Я стоял и ждал. Ждал не только я: воины-Медведи шевельнулись и опять застыли, когда Ипша повернула к ним голову – она защищала спину вожака. Тот наклонился над рекой и разговаривал с кем-то невидимым. Или заклинал подъемник воды.
Когда вожак разогнулся и я посмотрел на его лицо, то сразу понял, что говорил он не заклинания.
– Не работает, – выдохнул он сквозь зубы.
– Почему? – спросил Мерантос.
А вот я забыл, что можно спрашивать, что мой рот умеет не только пить, но и разговаривать. Вода была так близко, что трудно думать о чем-то, кроме нее.
– Потому что насосы всегда включали до прихода Карающей. А когда в городе появлялись посетители, то в фонтанах и бассейнах уже была вода. Включать насос сейчас... – Вожак хлопнул кнутом по ладони и замолчал.
– Карающая лишила кнут колдовской силы?
В голосе Игратоса уверенности было больше, чем вопроса.
– Можно и так сказать, – усмехнулся вожак.
Я уже начал привыкать к усмешке, в которой нет радости, хотя вожак может улыбаться и по-другому.
– Можно и так... – задумчиво повторил он. – Мерантос, кажется, ты среди нас самый старший. Тебе уже приходилось встречаться с Карающей?
Воин-Медведь покачал головой.
– Встречу с Карающей никто не переживет.
– Ты хочешь сказать, что этот Приход для тебя первый?
Вожак не поверил Мерантосу и не скрывал этого.
– Не первый. Второй, – ответил воин, притворяясь, что не заметил оскорбления.
– Так что же ты мне голову морочишь?!
– Можно пережить приход Карающей, – спокойно сказал т'анг. – А вот встречу с ней...
– Ясно. Извини, что наорал на тебя. Вот так неправильно сформулируешь вопрос и получишь недостоверный ответ. Мерантос, а каким был для тебя первый Приход?
Мерантос пошевелил ушами, почесал голову и только потом глянул на вожака.
– Я не знаю, что ты хочешь услышать...
Похоже, он опять искал тропу на болоте.
– Про убежище расскажи. Как вы туда попали, как добывали воду и остальное. А еще расскажи то, что запомнилось больше всего.
– Это долго рассказывать...
– А ты сейчас чем-то занят? – спросил вожак.
Без зла или насмешки спросил, так спрашивают, когда хотят помочь.
– Нет. Но вода пахнет. Мешает вспоминать.
Вожак кивнул и молча увел нас от реки. Когда мы остановились, даже я не слышал запаха воды.
На привале Мерантос усаживался долго и старательно, а когда уселся, то говорить стал тихо и неторопливо, будто каждое его слово было травинкой, которую надо размять, а потом вплести в подстилку. И спешка в такой работе недопустима. Пальцы мастеров двигаются медленно и неутомимо, но подстилки, что выплетают эти пальцы, крепче трех или четырех, сделанных учениками.
– Тогда я был моложе, чем... – Мерантос посмотрел на меня, потом на соплеменника, – ...моложе, чем Игратос. Намного моложе. – Он задумался и долго смотрел над моей головой, но вряд ли видел там что-нибудь, его взгляд был темным и затягивающим, как разрыв в шкуре болота, а мысли бродили где-то далеко.
– ...намного моложе, – опять раздался тихий глухой голос.
Даже сидя Мерантос был больше всех нас, а от его голоса что-то дрожало и колыхалось у меня в груди.
– Перед Приходом мы ушли из привычных мест. Каждый нес с собой запас еды. Шли долго – несколько дней, пока дошли до запретной долины. Чарутти привел нас к пещере. Вход был узким и низким, мужи пригибались, чтобы не разбить голову о камни. Я тогда очень боялся, что кто-то впереди застрянет и я не смогу войти. Но эта щель была только входом в большой подземный коридор. Он вел нас все ниже и ниже. Отец сжег три факела, пока мы добрались до пещеры. Она была большой. Не такой, как эта, но тогда ничего больше я еще не видел. И в пещере была вода – подземное озеро с водопадом. Хоть водопада я так и не увидел, только слышал, как шумит вода. Все, что я потом видел и слышал, кажется мелким и слабым рядом с ним. А вода!.. Ничего вкуснее я в жизни не пробовал!
Мерантос опять помолчал, глядя перед собой.
– Там было красиво, – продолжил он свой рассказ. – Огни факелов играли на воде, на каменных сосульках, что свисали с потолка пещеры, и на тех, что росли из пола. Мы, детеныши, играли среди них, бродили, где хотели... Нам только запретили подходить к озеру, но мы нарушили запрет. Я и еще несколько мелких. Мы решили пробежаться возле самой воды. Двоим это удалось. Я не удержался на ногах – камни были мокрыми и скользкими. А тот, кто бежал за мной, упал в воду. Он умер до того, как его вытащили.
– Он не умел плавать? – удивился вожак.
– В нашем клане никто не умеет плавать, – ответил Мерантос. – В других, думаю, тоже.
– Почему? Ну в горах я еще могу понять: холодная вода, неглубокие и быстрые реки, но в других местах... – Вожак покачал головой. – Думаю, ты ошибаешься. Симорли, ты умеешь плавать? – повернулся он ко мне.
– Нет.
– Нет?! Почему? У вас что, воды там мало?..
– Бывает много, бывает совсем мало, когда жарко, – так я ответил вожаку, но он не успокоился.
– А реки, озера у вас есть? – заинтересовался он.
– Есть.
– И ты не научился плавать?!
– Нет. У нас никто не плавает, – сказал я, не дожидаясь еще одного вопроса.
– Но почему?! Кто-нибудь может мне это объяснить? Жить рядом с рекой и не научиться плавать!.. Это или глупость, или беспросветная лень.
Мы переглянулись с Мерантосом. Кажется, он удивился не меньше, чем я. Но прежде чем я понял, что удивило меня в словах вожака, заговорил Игратос. Он оказался сообразительней.
– Ты умеешь плавать, – сказал он.
Не спросил, а сказал так уверенно, будто видел вожака в воде.
– Конечно, умею. Что тут такого? А вот почему вы не умеете – этого я так и не понял. Или ты умеешь? – с какой-то надеждой спросил он.
И далось вожаку это плавание!
– Не умею, – ответил Игратос – Тот, кто попадает в воду, умирает.
Ответ короткий и понятный. И как вожак мог забыть такое?
– Что, сразу умирают? – спросил он.
– Часто – сразу. И очень редко – через несколько дней. И смерть эта очень плохая.
– Что же это за вода у вас такая? – удивился вожак. – Пить ее можно, а плавать в ней нельзя.
– И пить нельзя! – вскинул голову Мерантос – Чарутти запретили. Иначе – смерть!
– От кого смерть: от воды или от чарутти?
Никто не стал улыбаться над его произношением.
– От воды, конечно, – ответил Игратос
– Но мы же пили воду из колодцев, и никто пока не умер. Что-то намудрили ваши чарутти. – Вожак недоверчиво покачал головой.
– Мы пили воду, что пряталась от солнца и звезд, – напомнил Мерантос – В этой воде нет смерти.
Не знаю, откуда у него столько терпения, чтобы объяснять то, о чем знают даже детеныши, что едва научились ходить. Не понимаю, почему вожак все еще живой, если он не знает такого простого и необходимого.
– Можно пить только ту воду, что прячется глубоко в земле или в пещере. – Мерантос говорил так спокойно и внушительно, будто перед ним был его ученик. – Остальную воду пить нельзя, если не ищешь смерти.
– Что же вы сделали со своей водой, ребята?
Вожак это так спросил, что мне стало обидно.
– Мы ничего с ней не делали! – громко сказал я. – Она всегда такой была!
Потом я посмотрел на Мерантоса: пусть и он что-нибудь скажет. Он старый и умный, он найдет, что сказать.
Медведь сидел в привычной позе воина: ноги согнуты в коленях и прижаты к груди, одна рука обнимает колени, другая всегда – ВСЕГДА! – свободна, голова покоится на коленях. Эта поза обманула не одного врага, она только кажется неудобной, но из нее легко можно защищаться или нападать. Мне надо три вдоха, чтобы оказаться на ногах и ИЗМЕНИТЬСЯ. У старых воинов это получается еще быстрее. Мерантос только притворяется неповоротливым и медлительным, но я видел, как он двигался в Чаше Крови: там он был даже быстрее меня! Не думаю, что он притворяется, чтобы обмануть меня или вожака, но его так научили, что по-другому он уже не может. Вот и теперь Медведь медленно, очень медленно поднял голову, посмотрел на нас и сказал:
– Вода всегда была такой, сколько я себя помню. А помню я себя почти тридцать шесть лет.
Пятьдесят три сезона! Может быть, пятьдесят четыре – привычно подсчитал я и удивился. Такой старый! Я знал, что он старше нас, но даже не думал, что он такой старый. Немногие воины живут так долго. Моя мать моложе Мерантоса, а отец... его уже нет среди живых.
Но мысли о доме тут же исчезли, когда Мерантос заговорил.
– Детенышем я услышал один разговор... я тогда только научился ходить, и еще не все знали, что я могу выбираться из логова. Думаю, мои уши не должны были услышать этот разговор, но... – Медведь опять смотрел на меня, не мигая и не видя. Я заглянул в его глаза и испугался: еще немного, и я провалился бы в чужое прошлое и увидел бы его... Мне очень не хотелось отворачиваться и смотреть на город, но я отвернулся. – Я не стану вспоминать весь разговор, этого не надо, нужно только немногое... – Мерантос помолчал, а когда заговорил опять, его голос стал совсем другим, чужим: – Нам повезло, что у нас не идет дождь. У тех, внизу, люди умирают от падающей сверху воды.
– Это все запретное колдовство Хранителей. Повелители выпустили его, но не смогли справиться... – Опять чужой голос, только другой чужой голос, очень старый.
– А может, не захотели справляться? – спросил молодой голос – Что для них наша жизнь?
Я закрыл глаза, так было легче представлять, что рядом говорят двое: старый Медведь, что пережил Войну, и кто-то совсем молодой, может быть, такой же, как я. Далекое прошлое подошло совсем близко: я слышал его голос и дыхание на своем лице.
– Они тоже смертные, Серватос. Теперь их убивает не только солнце, но и вода. Они глупцы, возомнившие себя самыми умными!
Старик засмеялся коротко и хрипло, а мне стало страшно. Не хотел бы я заполучить врага, что умеет так смеяться.
–