[182], что если Екатерина хочет обрести легитимность, то ей следовало бы выйти замуж за Ивана Антоновича. Подумаешь, она старше на одиннадцать лет, зато все проблемы бы решились этим шагом. Запугивал пророчествами, что Брауншвейгская семья вернется, а править будет Петр Антонович, следующий по старшинству сын Анны Леопольдовны и Антона Ульриха, как и положено по завещанию Анны Иоанновны. В общем, бывший митрополит наговорил себе до расстрижения из монашества, ссылки в Ревельскую крепость, перемены имени на Андрей Враль.
Озвученная Арсением версия о том, почему бы Екатерине не выйти замуж за Ивана Антоновича – при всей своей фантастичности не лишена политической логики, а кроме того, можно при большом желании найти признаки, тому подыгрывающие. Скажем, визит императрицы к Иоанну Антоновичу в 1762-м. Зачем он потребовался? Ведь там был уже совсем недавно Петр III (между прочим, это еще один аргумент в отрицание того, что посещала с ним Ивана). К тому же любые нужные ей подробности о жизни и личности узника ей принесут по первому требованию.
Что хотела увидеть Екатерина? Вполне может быть, что вариант замужества хотя бы в совершенной теории, мог ею рассматриваться. Честно признаться, это был бы идеальный вариант для всех. Ликвидировалась бы давняя мозоль – не было бы больше тайного узника. Императрица обрела бы недалекого умом мужа, который никак не мешает ей править, а через него получает легитимность по линии от самой неоспоримой правительницы Анны Иоанновны. При правильно выстроенном пиаре, так и вовсе стала бы спасительницей исконной царской династии. Но не все так просто. Понимала императрица и подводные камни, которые при всем этом потенциально безоблачном плавании обязательно бы возникли.
Первое обстоятельство – её сын. Павлу Петровичу почти восемь лет. Он законный наследник, правнук Петра I, по нему нет никаких вопросов у общества. Появление у него царственного отчима создаст ненужный конфликт. Ведь между «отцом и сыном» всего 14 лет разницы. А если просто допустить, что Екатерина и Иван в браке обзаведутся ещё детьми, как тогда отрегулировать вопрос наследия – это же прямейший повод для новых дворцовых переворотов. А Екатерина, как и любой другой правитель, пришедший в результате свержения предыдущего, хотела, чтобы такое впредь не повторялось, по меньшей мере, с ней и с ее ближайшим потомством.
Другое дело, что пока о вопросе передачи власти сыну Екатерина и не помышляла, она будет править всю свою жизнь.
Но здесь, как раз и кроется второе обстоятельство. Ведь, введя в игру такую Ивана Антоновича, мы получили бы персонажа, который с большей вероятностью может избавиться от своей супруги уже благодаря своему окружению, которым обрастет, выйдя на свободу. А вдруг ему подскажут ее ликвидировать, как неблагонадежную, которая раз уже свергла и погубила своего мужа?
Всё же она зачем-то едет смотреть на него. Через пару лет в манифесте по итогам происшествия в Шлиссельбурге она всенародно расскажет и том своем визите. Позже мы поговорим о том особо, а пока ограничимся предположением, что встреча с Иваном Антоновичем нужна была ей для того, чтобы, сославшись на него в будущем, сложить публике образ этого человека. Выходить замуж ни за него, ни за кого другого она бы не стала. Хотя народ очень фантазировать был горазд на эту тему, была даже версия, что Екатерину следует выдать за одного из братьев Ивана – Петра или Алексея (по-видимому, распространились тогда слухи, что сам бывший император не в полном здравии умственном). За такие разговоры распускавшие их офицеры были отправлены в ссылку[183].
Но возникала ли мысль у Екатерины даровать свободу узникам? Не могла не возникать. Как сообщал в своих донесениях английский представитель Бакингемшир[184] такой жест доброй воли предлагали советники новой императрицы, а неназванные представители духовенства просили исправить ошибку Петра Первого и установить строгий порядок престолонаследования. Екатерина тогда строго запретила всем касаться этой темы. Но вопрос об освобождении Брауншвейгского семейства витал в воздухе, соединившись с идеей клириков, возникла, и по всей видимости, была предложена государыне идея того, что, опасаясь новой смуты в случае вневременной кончины наследника Павла Петровича, хорошо бы освободить узников и установить их во вторую очередь наследования престола. Тогда, случись что трагичное с императрицей и её сыном, власть спокойно перейдет далее.
Английский посол даже, поспешив, докладывал о принятом решении об освобождении семьи, отправки их в Европу с установленной суммой довольствия. Но дальше иностранных донесений эта идея не развилась. Мы с вами видим, что с момента своего заключения Иван Антонович встречался с двумя, а то и тремя правящими государями, которые не праздно глазели на него, а всерьез думали о том, как можно применить эту личность для пользы дела. Каждый из них мог даровать ему свободу одним своим словом, даже привести к власти. Но все остались на своих местах: Иван в Шлиссельбурге, отец, братья и сестры – в Холмогорах.
Но жест доброй воли всё же необходим, и, как мы сейчас увидим, он был важен, как демонстрация для Запада. К тому же и повод появился.
Узнав о том, что вместо Петра III на престол воссела Екатерина II, Антон Ульрих тотчас написал письмо ей, видимо, хорошо был проинформирован о происхождении новой государыни – писал ей на немецком[185]. Называя себя «пылью и прахом», выражал верноподданство, поздравлял, желал многого и ей, и её наследнику. В частности, уповал, что Бог дарует «долгую жизнь и еще более счастливую, славнейшее и приятное царствование», которое Он даровал «достославнейшей императрице Елизавете Петровне, величайшей на всем свете монархине». Генералисимус выражал радость по поводу того, что снова обрели они «несчастные червяки» всемилостивийшую и державнейшую императрицу в лице Екатерины. Какими только эпитетами не славословил он новую государыню, как только не принижал свое достоинство. О свободе не просил. По крайней мере, эта просьба высказана не была явно.
Настоящей целью письма было напомнить новому правителю о своей семье и бедственном положении. Возможно, разжалобить. И тогда, кто знает, может и настанет неожиданный день свободы. Но формальной причиной письма выбрал Антон Ульрих ходатайство о дозволении обучать детей. Как следует из строк Брауншвейгского принца, его сыновья и дочери уже «почти достигли своего полного возраста, и некоторые из них страдают разными болезнями, и ничего не знают о Боге и Его святом Слове». Утверждал, что несмотря на то, что дети ходят в церковь, но там они «смотрят и слушают, ничего не понимают». Сам он, как сообщает, стар, слаб, болен, не в состоянии учить.
Екатерина не стала поддаваться на эту игру в экивоки, она ответила по существу дела. Вовсе не про учение, а про их положение. Сообщила, что давно имеет жалость по этой фамилии, но пока «избавление соединено с некоторыми трудностями», и ей требуется время. Пока же обещает «стараться облегчать заключение». Такой яркой надежды за все прошедшие два десятка лет никто никогда им ещё не дарил.
Вопрос этой семьи действительно занимал императрицу в то время. Уже 17 ноября 1762 года была составлена и передана генерал-майору Бибикову секретная инструкция[186]. Александру Ильичу следовало отправиться в Холмогоры и встретиться там с Антоном Ульрихом. Предложить пленному принцу возможность, дарованную ему по человеколюбию, выйти на свободу. Объяснить также надо было, что, исходя из «государственных резонов, которые он по благоразумию своему сам понимать может, дети с ним отправиться не могут. Но если он всё же предпочтет уехать, то сыновья и дочери принца будут содержаться достойно и при первой же возможности приедут к нему. Екатерина в инструкции призывала Бибикова всячески обнадеживать Антона Ульриха, убеждать, что всё делается ради того, чтобы скорее его и детей от злоключений избавить. Но это еще не все. Переговоры были лишь первым заданием.
Вторым, может быть, более важным было поручение оценить, как мыслит пленник, а особенно какие нравы и понятия у детей. Ведь, напомним, сам Антон Ульрих не имеет никакого политического значения. Его и выпустить не опасно. Анны Леопольдовны больше нет, новых детей, имеющих права на престол создать не сумеет. А вот Елизавета, Екатерина, Петр и Алексей – наследники по завещанию Анны Иоанновны, пусть оно много раз и нарушено, но всё же официальный и весомый документ. Бибикову надлежало изучить весь быт семьи: где живут, чем питаются, в каких занятиях проводят дни.
Знала Екатерина, что не согласится принц уехать без детей, а потому и наказала своему посланнику в таком случае пожелать Антону Ульриху набираться терпения оставаться в нынешнем состоянии до тех пор, пока не появится возможность и детей его освободить.
Бибиков выполнил всё порученное. Принц уезжать в одиночку отказался, а наблюдений о Брауншвейгском семействе Александр Ильич привез императрице столько, да такого живого характера, что чрезвычайно ее разозлил. Например, он очень тепло отзывался об уме и талантах тезки государыни – Екатерины Антоновны, которая умудрялась их проявлять несмотря на обретенную в день переворота глухоту и сопутствующее косноязычие. Бибиков, не желая того, показал, что держит взаперти императрица простых, невинных беззащитных и добрых людей. Ему даже пришлось на несколько месяцев удалиться с глаз подальше, под Рязань, чтобы не навлечь на себя гнев и опалу.
В правление Екатерины Иван Антонович прожил всего два года. Она ничуть не облегчила его содержание. Да и с чего бы ей делать это, когда имя его вновь всплыло в народе. Резкий, спорный и нелогичный приход к власти новой правительницы вызывал большие недовольства. Канувший в Лету Петр Федорович тоже восторга не вызывал, чтобы уж слишком по нему печалиться. Потому и вспомнили о законном, обиженном императоре Иване. Прусский посол Гольц писал императору Фридриху донесения о мяте