– Нет. Я решил сам прийти к тебе. Ведь не всякое можно написать в книге.
Отец Роман сохранял невозмутимость и спокойствие. На его фоне пафосная поза Яромира смотрелась особенно комично. Вероятно, он и сам это понял, потому что внезапно оборвал смех и заговорил нормальным тоном:
– Не всякое. Но про это я написал в маленькой брошюрке. У нее небольшой тираж, и не всякий ее читал. Официальная версия, конечно, осталась такой, что думный дьяк Феофан Маслов был слаб духом и телом, чревоугоден и к пьянству зело пристрастен. И якобы это и явилось одной из причин того, что язычник его победил в честном бою.
– Да, так нам и сказали в музее, – подтвердил майор, хотя Петр Сергеевич в подробности о дьяке не вдавался. Тем не менее Святославу показалось неплохой идеей поддакнуть Яромиру. Тому, очевидно, нравилось быть правым, а подобные люди куда охотнее делятся информацией, если с ними соглашаются.
– Кто сказал? Петруша?
Губы бывшего директора краеведческого музея снова сложились в улыбку, только теперь она была пустая и неприятная.
– Да, Петр Сергеич.
– Он клинически бездарен, – кивнул Яромир. – Его удел – историю в лестехе преподавать. Он не видит саму суть истории! И не может прошлое связать с настоящим!
– А ты можешь? – с явным сомнением в голосе поинтересовался отец Роман.
– Могу, – вскинулся Яромир. – И вот что я скажу: проверь-ка ты получше того человека, кого убили по медвежьему ритуалу. Потому что тот самый дьяк, которому улинский шаман вырвал внутренности, был не только пьяница и трус. В одной долго и тщательно скрываемой летописи, основанной на отчете казачьей экспедиции, написано черным по белому… – Яромир сделал долгую паузу, безотрывно глядя в глаза настоятелю монастыря и, когда убедился, что тот слушает с должным вниманием, закончил: – …думный дьяк Феофан Маслов был одержим смертным грехом мужеложества, будучи падким до отроков… Тут ищите.
Монах и милиционер нахмурились – такого поворота никто из них не ожидал. А Яромир, удовлетворенный произведенным эффектом, усмехнулся и махнул рукой, будто самодержец, отпускающий надоевших холопов:
– А теперь идите! Не портите нам праздник!
Роман со Святославом без возражений двинулись восвояси, обдумывая услышанное. Похоже, история становилась еще запутаннее и неприятнее, хоть и казалось, что дальше уже некуда.
Когда двое мужчин вышли из леса к дороге, у Соколова зазвонил мобильный. Он поднес трубку к уху и минуту слушал, сосредоточенно хмурился, а затем кивнул:
– Ага. Так, вы отпечатки пальцев у этого Никитского брали? По базе пробили? Ну а почему не взяли? Сколько дней? Ну, слава богу. Приказываю произвести эксгумацию, взять отпечатки пальцев, слепки зубов. Отправить на экспертизу. Разрешение у прокуратуры получено, Чуб дал добро.
Из трубки доносился взволнованный бубнеж, отголоски которого долетали даже до отца Романа, хотя слов он разобрать не мог. Но майор слышал все прекрасно, и, похоже, сказанное злило его все больше и больше. В конце концов он не выдержал и воскликнул:
– Да что ж такое, а?! – И, гневно раздувая ноздри, полез в портфель, вытащил оттуда том Уголовного кодекса и зачитал: – «Статья 178, пункт 3. При необходимости извлечения трупа из места захоронения следователь выносит постановление об эксгумации и уведомляет об этом близких родственников или родственников покойного». У нас, то есть у Никитского этого, таковых нет, он сирота, так что действуйте. Понятые, судмедэксперт. Читайте кодекс. Все. Это очень срочно. Отбой.
Глава 26
Часто я представляю себе жертвенный алтарь. Современные люди, на чьих глазах лежит вечная пелена, не могут постичь смысл жертвы, посвященной Богу. Они страшатся крови и жертвенных углей, не понимая, что только так, через кровь и огонь очищения, проходит истинная дорога к Нему. Во времена пророков люди на своих алтарях перерезали глотки животным, и когда жертвенная кровь шипела в пламени, сердца их наполнялись благоговением, истово молились они и воздевали руки к небу. Ибо знали и страшились, что Господь может не принять их жертву, и тогда разделят они участь нечестивца Каина.
В наше время кровь льется не на алтарях, а в подворотнях. И те, чьи руки держат ножи для жертвоприношений, – маньяки, серийные убийцы, заставляющие трепетать целые города, – как бессловесный скот, приносят в жертву людей. Они возомнили, что это их жертвенные агнцы, тельцы и голуби. Как далеки они от истинного пути! Их души раздирает тот же самый страх, потому что чувствуют они, что Господь не приемлет их жертвоприношений, что отринул он их от себя как сынов Каина, и скитаются они, пожираемые мраком души своей, не находя приюта и утешения.
Но не я. Я знаю верный путь, прямой и светлый. Не нужно трусливо подкладывать на алтарь скотов и в страхе ждать, что Господь не заметит подмены. И везде я читаю знаки своей правоты. В книге пророка Исайи сказано:
«Но Господу угодно было поразить Его, и Он предал Его мучению; когда же душа Его принесет жертву умилостивления, Он узрит потомство долговечное, и воля Господня благоуспешно будет исполняться рукою Его» (Ис. 53:10).
Вот оно! Только через жертвенную муку душа может прийти к очищению. Мы грешны и должны очиститься через алтарь, через страдание! Вот еще, на этот раз в книге Маккавеев:
«Мы страдаем за свои грехи. Если для вразумления и наказания нашего живой Господь и прогневался на нас на малое время, то Он опять умилостивится над рабами Своими…»
Не нужно бояться гнева Господа, нужно пройти через его гнев, принять его на себя, только так можно заслужить его милость. Только все хотят, чтобы мучения обрушились на другого. Никто не хочет своей жертвой освободить других от наказания, никто не хочет ложиться на алтарь за ближних своих, как сказано:
«Я же, как и братья мои, предаю и душу и тело за отеческие законы, призывая Бога, чтобы Он скоро умилосердился над народом, и чтобы ты с муками и карами исповедал, что Он един есть Бог, и чтобы на мне и на братьях моих окончился гнев Всемогущего, праведно постигший весь род наш».
Они не понимают, что все это и все, что будет, уже записано в Книге. Для меня эти строки сияют золотым огнем, словно кто-то специально подсвечивает их. Почему же все они так слепы? Почему не хотят видеть очевидного знака? Ведь написано специально для них!
«Тех, кому случится читать эту книгу, прошу не страшиться напастей и уразуметь, что эти страдания служат не к погублению, а к вразумлению народа нашего. Ибо то самое, что нечестивцам не дается много времени, но скоро подвергаются они карам, есть знамение великого благодеяния. Ибо не так, как к другим народам, продолжает Господь долготерпение, чтобы карать их, когда они достигнут полноты грехов, не так судил Он о нас, чтобы покарать нас после, когда уже достигнем до конца грехов. Он никогда не удаляет от нас Своей милости и, наказывая несчастьями, не оставляет Своего народа» (2 Мак. 7:32–33, 37–38).
Да! Вот то, что они не хотят понять! Вразумление через страдание! Это совершенно ясно видно из этих отрывков, и если…
Зябко. Зябко сегодня. Очень холодно стало, промозгло. Зима навалилась, теперь уже темным-темно. Только снег вьется в свете фонаря. Как ему не холодно? Вьется, как мошкара вокруг лампы, круг за кругом, круг за кругом…
И если на мне остановился выбор Господень, то я готов принять его ради спасения братьев моих! Я готов взять на себя страшный грех убийства! Вы слышите? Я готов! Готов предать тело свое и душу свою Тебе, готов пройти любую муку, я готов! Но сначала дай мне закончить начатое. Я должен довести дело до конца. И тогда уже карай меня гневом своим, ибо я и есть Каин, семя отступническое, обреченное на скитание.
Глава 27
В кабинете Соколова снова было накурено и тесно. Но тесно не столько из-за большого количества людей – оперативников собралось для совещания обычное количество, – сколько из-за напряженной атмосферы.
Пока майор быстро просматривал последние доклады, милиционеры тихо переговаривались. Было заметно, что они обсуждают общую тему, нервничают и даже злятся.
Святослав исподволь следил за происходящим в кабинете, отмечая про себя реакцию каждого из помощников. Когда люди не знают (или не замечают), что за ними кто-то наблюдает, они ведут себя более естественно. Именно эти реакции и есть самое интересное. Именно в них содержится правда о человеке.
Активнее остальных реагировал Раткин. По всему было видно, он так возмущен, что буквально еле сдерживается. Усы его негодующе дергались туда-сюда. Наклонившись к Семичастному, капитан что-то горячо ему втолковывал, тыча узловатым пальцем в папку, которая лежала на столе перед напарником. Тот кивал, хмуро отвечал попеременно то Ивану, то своему соседу слева – молодому лейтенанту Мережко. У лейтенанта тоже щеки понемногу заливала краска. Похоже, Семичастный рассказывал коллегам нечто такое, от чего те сатанели все больше и больше.
История распространялась между всеми сидящими за столом оперативниками и вызывала нешуточную бурю эмоций. До Соколова стали долетать отдельные слова и фразы, в которых звучало что-то о педофилии, совращении и растлении малолетних. Надо было с этим горячим обсуждением завязывать, а то создавалось впечатление, что милиционеры уже готовы с минуты на минуту рвануть вершить самосуд.
Перевернув последнюю страницу, Соколов кашлянул и, когда остальные повернулись к нему, сделал приглашающий жест, мол, начинаем совещание.
Поднялся Семичастный, старательно откашлялся, обвел взглядом собравшихся и, раскрыв папку, стал зачитывать отстраненным голосом:
– «Останки трупа Никитского были дактилоскопированы, и хотя кожа рук к тому времени претерпела значительные изменения, в большей части удалось восстановить папиллярный узор пальцев. По информационно-поисковой системе «Папилон» отпечатки пальцев были идентифицированы как принадлежавшие ранее судимому жителю города Красноярск Георгию Аратову, осужденному по статьям 134 и 135 УК РФ, соответственно – «Половое сношение и иные действия сексуального характера с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста» и «Развратные действия».