«Весна журчащая, и осень золотая…»
Весна журчащая, и осень золотая,
и белая зима, и лето вдруг —
всё дивно хорошо, когда б не стая
шакалов и гиен везде вокруг.
«Ужасно хочется найти…»
Ужасно хочется найти
слова и выражения,
чтоб уберечь или спасти
людей от вырождения.
«Моё пристрастие к напиткам…»
Моё пристрастие к напиткам,
как и любое наливание,
относится к пустым попыткам
постичь своё существование.
«Битком набит мой котелок…»
Битком набит мой котелок,
в нём непрерывно слов давление;
когда наступит эпилог,
то прекратится и бурление.
«Увы, я не из тех, которых масса…»
Увы, я не из тех, которых масса,
во мне замашки есть иного класса;
за то я и люблю весомость мата,
что им давлю в себе аристократа.
«Если писать не о слабостях…»
Если писать не о слабостях —
мы их никак не уменьшим, —
в мысленных старческих радостях
много участвует женщин.
«Есть люди – детища растления…»
Есть люди – детища растления,
они, скорее, – существа,
с годами нету просветления
их мозгового вещества.
«Всюду очень уныло сегодня…»
Всюду очень уныло сегодня,
грустно чешутся все академии.
Такова, видно, воля Господня,
чтобы длился пожар эпидемии.
«Я берегу свой нищий дух…»
Я берегу свой нищий дух,
но жду и одобрения,
когда читаю духу вслух
мои стихотворения.
«Однажды, попрощавшись, мы отчалим…»
Однажды, попрощавшись, мы отчалим
от этой полюбившейся нам пристани
в тот мир без воздыханий и печали,
в который верю я почти что искренне.
«Не столь уже такой далёкой дальностью…»
Не столь уже такой далёкой дальностью
умы разделены в людской природе:
безумие граничит с гениальностью
и только за барьер не переходит.
«Сегодня я живу довольно счастливо…»
Сегодня я живу довольно счастливо
и возрастом хвалюсь везде, где можно;
ко мне уже относятся участливо,
справляясь о здоровье осторожно.
«Потусторонние явления…»
Потусторонние явления
зря подвергают шумным спорам;
я верю в душ переселение —
мне легче жить с высоким вздором.
«Когда мечта и практика согласны…»
Когда мечта и практика согласны,
реальность потакает нашим вымыслам:
религия – наркотик неопасный,
поэтому таким и стала бизнесом.
«Пребудет со мной до конца моих дней…»
Пребудет со мной до конца моих дней
российской словесности вязь,
давно породнился душевно я с ней,
плевав на окрестную грязь.
«Такие люди жили раньше…»
Такие люди жили раньше —
я их застал, мне повезло,
они прожили век без фальши,
а их годами гнуло зло.
«Хотел бы я забыть мою весну…»
Хотел бы я забыть мою весну,
была она раздёрганной и бурной;
но к ночи себе виски я плесну,
и станет она светлой и ажурной.
«Врачам со мной довольно сложно…»
Врачам со мной довольно сложно:
болезней нет во мне лихих,
но я здоров не безнадёжно,
что успокаивает их.
«Уже давно живу на воле…»
Уже давно живу на воле,
приемлю все её издержки,
и не забвенья в алкоголе
теперь ищу, а лишь поддержки.
«Совсем не дураки те старики…»
Совсем не дураки те старики,
что, чувством руководствуясь волшебным,
живут, не сомневаясь, вопреки
любым остережениям лечебным.
«Избыток сил, надежд и упований…»
Избыток сил, надежд и упований —
решимость и азарт нам придавали,
но после шли года переживаний,
что нету сил и помыслы увяли.
«Кипят амбиции, апломбы…»
Кипят амбиции, апломбы,
то устарело, то престижно,
и тихо атомные бомбы
лежат в их шахтах неподвижно.
«Я был благополучный обыватель…»
Я был благополучный обыватель,
счастливый от безделья и беспечности,
а время на диване и кровати
ценил я выше славы или вечности.
«Сейчас, когда вся жизнь моя – былое…»
Сейчас, когда вся жизнь моя – былое,
и я уже вот-вот увижу Бога,
всё грязное с себя и всё гнилое
я отряхнул. И стал добрей намного.
«Мы не видели ни смокинга, ни фрака…»
Мы не видели ни смокинга, ни фрака —
одевалась одинаково империя;
все мы вышли из советского барака,
а на душах задержалась та материя.
«Совсем кошмарные события…»
Совсем кошмарные события
должны приплыть из темноты,
чтоб мы могли в разгар подпития
прерваться ради суеты.
«Пророчествам не верю я дотошным…»
Пророчествам не верю я дотошным,
одно лишь только мне донельзя истинно —
что в будущем о нас, далёком прошлом,
умильно будут помнить и завистливо.
«Был я невысок, хотя не низок…»
Был я невысок, хотя не низок,
тёмен был, хотя с мировоззрением;
был я приобщён, хотя не близок
к обществу, пылавшему прозрением.
«Когда со мной хотят поговорить…»
Когда со мной хотят поговорить
про то, что всюду виден Божий след,
мне сразу же охота покурить
и сбегать не надолго в туалет.
«Ушла потеха хороводов…»
Ушла потеха хороводов
и дивных песен подорожных,
настало время переходов
через дорогу осторожных.
«Лет до пяти уписывался я…»
Лет до пяти уписывался я,
позор мой передать я не берусь,
а нынче на исходе жизнь моя,
и, кажется, я к этому вернусь.
«В России топоры…»
В России топоры
у каждого двора
лежат лишь до поры,
когда нужны дрова.
«Давно замечал я при случае…»
Давно замечал я при случае,
что после прощания с детством
всех нас унизительно мучает
желание жить не по средствам.
«Стихов нездешнее звучание…»
Стихов нездешнее звучание —
ведь явно Божья благодать:
отменный дар – души журчание
точёным словом передать.
«Я много видел харь и рыл…»
Я много видел харь и рыл,
и рож, надменно царственных,
но зоопарк себе открыл
на лицах государственных.
«Знают равно мудрец и юнец…»
Знают равно мудрец и юнец:
наше тело страдает износом,
в жизни здесь неизбежен конец,
а иная – пока под вопросом.
«Под ветром, снегом и дождём…»
Под ветром, снегом и дождём,
ничуть не унывая,
мы целый век чего-то ждём,
хотя чего – не зная.
«Я строчку у Некрасова нашёл…»
Я строчку у Некрасова нашёл
и следующей занялся страницей:
те, кому жить в России хорошо,
уже купили домик за границей.
«Я всегда питал почтение к наукам…»
Я всегда питал почтение к наукам,
но такие наблюдал вокруг события,
что хотел бы завещать я нашим внукам
осторожности научного развития.
«Пускай ханжа поймёт меня превратно…»
Пускай ханжа поймёт меня превратно,
однако же клянусь я бородой,
что трогать удивительно приятно