ю был привезен гроб в монастырь из Шлиссельбурга, незамедлительно предан земле, а утром было лишь заметно место, которое сравняли с землей и присыпали песком. При этом, все же какое-то предполагаемое место было известно настоятелю, ведь он признавался, что не решился указать его, когда к нему несколько лет назад приезжал император. Теперь же признавал, что не мешало бы означить место захоронения каким-либо памятником, дозволив удостовериться на деле о том месте.
Тихвинский монастырь – не остров. Вокруг проживают люди. Если бы в действительности было известно о тайном и скором захоронении, а уж тем более, обнаружении погребенного человека в нетипичном для здешних мест одеянии, то такая информация не утаилась бы от распространения и стала бы очень популярной версией. Тогда бы не искал Александр I захоронения именно в Шлиссельбурге, сориентировался бы на Тихвине, но нет свидетельств, что в его правление даже интересовались этой гипотезой.
Между прочим, Тихвинский монастырь находится на пути из Шлиссельбурга в Холмогоры, а значит, имеет смысл вспомнить и обнаруженное[219] в 2008 году неизвестное захоронение в Холмогорах. Там, откуда Иван был вывезен задолго до своей смерти.
Логично предположить было, что останки принадлежат также неизвестно где похороненному, но умершему как раз в Холмогорах, папе – Антону Ульриху. Но содержимое могилы шло вразрез с такой версией. Во-первых, захоронен там мужчина в возрасте от 19 до 30 лет, во вторых толщина стенок гроба достаточно широкая – до 4 сантиметров, что, возможно, было предусмотрено для дальней транспортировки тела умершего. Изготовлен гроб из сосны, но не той, которая растет в Холмогорах, а из карельской. На останках обнаружили[220] следы насильственной смерти, похожие на те, которые по описанию нанесли Ивану Антоновичу охранники во время мятежа Мировича. В проведенных исследованиях называется 25 признаков, по которым можно отождествить найденного с бывшим императором, но некоторые из них достаточно условные, например, «выявленное на черепе резкое отклонение лба сзади» сравнивается с теневыми (!) портретами Брауншвейгских принцев.
Но в то же время много логичных сопоставлений особенностей скелета с деталями жизни Ивана VI: несинхронность возрастных изменений – следствие 20 летнего пребывания в заключении, резко выраженные остеофиты надколенника – результат религиозного образа жизни и частого моления на коленях, и т. д.
Чрезвычайно высоко эту версию в 2010 году оценивал представитель центра судебно-медицинской экспертизы[221]. В том же году директор Института Археологии РАН заявлял[222], что гораздо больше оснований не доверять тому, что эти останки принадлежат Ивану Антоновичу, так как есть прямое указание императрицы похоронить в Шлиссельбурге, ослушаться никто не мог. А не обнаружена там могила Безымянного узника лишь потому, что довольно сложно идентифицировать место, которое нигде и никак не отмечено. Не считал Холмогорскую версию главной и опрошенный историк в 2019 году[223].
Но самое главное, когда мы оцениваем какую либо спорную гипотезу, следует понимать резон произошедшего события. Сегодня не представляется логичным перевозить тело Ивана Антоновича за тысячу километров, чтобы похоронить его так же инкогнито, как можно было сделать это в Шлиссельбурге.
Отдельно хотелось бы привести самые необыкновенные версии.
В первой из них место действия уже вспоминаемый Тихвинский монастырь. Но на этот раз речь не о том, что привезли туда тело захоронить.
В 1799 году строили стену вокруг обители[224]. Когда копали яму для фундамента, обнаружили прелюбопытнейшую находку. Подземное место жительство монаха-отшельника. Что же здесь удивительного? А то, что нашедший в этом ските свое пристанище не был достойно погребен после смерти. Его останки были здесь же, они были просто засыпаны землей. Как умер, на коленях перед иконой, таким и нашли. Монахи тело извлекли, но оно на воздухе развалилось на части. В двух ящиках его перезахоронили за алтарем Успенского собора монастыря. Историк Исаакий Мордвинов, который изучал этот вопрос (кстати, умер и был также похоронен возле того же собора), утверждал, что есть основания у него полагать, что таинственным узником мог быть Иван Антонович[225].
Конечно, это мог быть совершенно иной монах, который искал уединения в полном отрешении от общения с внешним миром. Но почему-то сразу в памяти всплывает, как настойчиво предлагали Ивану Антоновичу принять постриг с именем Гервасий. Интересно, в какой монастырь его тогда бы разместили? Содержали бы вместе с остальной братией? Ну не замуровывали же его навеки в подземелье?
Но по этому поводу логично разместить и другую историю. Тут уже место действия Кексгольм (ныне – Приозерск). Его уже упоминали, когда говорили о планах Екатерины Великой после воцарения перевести Ивана Антоновича из Шлиссельбурга, чтобы освободить место Петру Федоровичу. Но сейчас речь пойдет о другом эпизоде. В 1802 или 1803[226] году молодой император Александр Павлович прибыл в Кексгольмскую крепость, где содержались заключенные. Там ему рассказывают о судьбе каждого. Напоследок сообщили, что уже три десятка лет имеется в наличии и особый узник, который числится как «Безымянный» и содержится замурованным в погребе.
Александр Павлович потребовал с ним встречи, но разговор в присутствии других людей не состоялся. Арестант потребовал говорить тет-а-тет. Привели его в комнату к царю. Узник попросил закрыть шторы – совсем отвык от света. Остались наедине для разговора.
Вроде бы после этой беседы у императора даже были слезы на глазах. Он незамедлительно даровал свободу этому человеку, и бывший заключенный еще почти двадцать лет прожил на свободе в городе Кексгольме, но так никому и не открыл своего имени, хоть со многими людьми и общался.
Если отнять три десятка лет от периода посещения Александром крепости, то получается время рубежа 1760-х‐1770-х годов. Достаточно близко к тому времени, когда был убит Иван Антонович (1764 г.). Это наблюдение, а также само лишение имени, строжайшее соблюдение тайны, привело в последующем к попыткам отождествления Безымянного с Иваном Антоновичем. Но эта версия является непопулярной. В неизвестном заключенном историки узнают других людей, например, Ивана Пакарина[227] (сейчас не будем вдаваться в судьбу этого человека, к нашей истории отношения не имеет). К тому же, есть интересный рассказ об освобождении Кексгольмского узника, где приводятся слова человека, якобы жившего и служившего в те годы в крепости[228]. В нем не называется имя, но приводятся детали и даже фразы, сказанные узником. Узнать в нем нашего эмоционального и весьма инфантильного, чрезвычайно религиозного Ивана Антоновича, живущего в мире, сопряженном с фантазией, очень сложно. Именно таким мы привыкли видеть его в донесениях охранявших в Шлиссельбурге людей. А если представить, что сверху наложилось ещё 30 лет полнейшего одиночества в замурованной камере, в полной темноте, на хлебе и воде, то вряд ли мы можем ожидать здравых речей. Кексгольмский Безымянный же производит впечатление человека, который был заключен во взрослом осознанном возрасте. Сохранил трезвость ума. Отлично понимал происходящее. Приводится его фраза на вопрос, где ему угодно остаться жить: «Где-нибудь, только не здесь. Поместите меня в городе, а потом можно устроиться. Но поскорее, я устал». Нет, это не Иван Антонович. А кто именно – не тема данной книги.
Если бы это оказался Иван Антонович, вряд ли бы его император оставил просто так жить, где придется, наверняка бы нашел ему новое место жительства под контролем. К тому же мы же помним, что Александр приезжал в Шлиссельбург и озадачивал местных служащих отыскать могилу, значит не встречал он в живых его.
Отца семейства, Антона Ульриха, принца Браунвейг-Вольфенбюттельского не стало 4 мая 1774 года. Своего первенца он пережил на десять лет, а супругу почти на тридцать. Умер, почти полностью потеряв зрение, после 33 лет заключения, так ни разу не попросив о свободе. Он нижайше ходатайствовал о разных милостях, о прогулках, о разрешении обучать детей грамоте, называл себя при этом уничижительными словами, но об освобождении никогда прямо не просил. Оставить детей он не хотел, даже когда ему это и предлагали. Понимал, что им никогда не даруют свободу, ведь после смерти Ивана, оставшиеся сыновья и дочери принца в первой очереди на престол, пусть по забытому, но официальному завещанию императрицы Анны Иоанновны.
Ему было 59. Сложно представить, как восприняли дети его кончину. Мир они видели в заключении сильно искаженным, да и отец был для них всем. Он единственный, кто знал о жизни за пределами их ограниченного пространства, мог рассказать, научить, позаботиться, в конце концов.
Теперь его не стало. Детям даже нельзя было присутствовать на похоронах. Они не знали, где находится его могила. Никто не знал. Провожали Антона Ульриха в последний путь лишь военные из караула. Известно, что майской ночью на 6-е число тело принца уложили в гроб, обитый черным сукном с серебряным позументом, и похоронили возле церкви, рядом с оградой, неподалеку от дома, где содержали арестантов. Погребение состоялось даже без отпевания, так как усопший был лютеранин по вероисповеданию, а пастора вблизи, понятно, не было. Могила никак особо обозначена не была. И по сей день эта загадка не разгадана. Вопрос поднимался неоднократно. В архивах сохранился