– Хватит, – повторил Джон.
– Бросай игрушки! – заорал Карага. – Рождаемость ему! Сам, мать твою закопать, жертва аборта… ну! Смотри на меня! Через тридцать секунд ты говоришь: да, папа, конечно, папа, ты прав, а я мудак! Иначе я тебе просто сверну шею.
Дюк искоса посмотрел на Джонни и вынул наконец руки из карманов. Джон залился быстрой алой краской, в легких у него заскрипело, свист и хрипение прорвались сквозь плотно сжатые губы.
– Двадцать пять! Двадцать шесть!
– Да! – выкрикнул Джон. – Я виноват. Извини.
– Кто здесь мудак?
– Я, – с ненавистью пробормотал Джон, сплюнул и пошел в угол платформы, где и уселся, прислонившись к стене и запрокинув голову с закрытыми повлажневшими глазами.
– Теперь ты, – устало сказал Карага, проводив его взглядом. – Ты, капитан. Извини, я на тебе сорвался. Мне твоя помощь нужна, и я понимаю – не сразу можно приноровиться ее оказывать. Потренируешься, пройдет. Ну, ты со мной? Сделаем этот гребаный мир новым?
Дюк задумчиво смотрел на него.
– Я с тобой, – сказал он.
Джон, услышав ответ Дюка, поднялся и медленными, долгими шагами подошел к Караге.
– Послушай. – У него легонько дрожала нижняя губа. – Я хочу создать гуманистическое общество. Я хочу вернуть людям человечность. Да, поначалу потребуется оружие, но потом – нет. Потом ты, и капитан, и такие, как Кенни, смогут жить без зла и без вражды.
– Нежизнеспособно, – сказал Карага, глядя на него сверху вниз.
– Тогда тебе придется меня убить, – твердо сказал Джон, – потому что, если ты оставишь меня в живых, я буду противостоять тебе всегда.
В легких у него надрывно свистело.
– Сил-то хватит? – спросил Карага.
– Постараюсь.
Дюк отвел глаза.
– Не делаются такие дела с оружием Конструкта, – неожиданно мягко сказал Карага и положил руку на затылок Джона. Провел по его волосам. – Мне очень жаль, что она не отдала тебя мне на воспитание. Я бы тебя тогда любил и ценил, что ли… А так – прости, но не вышло.
Джон поднял на него глаза и спокойно улыбнулся. Карага кивнул, принимая улыбку, и легко скользнул к беззащитной шее. Раздался мокрый хруст. Тело Джона завалилось на бок, сломанная шея выпукло вырисовалась, натянулась изнутри чудовищным горбом. Неестественно запрокинутая голова ударилась об пол, и Дюк увидел темнеющие и пустеющие широко распахнутые глаза.
– Выбрали? – спросил Льёрт, обходя тело Джона.
– Да, – ответил Карага. – Выбрали. Ты даешь нам оружие, и мы сносим напрочь всю эту вооруженную братию: «Шершней» и армию, полицию и излишне бойких активистов. У нас есть меха и пара отличных генералов – Морт и Эру. Порядок гарантируем. Нужна рождаемость – будут рожать по графику, под прицелом.
Он говорил так быстро, что голос прерывался.
Льёрт наклонил голову:
– Ты мне за Вертикаль должен, меха, – сказал он, – помни об этом.
– А ты мне должен за то, что твоя Спираль меня чуть не угробила, – отозвался Карага. – Квиты?
– Временно.
Наконец-то он повернулся и обратил внимание на труп Джона.
– Жалко, – сказал он, – ненависть к людям – отличная почва для гуманизма. Мизантропы первые в очереди на улучшение качества жизни общества. Агрессоры – тоже.
– А то, – сказал Карага. – Инженер, сделай одолжение.
– Какое?
– Давай его похороним. По-настоящему. Есть где закопать?
Эпилог
Водку Дюк Ледчек пил без интереса. На кроваво-красную икру и оранжевые пластинки красной рыбы смотрел без удовольствия.
Все это, отпечатанное на принтерах новейшей технологии, источало натуральные запахи и славилось натуральным вкусом, почти идеальным, с точки зрения даже Конструктора, который печатными продуктами обычно не питался.
Водку Конструктор тоже не употреблял, сидел и грыз леденцы, закинув ноги на спинку кожаного пухлого кресла.
Карага наливал и наливал: он пил и чувствовал горьковатый вкус, легкий шум в висках, и только.
Праздновали десятую годовщину с момента Переворота. За длинным широким окном несмело карабкался ввысь строящийся заново город. В архитектуре использовались пики и шпили, изобретенные заново. Исчезли серые коробки домов-уплотнителей времен перенаселения, исчезли белые треугольные строения Конструкта. Возводились вычурные здания, напоминающие космические корабли. И даже окна делались круглыми.
Специалист по психологии общества сказал бы, что все оно неосознанно стремится оторваться от бренной земли, сократить угол обзора, не видеть ничего, кроме неба, не привязываться ни к чему, кроме свободы.
Карага был армс-меха, поэтому специалистов такого профиля не держал и не слушал. Ему хватало качественных статистических показателей: бездомных нет, на улицах чисто, рождаемость наконец-то вылезла из минусовых значений.
Жалоб на работу меха-полиции не поступало, на работу моментальных судов – тоже.
Преступлений нет. Мало кому хочется получить пулю в висок от меха-полицейского, моментально определяющего степень вины и обладающего всеми судейскими полномочиями, включая полномочия по осуществлению смертной казни.
С точки зрения Караги – город превратился в тихое, уютное местечко, где за последние десять лет совершилось больше открытий и научных скачков, чем в прежней Столишне за сотню.
Прогресс.
С точки зрения Дюка – построилось идеальное полицейское государство, где свободой и человечностью и не пахнет, зато кругом порядок, как в больничной лаборатории.
Он давно признался, что именно в такое государство поверил, стоя перед Карагой и белым самолетиком Конструктора – далеких десять лет назад.
Поверил и решил: хрен редьки не слаще. Зато долгожданное повышение – вот оно. Правая рука Караги, правителя. О таком жалкий капитан «Шершней» и мечтать не мог – ради этого стоило перетерпеть, перестрадать. Все это позади – сейчас Дюк вложен в систему мира, как патрон в патронник.
Он не прогадал и сделал правильный выбор.
Прогремело долгим, праздничным треском. Карага поднялся и подошел к окну, закусывая хрустящим яблоком. На плацу под зданием выстроились в ряды меха-Морты в парадной форме с белыми лентами. Поверх них колыхалось и хлопало тугое знамя.
– Это деградация, – сказал Карага, возвращаясь назад.
Дюк удивленно поднял глаза, Льёрт усмехнулся.
– Это праздник в честь десятилетия Переворота, – сказал Дюк. – Торжественная часть. Скоро будут полеты.
– Это деградация, – повторил Карага. – Когда армия и полиция начинают вешать на себя белые бантики и плясать под окнами – это значит, что ей нечем заняться. А если армии и полиции нечем заняться, значит…
– Значит, Переворот оправдал поставленные цели, – сказал Дюк, зная, что надо говорить, а что нет.
– Ты-то мне жопу не лижи, – отмахнулся Карага.
Льёрт протянул тонкую руку и сцапал со стола желтое яблоко. Его глаза светились интересом.
– Ну почему, – сказал Дюк, снова наливая водку в приземистую рюмку, – почему бы и не… мы же не только свои задачи выполнили, мы и идеи Джона воплотили: бездомных днем с огнем не найти, например.
– Это потому, что Морт и Эру их тогда всех выбили по приказу Шикана, – поморщился Карага. – Не надо мне рассказывать… Мы не сознание общества поменяли, а само общество кастрировали, а теперь радуемся, что оно хером не машет… Оно не машет не потому, что умное и приличное, а потому что махать нечем!
– Рождаемость подняли.
– Показатели положительные потому, что после Переворота меньше умирать стали, а не больше рождаться.
– Преступности ноль.
– Убери меха-полицию с улиц на три дня и огребешь преступности за все десять лет – разом.
– Исчезли любители хобби.
– Этих любителей никогда не изведешь.
– Крэйт, – потерял терпение Дюк, – что ты от меня хочешь?
– А не знаю, – ответил Карага, – я не политик ни хрена, вот что. Льёрт.
– Ага.
– Ты нам тогда – помнишь? – тоже ведь что-то предлагал, но я не помню, что именно. Что это было?
– Не было ничего.
– Я точно помню, было, – настаивал Карага.
– Зачем тебе это знать теперь, если ты тогда выбрал оружие?
– Паскуда, – беззлобно сказал Карага. – Не мог я ничего другого выбрать. Я – армс, мы для того и сделаны, чтобы… – он не нашел нужного слова и перевел тему: – Инженера Мертвых нашли?
– Нет, – помедлив, ответил Дюк. – Морт и Эру с этой загадочкой все мозги себе проели, перерыли тонну информации. Что такое ковчег, где две твари по паре, а бог за штурвалом? Нет такого в мире. Брось это, Крэйт, Шикан наверняка был не в себе, когда командовал им разгадать загадочку.
– Нет, – сказал Карага, – это важно. Это связано с Последним Инженером Мертвых. Морт помнит – Шикан обещал тому парнишке, Кенни, что сделает его Инженером. Загадка была об этом. Пусть ищут дальше.
– Почему тебя это так волнует?
– Инженеры – странные люди, – повторил Карага слова Конструктора, – а у Кенни на меня не просто зуб, а целая пасть. Не хотел бы я, чтобы он вылез и похерил все, что мы с таким трудом построили.
Он снова вернулся к окну и посмотрел на марширующие, сворачивающиеся в квадраты, бьющие тяжелыми ботинками о площадь ряды меха в парадной форме. На этот раз по губам Караги скользнула гордая улыбка.
– Ну что? – сказал он. – Не чокаясь? За гуманизм?
И он выпил, снова чувствуя горечь и туманное сожаление: жаль, что Джонни Доу не дожил до такого прекрасного времени – его так не вовремя погубили сломанные механизмы подачи кислорода в легкие.
Карага долго и старательно уничтожал в себе воспоминания о смерти Джонни, так старался заменить их на что-то другое, беззлобное, неотвратимое, что уже лет пять как верил в то, что Джон погиб из-за своей поломки.
Ковчег, каждой твари по паре, сам бог за штурвалом.
Джонни Доу легко бы разгадал загадку.
От виллы «Ковчег» не осталось ничего, кроме засыпанного сором и поросшего плотным вьюном подвала. Боковая узкая дверца, в которую мисс Эппл, бывало, протискивалась бочком, чтобы поставить в холодок миски с кормом, завалена бетонной серой плитой, которую тоже уже атаковал вьюнок.