– Преступил клятву… – кивнул монах, озвучивая очевидную мысль, которая его, судя по всему, сильно расстроила.
– Да. Земля улинов была присоединена к Российскому государству, а они сами были крещены. Чекан же, понимая, что должен искупить свой грех, ушел в монахи. Отказался от почестей и царских наград. Он принял обет молчания и в одиночку за тридцать лет выкопал те самые пещеры, на которых сейчас стоит наш монастырь. Потому их и называют Чекановы пещеры.
Соколов потер шрамы на лице и провел по своим стриженным почти под ноль волосам рукой. Было видно, что его посетила какая-то мысль, над которой он крепко задумался. Поглядев в разные стороны музейного зала на экспонаты, мимо которых они прошли за время разговора, он наконец-то спросил:
– А эта легенда горожанам известна?
Вопрос прозвучал буднично, без нажима, но отец Роман внимательно посмотрел на товарища и кивнул, будто соглашаясь с догадкой.
– Конечно, – подтвердил Петр Сергеевич. – Наш бывший директор краеведческого музея… – Лицо ученого сморщилось, будто он проглотил что-то ужасно горькое или кислое. И хотя он постарался быстро справиться с этой конвульсией, удалось ему это плохо. Сразу становилось понятно, что этот самый «бывший директор» вызывает у краеведа самые нелицеприятные чувства. – …Написал пару исследований… Надо ли говорить, что он использовал исключительно мои материалы!
Петр Сергеевич быстро засеменил к столику смотрителя зала, за которым сейчас никого не было, и поднял стопку книжек, которые там лежали.
– Вот эти книги я вам приготовил… То есть ситуация с убийством – абсолютно идентичная ритуалу древних язычников.
Соколов взял верхнее издание и стал перелистывать страницы, останавливаясь на иллюстрациях и сравнительных таблицах.
– По этой легенде получается, – произнес он задумчиво, – что городок этот проклят как христианским Богом, так и древними языческими богами?
– Получается, что так. И вот как раз про язычников-то я и хотел поговорить. Дорожка-то к ним ведет! А еще точнее, к нашему бывшему директору!
На последней фразе краевед сделал обличающий жест, в котором было слишком много пафоса и театральности, что выдавало сильное волнение. Похоже, на душе Петра Сергеевича обида и нелюбовь к бывшему начальнику копились годами, и сейчас он почувствовал, что сможет поймать своего врага, что называется, «на горячем».
– А с вашим этим бывшим директором можно поговорить? – поинтересовался Соколов, продолжая листать книгу и поглядывая краем глаза на взволнованного историка.
Тот неожиданно рассмеялся, а в ответ на вопросительный взгляд пояснил:
– Можно. Только у него, как бы это сказать…
– Говорите как есть.
– Короче говоря, он так в этой своей истории закопался, что уже полностью туда переселился.
– Помешался, что ли? – уточнил отец Роман.
– Он и раньше был не того, – кивнул ученый. – А сейчас – совсем.
Святослав захлопнул монографию бывшего директора:
– Можете рассказать поподробнее? Где его можно найти? И как его зовут?
Петр Сергеевич снова запер под стекло старинный фолиант. И пока щелкал ключом в замке, ответил:
– Найти его можно в избушке в Северном лесу, верст пять через чащу. Звали его Иван Евгеньевич Греков, доктор исторических наук. А сейчас его зовут волхв Яромир, верховода языческой общины «Стрелы Улина».
Глава 25
Найти общину оказалось делом нехитрым. Казалось, каждая собака в Медвежьем знает, где она находится. Так что отец Роман со Святославом добрались туда довольно быстро.
Идя следом за монахом по большой поляне, майор смотрел по сторонам и чувствовал себя как будто на съемках исторического блокбастера. По краям прогалины стояли деревянные идолы, вырезанные искусно и аккуратно. По тому, что дерево, из которого они были сделаны, уже успело потемнеть, можно было предположить, что стоят они тут далеко не первый день.
В центре поляны возвышался огромный костер. Жар от него расходился во все стороны, а языки пламени наверху превращались в прозрачное дрожащее марево, растворяясь в дневном свете.
На противоположной стороне поляны стояла большая изба. Резные наличники, хорошо подогнанные бревна, на крыше плотными рядами уложено свежее сено. Для полноты картины на гладко обтесанном крыльце сидел полосатый кот и лениво вылизывал лапу. Прямо картинка с открытки для туристов – любителей славянского антуража.
Людей на поляне тоже хватало. И они производили самое противоречивое впечатление. С одной стороны, Соколов видел в основном молодых парней и девушек, здоровых, румяных, полных сил. Все наряжены в народные костюмы, явно самодельные. А с другой стороны, из-под всех этих исторических нарядов отчетливо виднелись камуфляж военной формы, кроссовки на ногах и тяжелые армейские ботинки.
Многие из местных были заняты тренировкой: боролись, боксировали, кто-то даже на ножах фехтовал. А другие, видимо, отдыхали: несколько человек плясали под бравурную мелодию, которую один из парней выводил на гармошке.
Веселящийся молодняк милиционера не заинтересовал, а вот тренирующиеся… Особенно крепкий мужик, лет шестидесяти, который выкрикивал резкие распоряжения и вообще выглядел местным заправилой. На нем были богато украшенная домотканая рубаха и мохнатая шапка темно-коричневого цвета. Из медведя, что ли?
Общинники не сразу заметили гостей, а когда наконец обратили на них внимание, все движение быстро пошло на убыль и вскоре совсем остановилось. Люди замерли, их взгляды устремились на незнакомцев.
Соколов почувствовал себя под таким пристальным вниманием немного неуютно и даже порадовался, что одет в штатское. Почему-то показалось, что будь он в форме, реакция местных неоязычников была бы куда менее дружелюбной. А вот отцу Роману, похоже, этот напряженный интерес был совершенно нипочем. Он, не сбавляя шага и привычно опираясь на посох, направился к мужику в шапке. Судя по всему, монах тоже решил, что этот дед и есть местный старшина (или старейшина), тот самый бывший директор краеведческого музея, а нынче волхв Яромир.
Из толпы стали доноситься шепотки, смешки, кто-то даже показал на гиганта в рясе пальцем.
– Эй, святой отец, пошли поборемся! – крикнул бритый наголо парняга, перекидывая из руки в руку охотничий нож.
Отец Роман поглядел на него без всякого выражения, стало очевидно, что смельчак настоятелю не соперник. Видимо, лысый и сам это почувствовал, потому что улыбка сползла с его лица, он перестал подбрасывать нож и нахмурился.
– Нет, сынок, – между тем спокойно ответил отец Роман. – Для меня важнее борьба духа. Борись телом, пока молодой.
Вместе со всеми следил за пришельцами и Яромир. Он демонстративно сложил руки на груди, а когда одетый в черное инок и Святослав подошли ближе, театрально спросил:
– Зачем ты пришел сюда, служитель Распятого? И ты, служитель князя?
– Давай отойдем. Есть разговор, – предложил Соколов, но получил в ответ лишь ледяной взгляд.
– Говори здесь – у меня ни от кого нет секретов.
Однако не успел майор и рта раскрыть, как Яромир кинулся в словесную атаку. Но не на милиционера, а на священника.
– Все повторяется, да? – все с таким же пафосом спросил он и, не дожидаясь ответа, направил обличающий перст в грудь отца Романа. – Всего несколько сотен лет назад на этом месте так же резвились веселые молодые язычники, радовались, смеялись солнцу. И так же пришли священники в черных рясах, так же завидовали их счастью! Но тогда им удалось перекрестить язычников, потому что за ними шли войска князей и царей! А сейчас не получится! Все, прошло ваше время! Нет за вами войск и не будет больше никогда! Молодые бегут из ваших душных скучных церквей! Они идут сюда – резвиться на родные поляны!
Было похоже, что Соколов Яромиру вообще не интересен – все его внимание поглотил настоятель Медвежского монастыря. Соперники смотрели в глаза друг другу так пристально, что несложно было представить, будто они сцепились в смертельном захвате и пытаются задушить один другого. Однако голос отца Романа, когда он заговорил, звучал спокойно:
– Да, это так. Конечно, веселее и интереснее проводить обряды с шутками и прибаутками, с состязаниями и забавами, с братинами медовухи и пива. Сложнее смирять свой дух и говорить с Богом – часами, не сходя с места в тесном храме.
– Да! – Яромир с вызовом вскинул голову.
– Ты даешь людям, уставшим от серой реальности, радостный и веселый мир, где они вдруг становятся могучими русичами с красивыми именами.
– Да!
– Я веду людей вверх. А ты вниз. Вниз идти легче. Потому у тебя и больше людей.
– Ты думаешь, что низ – это верх, потому что стоишь вниз головой.
– В вере решает сердце.
– Веселиться, радоваться, петь – это естественно для человека! – Яромир сделал широкий жест, обращаясь к своей пастве, и та послушно загоготала в ответ, поддерживая предводителя. – А ныть и каяться, – продолжал он, – естественно только для старух, которые и без того скоро сдохнут!
– Не обольщайся, – позволил себе усмехнуться отец Роман. – Из твоей избушки эти сто человек кажутся морем. Но это всего сто парней и девчонок, которые думают, что уже познали жизнь. По сравнению с океаном православных это пылинка.
– Скоро этот океан превратится в ручеек, а потом и высохнет!
– Не высох при монголах, поляках, немцах, французах. Не высохнет и сейчас.
– Хорошо тебя научили искусству спора! – в свою очередь растянул губы в улыбке Яромир. Соколову сложно было понять, искренне волхв радуется умелости оппонента или только пытается под маской веселья скрыть злость. – Мы, русские, прямодушные, хитрить и юлить не умеем! Говори, зачем пришел.
– Ты знаешь легенду об основании города? – спросил монах.
– Конечно. Я же писал об этом несколько книг.
– Ты знаешь, что убили моего человека в монастыре. Убили точно так же, как того дьяка в языческом ритуале улинов. Я думаю, ты знаешь подробности?
– Ха-ха-ха! – зашелся смехом бывший директор музея. – Вы даже книгу мою не читали?