просто так убил этих детей. Какая-то система у него есть.
Святослав посмотрел на Зарубову долгим взглядом, сомневаясь, говорить или нет, но в конце концов решил-таки сказать, что думает.
– Анна Никитична, вы уж извините, – осторожно начал он, – но я так и не могу в вас разобраться. Вы… такой профессионал, но… все же вы, извините, женщина… И…
– Я поняла, товарищ майор.
На ее губах с преждевременными морщинами заиграла уже знакомая майору ухмылка. «Легенда» сделала долгую затяжку, докурив «Приму» почти до самых пальцев, и будничным голосом произнесла:
– В Грозном я жила. Насмотрелась. Там и профессионализм приобрела. И детей там же похоронила.
Бросив на землю окурок, она впечатала его в снег и, не оглядываясь, пошла к своим подчиненным. Соколов смотрел ей вслед, переваривая услышанное. У него возникло стойкое ощущение, что Медвежий намеренно собирает вместе людей, переживших слишком многое и насмотревшихся на такие ужасы, которые и не снились простым смертным… Только собирает он их отнюдь не для того, чтобы дать отдохновение их истрепанным душам. Кажется, что сюда же стекаются и вся грязь человеческая, вся боль, страдания и извращения, на которые может быть способно двуногое существо. И тогда встает вопрос: а человеческое ли это? А еще – что должны сделать те, кто и так уже пережил невозможное? Ведь должен же быть во всем этом хоть какой-то смысл!
Во рту что-то скрипнуло – Святослав очнулся от невеселых дум, сообразив, что слишком сильно сжал челюсти. Черт! Не время сейчас для философствований.
– Так, товарищи офицеры! – скомандовал он, повысив голос. Нырнуть с головой в работу – самый верный способ обрести душевное равновесие. Пускай и на время. – Поскольку очевидно, что убийца тот же самый, значит, он должен оставить послание! Ищем записку!
– Нашли уже, – прозвучало из-за спины майора, он повернулся на голос.
Рядом с ним стоял один из криминалистов и показывал пальцем на дуб, к которому были привязаны убитые перед смертью. На потрескавшейся от времени коре была вырезана большая литера «О» или, возможно, ноль.
Пока Соколов рассматривал символ, криминалист пояснил:
– Было вырезано, скорее всего, топором. Приблизительно как раз в момент убийства, то есть сутки назад.
Майор кивнул, но по отсутствующему выражению лица было видно, что он о чем-то крепко задумался.
– Та же загадка, – произнес он. – Ноль.
– Так точно, – подтвердил криминалист.
– Раткин, – обратился Святослав к подошедшему капитану, который, похоже, уже пришел в себя после первого шока, – что это?
– Ноль. Или буква «о».
– Так. Еще что? Колесо, бублик. Солнце.
Усатый нахмурился, внимательно рассматривая знак на коре.
– Рот кричащий. Губы.
– Они не кричали, – отрицательно покачал головой криминалист. Он тоже стоял рядом и глазел на странное послание. – Рты были заклеены скотчем, а в нем отверстие небольшое для воздуха. То есть, может, и кричали, только не слышал никто.
Подумав немного, майор добавил:
– Бесконечность.
– Не, бесконечность – это же как восьмерка, – возразил ему Раткин.
– Ну, это в математике, а так – тоже бывает. У кольца нет конца.
– Интересно, – протянул Соколов, по привычке потирая шрамы на лице. – Пытки бесконечные? Муки и в жизни, и после смерти, что ли?
Криминалист кивнул:
– Круг ада.
– Так. – Майор сделал несколько пометок в своем блокноте, затем снова обратился к собеседникам: – Еще тема – убитые же видели это кольцо?
– Скорее всего, да.
– Может быть, оно о чем-то им должно напоминать? Или, правда, говорить о том, что страдания их никогда не кончатся? Ладно, с этим ясно. Еще что?
– Отверстие, – подкинул мысль Раткин и подергал себя за ус. Похоже было, что он не слишком привык принимать участие в подобных мозговых штурмах, но процесс его, бесспорно, увлек.
– Скорее, два отверстия, – уточнил Святослав, – одно в другом.
– Может, это… ну, как бы… убийство символизирует? Типа кол – это вот это кольцо, ну а внешнее отверстие…
Капитан сделал многозначительную паузу, намекая на способ убийства парня. Все-таки провинциальное воспитание давало о себе знать: некоторые слова или действия оставались для усатого милиционера неприличными даже в контексте расследования преступления. Но тут уж вряд ли можно было что-то поделать – такое уж воспитание, впитанное с молоком матери.
– Может быть, – согласился Соколов, не обратив внимания на неловкую заминку подчиненного. – А может быть, знак. Будем думать, короче. Так.
Майор захлопнул блокнот и в упор посмотрел на Раткина оценивающим взглядом.
– Ты, Ваня, я вижу, с нервишками не очень дружишь, – констатировал он без всякого осуждения, но усатый сконфузился. Не обращая внимания на смущенное сопение, Святослав направился к своему второму заместителю и по дороге сказал: – Давай-ка Рому Семичастного направим на опознание. Что там родители?
– Да я ничего, товарищ майор, – не собирался сдаваться Раткин. Он автоматическим жестом огладил свои усы, будто заряжаясь храбростью, и произнес с настойчивостью: – Мы вдвоем лучше пойдем. Там же кобздец будет вообще… Родители парнишки уже вылетели. Скоро будут.
– Хорошо, – согласился Соколов и бросил одобрительный взгляд на подчиненного. Затем вернулся к делу: – Он дома сейчас?
– В школе.
– Отработайте школу и – на опознание. Там в принципе должно нормально пройти. Тело все не открывайте. Лица вроде не обезображены. А вот с этим колесом, – майор постучал пальцем по блокноту, – разобраться надо.
Из кармана раздался приглушенный звонок мобильного.
– Да, – поднял трубку. – Здравствуй, Иван. Что нашел? О, отлично! Конечно, приеду! Да, через час, думаю, смогу. Хорошо, до встречи.
Сунув телефон обратно в карман, Святослав повернулся к Раткину и усмехнулся:
– Видишь, содействует мне добровольный помощник!
Глава 23
В морге сильно пахло антисептиком. По идее, ничем другим тут пахнуть и не могло, однако чудилось, что сквозь этот навязчивый больничный флер нет-нет да и пробивается еще более тошнотворный – запах крови и разложения. Подобного не могло быть, но Семичастный мог поклясться, что на сто процентов ощущал эти неприятные ароматы. Помимо запахов, здесь был еще и свет – резкий, холодный и… бездушный – такой, что хотелось поскорее выбраться на улицу. Даже невзирая на то, что там вовсю лепил снег, ветер сек лицо похлеще нагайки, а тусклый свет солнца и желтые пятна фонарей казались более живыми и теплыми.