Арлинг нашел Дию под самым дальним обозом. Она спала одна, на песке, завернувшись в рваную попону, какие подстилают под верблюжьи седла. Не обнаружив вокруг девчонки даже веревки от скорпионов и змей, Регарди понял, почему нарзидов так часто кусали ночные твари. Когда иман учил его выживать в пустыне, первым правилом, которое он вдолбил в голову слепого ученика, было никогда не спать на голом песке, каким бы заманчиво мягким он не казался. «Даже твой обостренный нюх не сможет учуять нору красного паука под слоем песка, – говорил учитель, разрушая палочкой дом одного из самого ядовитого пауков Сикелии. – И тогда вместо долгожданного отдыха, ты получишь бег наперегонки со смертью». С этими словами иман безжалостно раздавил красного паука, и в воздухе запахло кислым. Арлинг урок запомнил.
Прижав ладонью ко рту нарзидки, Регарди подхватил ее и перенес к телегам с кормом для скота, которые не охранялись и где их не могли услышать. Забравшись под обоз, он бросил на песок украденный у керхов плащ и опустился на него с Дией. За все время пока он ее нес, нарзидка даже не дернулась. Или у нее отсутствовал инстинкт выживания, или, наоборот, был развит слишком хорошо. Понимая, что ее сил не хватит против взрослого незнакомца, она предпочла тактику выжидания.
– Так и знала, что это ты, – радостно прошептала Дия, когда Арлинг откинул капюшон, давая ей разглядеть себя. Он ей не поверил. Девчонка вспотела, и в запахе ее пота отчетливо читались нотки уже уходящего страха.
– Трусишка, – хмыкнул Регарди. – Ну, рассказывай, чем я заслужил твое внимание.
– Я видела, как тебя привезли, когда мы еще стояли у Ясной Реки, – сообщила Дия. – И сразу поняла, что ты тот самый особый слуга господина Сейфуллаха. Ты халруджи, я помню тебя.
Она смущенно замолчала, и Арлинг решил ее не пытать. Помнит, так помнит.
– Ты знаешь, зачем вас ведут в Гургаран?
– Сказали, что там будем жить лучше, – промямлила девчонка и села, уткнувшись макушкой в дно обоза. Регарди себе такого позволить не мог, поэтому растянулся на животе, опершись локтями в песок.
– Твои родители здесь?
Дия покачала головой. По тому как она напряглась, Арлинг понял, что вопрос задавать не стоило.
– А это правда, что города больше нет? Что его песком до самой Алебастровой Башни засыпало? – наконец, спросила она, нарушив молчание.
Арлинг сглотнул. Внутренний голос ехидно подковырнул: вот, мол, расплачивайся за любопытство. Мало тебе собственных ностальгических воспоминаний?
– Он есть, – не сразу ответил Регарди. – Только… в другом месте, понимаешь?
– Ты заберешь мне туда, правда?
Арлинг досадливо прикусил язык. Как было объяснить Дие, что он уже много лет сам ищет туда дорогу – пока не совсем успешно. Да, Балидет был в другом месте, там же, где находились его погибшие друзья и… Магда.
Оставив вопрос без ответа, он вытащил из кармана небольшой сверток и вложил в ее грязную ладонь.
– Это подарок, мое спасибо за твою помощь, – сказал Арлинг и развязал концы платка.
Он не знал, почему Джаль-Баракат не забрал у него этот предмет, оставив в кармане вместе с повязкой слепого. Фигурка птицы, вырезанная Видящей из ложки, была последним звеном, соединяющим его с прошлым. Он так и не познакомился с той девушкой, которую оберегала Альмас, и не знал, почему она вырезала для него птицу. Птицы всегда тревожили его. Они напоминали ему мастаршильдский холм с одиноким столбом на том месте, где сожгли Магду. Регарди расстался с фигуркой без сожаления.
Дие она, похоже, понравилось. Девочка с любопытством разглядывала подарок, забыв о своем неудобном вопросе.
– У меня никогда ничего подобного не было, – прошептала она с восторгом. – Наверное, она тебе дорога, эта птичка… Где ты ее взял?
– Я не знал ту, которая сделала ее, – честно признался Арлинг. – Но думаю, эту птицу сотворили с любовью.
С тех пор он приходил к Дие всегда, когда удавалось выбраться из палатки. Регарди не знал, зачем делал это, но чувствовал, что в его жизни появляется какой-то новый смысл. Иногда он приносил ей сладости, украденные из палатки повара, которые заставлял съедать в его присутствии, а потом тщательно проверял, чтобы на ней не оставалось крошек. Дия была дочерью своего народа и в отличие от Арлинга не страдала из-за отсутствия гигиенических процедур. От нее пахло немытым телом и коркой грязи, которая образовалась за время ее жизни в пустыне, но если раньше Регарди хотелось зажать нос каждый раз, когда рядом оказывался нарзид, сейчас все было по-другому. Стала ли иначе пахнуть грязь на теле человеке, или изменения произошли в нем самом – он не знал. Но его больше не раздражало то, что к запахам Дии примешивалось зловоние нечистоты. Он принял ее такой, какая она была.
Что касалось самой Дии, то девочка заметно ожила и всегда с нетерпением дожидалась его прихода. Порой они засиживались до утра. И хотя Арлингу было стыдно, что Дие придется весь день идти пешком, а он, пользуясь положением ценного пленника, сможет выспаться на верблюде, ему никогда не хотелось прощаться с ней первым.
В ту ночь караванщики заснули рано. Солнце недавно опустилось в волны песчаного океана, и песок еще хранил в себе полуденный жар. Ветер стих, и в наступившей тишине было слышно, как верблюды пережевывают жвачку, и храпит керх, устроившийся в соседнем обозе. После зноя томительного дня прохлада ночи была чудесным подарком. Арлинг принес Дие мазь, которую позаимствовал у Сола, и теперь тщательно втирал средство в кровоточащие трещины на ее пятках. Ее старые сандалии окончательно развалились, а новые, выданные надсмотрщиком, оказались малы и в пути натерли ей ноги.
– У каждого человека на шее – петля, – увлеченно рассказывала Дия, подставляя ему грязную пятку. – Если мы вели праведную жизнь, то когда мы умираем, петля спадает, а если нечестивую, то бесы тащат нас за эту петлю в ад.
– Да? – рассеянно спросил Арлинг, гадая, стоит ли идти за водой, чтобы промыть ранки, или просто наложить мазь сверху и поверить, что она справится с любой заразой.
– Так говорила моя мама, а ей – моя бабушка, а бабушке – ее бабушка. А еще мама рассказывала, что если встретить в жизни праведного человека, он поможет эту петлю снять. Я знаю, ты добрый человек, Арлинг, и ты снимешь с меня петлю. Поэтому мы встретились.
Арлинг обычно рассеяно пропускал ее болтовню мимо ушей – ему просто нравилось слушать ее голос – но на этот раз замер, не донеся мазь до пятки Дии. Это было что-то новенькое. Его называли по-разному, но добрым – никогда. Эх, Дия, какая прелесть быть ребенком! Что говоришь – в то и веришь.
Регарди промолчал. У него еще будет время развеять ее иллюзии. Между тем, девочка вытащила банку с мазью у него из пальцев и принялась сама размазывать средство по грязной коже. Арлинг махнул рукой – нарзиды рождались на улице, и, похоже, грязь никогда им не вредила.
– Ты часто молчишь, – пробормотала она и неуклюже заползла к нему на колени. Регарди напрягся, но прогонять не стал. Ему внезапно стало интересно, что будет дальше.
– Праведный человек – это ты, – еще раз повторила она и положила теплую щеку ему на грудь. Арлинг знал, что всем детям давали на ужин козье молоко, и теперь от Дии пахло так обольстительно по-домашнему.
– Какая ты еще глупая, – задумчиво протянул он. – Я тебе скажу, кто такой праведный человек. Махди, великий учитель моего учителя, писал так: быть праведным – это значит творить добро, быть смиренным, иметь чистое сердце, говорить правду, стремиться к знаниям, подавлять гнев, быть терпеливым, дружелюбным, стыдливым, почтительным к старому… Хм… Надо же, остальное забыл. А кто-то еще собирается вспоминать древние ритуалы серкетов. Ну да ладно. Я открою тебе секрет, девочка. Махди хоть и был умным, но некоторых вещей все же не понимал. Праведных людей в мире не существует. Мы творим добро, но оно часто оборачивается злом, мы думаем, что смиренны и терпеливы, а на самом деле, прячем гордыню за красивыми словами, мы стремимся к знаниям, но лишь больше запутываемся в собственном невежестве. Праведный человек – это идеальный человек. Таких не бывает.
Арлинг замолчал – Дия его уже не слушала. Она заснула, уткнувшись носом в его подмышку, и, похоже, ее не смущало, что он тоже давно не мылся.
Вздохнув, Регарди прислушался к ночной мошкаре. Она звенела тише, а значит, близился третий час ночи, когда начинался обход лагеря дежурным патрулем. Иногда стражники заглядывали в палатку Сола, и ему следовало быть на месте – на всякий случай. Но Дия так хорошо спала, что ему отчаянно хотелось остаться у обоза на всю ночь.
И тут он почувствовал взгляд. Цепкий, внимательный, колючий. Несмотря на темноту, их тщательно разглядывали. Иман слишком долго тренировал его замечать такие взгляды, и Арлинг знал, что не мог ошибиться. Смотрели со стороны лагеря, возможно, из-под повозки с зерном для скота. И это не была стража, потому что за ними наблюдали уже давно. Регарди понял, что знакомое чувство преследовало его весь вечер, однако он только сейчас обратил на него внимание – непростительная ошибка, которая могла стоить жизни не только ему.
Арлинг осторожно встал и понес Дию к тому месту, где она обычно спала. Он шел рассеянно и даже небрежно, неся девочку на руках и вслушиваясь в каждый звук со стороны телеги с зерном. Но все было тихо, а через какое-то время исчезло и само чувство. Если кто-то и следил за ним, он поспешил скрыться, то ли заподозрив, что его обнаружили, то ли по другой причине.
Вернув Дию на ее привычное место, Арлинг осторожно отправился к подозрительному обозу.
Среди тюков с зерном никого не было. Он тщательно исследовал повозку, обнюхал каждый мешок и уже собирался уходить, когда обнаружил маленький разрез на тюке, стоящем с краю. Кто-то осторожно извлек из мешка пригоршню зерна, просыпав пару зерен на дно телеги. Кто-то без запахов и звуков. Но кому это было нужно? Нарзидов кормили хорошо, а керхи и воины вряд ли бы стали воровать еду для скота. На песке у повозки было много следов, но свежих он не нашел.