[229] рапорт настоятельницы Холмогорского Успенского женского монастыря игумении Ангелины, который она составила в 1913 году. Запрос ей поступил из епархиальной Духовной консистории. Сообщает, что место погребения принца Антона Ульриха Брауншвейг-Люнебургского с точностью указать невозможно. Но известно, что он был погребен у северной стены Храма Успения Богородицы. Игумения также знала, что около ста лет назад, в 1808-м, рабочие строили каменную стену ограды и нашли его тело. Перезахоронили ли куда Антона Ульриха, или вернули в эту же могилу – история умалчивает. По мнению настоятельницы, тело погребено под каменной стеной-оградой в расстоянии до 5 метров от храма.
Нас от письма игумении отделяет бурный 20-й век, когда монастырская территория превращалась то в лагерную, то в совхозную. Найти там останки опального принца очень будет сложно, даже если вдруг это кому-то и понадобится сделать.
Спустя четыре года после смерти Антона Ульриха, в марте 1780 года императрица пишет письмо сестре усопшего принца Брауншвейгского Юлиане Марии, датской королеве (в то время она была фактическим регентом при правлении болеющего пасынка). Сейчас мы с вами почувствуем весь вкус политического цинизма XVIII веке. Женщина, родного брата которой три десятка лет держали в заключении без всякой вины, получает послание, начинающееся обращением «Государыня Сестра»[230].
Екатерина пишет, что «сердце мое сокрушалось от судьбы, постигшей почившего Герцога Антона Ульриха Брауншвейгского и детей его с принцессой Анной Мекленбургской», а потом она, якобы с самого дня восшествия на престол считала одной из первых обязанностей смягчение их несчастья до срока освобождения. «Этот срок теперь наступил», – великодушно сообщает российская правительница. Еще бы! Уже троих нет в живых. Остались лишь те, кто всю жизнь провел взаперти.
Дальше уже куда суше и конструктивнее объясняется, что если датская королева и ее пасынок-король одобрят, то уже летом морским путем готова отправить к ним оставшихся членов семейства с сохранением ежегодного пенсиона.
Дания соглашается принять детей почившего герцога. В мае снова Екатерина пишет. С благодарностью за принятое решение. Она прилагает инструкцию, в которой четко расписано, кто и как сообщит Антоновичам о принятом решении, как их будут доставлять, в чьем сопровождении.
К тому же императрица прикладывает важную характеристику на семью, чтобы у датчан было понимание, с кем придется иметь дело. Из нее следует, что за долгое время жизни в Холмогорах, эти люди воспитывались и жили в постоянном одиночестве, в отдалении от людей. Они знают только русский язык. Исповедуют православную веру. У старших принца и принцессы здоровье «не особенно постоянно», а младшие названы более живыми. Сообщается, что главным в их компании является мнение Елизаветы Антоновны.
На каждого из переезжающих в Данию членов семьи полагалось по 8000 рублей в год. Отдельно будут содержаться за счет русской казны состоящие при остатках Брауншвейгской фамилии церковь и священник.
Вроде бы все технические детали оговорены. Но есть и межстрочное политическое послание. Екатерина сообщает Юлиане Марии, что «дети незнакомы с касающимися их обстоятельствами, а, следовательно, они в этом пункте решительно не осведомлены». Что из этого следует? Своего рода предупреждение датской короне, что именное её виной будет, если вдруг у детей проявятся политические амбиции и мстительные настроения. А чтобы уж точно поняли намек, который и так не очень тонкий, на обороте обложки инструкции добавлено: «Если кроме указанных здесь подробностей потребуется еще совет, я имела бы только сказать Das ein stilles christliches leben jederzeit das beste ist[231]». Именно так. Всё письмо написано на французском, а последняя фраза по-немецки. Урожденная немка урожденной немке сообщала, чтоб понятнее было главное условие передачи племянников датской королеве.
В следующем письме Екатерина разъясняет статус освобождаемых. Говорит, что будет считать их свободными лицами знатного происхождения. Но еще раз спешит напомнить, что статус у них один, лишь тот, который достался по отцу, – принцы и принцессы Брауншвейгского дома. Именно так и никак иначе их и следует величать. И снова подчеркивает, что «сами они не могут знать про себя, кто они».
Очевидно из всех этих писем, что Екатерина волнуется, освобождает их в буквальном смысле дрожащими руками, в голове ее рисуются страшные картины объявления их притязаний на престол, поддерживаемыми иностранными монархами. Одно дело было расправиться со внутренними самозванцами вроде Емельяна Пугачева, или наивной самозванкой Таракановой, но когда объявляется претендент с иностранной армией, то это прямой путь к новой Смуте, а её детали она хорошо знала – любила историю и понимала.
Чтобы подготовить семью к отправлению, к ним был отправлен Алексей Мельгунов, генерал-губернатор Ярославский, Вологодский и Архангельский. Благодаря этому визиту мы знаем об Антоновичах чуть больше.
Они встретили Мельгунова в передней, кланялись в пол, просили не оставлять[232]. Он бывал у них на протяжении почти недели. Обедал с ними, ужинал.
Давайте поглядим на них (описание Мельгунова), почти сорокалетних людей, без прошлого, без цели.
Они все невысокого роста, говорят по русски с поморским говором, не злобливые, а напротив даже, человеколюбивые.
• Старшая Екатерина белокурая, похожа на отца больше. Некоторые зубы почернели и раскрошились. Не слышит, очень плохо говорит, понимает или по губам или знаками. Слов её почти нельзя разобрать. Робкая, вежливая и стыдливая. Тихая, но веселая. Готова повторять за смеющимися, даже если не знает причины смеха.
• Елизавета больше похожа на мать. Самая разговорчивая, разумная и обходительная из всей семьи. Руководит их маленьким отрядом. Как и сестра тоже жертва падения. В детстве она пролетела вниз всю лестницу, теперь с ней случаются приступы головной боли, особенно на изменение погоды. Чтобы облегчить страдания, на ее правой руке фонтанель (видимо, для быстрого кровопускания). Также имеет частые проблемы, связанные со слабостью желудка.
• Петр, мы ранее писали, в детстве тоже каким-то образом повредился. Имел впереди и сзади по небольшому горбу, косолапость, кривоногость. Страдает от геморроидальных припадков. В остальном физически здоров. Прост, робок, застенчив, но очень любит смеяться, когда даже для того повода нет. Очень боится любого упоминания крови.
• Алексей – самый младшенький, ему «всего» 34 года. Как и брат очень простой, они повадками детей напоминают. Но этот имеет здоровое сложение. Более связный, смелый. Нрав очень веселый. Оба брата белокуры и похожи на отца.
Вместе с генерал-губернатором заключенные принцы и принцессы проводили свой досуг. Диалог в основном строился с самой бойкой, с Елизаветой Антоновной. Та рассказывала, что уже давно они просят уже разрешения свободно проезжаться, но ответа не получают. Теперь уже и боятся прогневать, прося снова. Рассказывала, что если бы им была дарована свобода, то отец, еще когда был живой, планировал уехать с ними вместе «в свою землю».
Антоновичи честно признавались Мельгунову, что когда-то хотели жить в большом свете, научиться светскому обращению, но теперь им дорого привычное место их совместного уединения и этот образ жизни. Теперь им нужно было не много – они честно озвучили свои желания. Сугубо бытовые и очень привязанные к нынешнему месту. Хотели разрешения бывать на лугу, чтобы посмотреть цветы, о которых только слышали от других, просили они позволить ходить взаимно в гости с офицерами и их женами. А еще им очень нужен был портной, чтобы шил одежду. Императрица по доброте своей регулярно присылала им столичные корсеты, чепцы и другие вещи, но увы, они не могут разобраться с тем, как ими пользоваться – слишком мудреные, хотели чего попроще, но взять было неоткуда.
Просили баню перенести подальше – боялись пожара. Ходатайствовали и за служащих: прибавки жалования им, а еще разрешения выходить из дома кормилицыным детям. Это интересный момент. Почему действовал запрет на выход для детей служанок? По всей видимости потому, что их папой был Антон Ульрих или, возможно, кто-то даже из мужчин Антоновичей.
Впервые их желания были услышаны. Им дали все, что они просили, но ненадолго. Теперь им вопреки хотению была дарована свобода и возможность покинуть страну.
Оставшееся в живых Брауншвейгское семейство было чрезвычайно взволновано, узнав о предстоящем отъезде. Реагировали так, как умели: плакали, падали на колени, в чем-то клялись. Елизавета Антоновна попросила, чтобы жить им дозволили в маленьком городке, «мы не умеем обходиться с людьми, да и при том не разумеем их языка».
Несколько раз им пришлось еще устрашиться. Первый раз, когда они увидели огромное море и узнали, что им предстоит по нему плыть на кораблях, которых они тоже не представляли себе. Второй раз они ужаснулись, уже когда судно приставало к Новодвинской крепости. Антоновичи почему-то решили, что их обманули, и вместо свободы привезли в тюрьму. По всей видимости, о возможности заточения в крепости они слышали ранее. Возможно, как-то дошла информация о судьбе их старшего брата. Иначе крепость была бы просто крепостью, ведь они ее тоже никогда не видели.
Далее их ждал фрегат «Полярная Звезда», на котором они должны были отплыть навсегда из России. Прощались с Мельгуновым, плакали, падали на колени, клялись.
Но зачем Екатерина отпускала этих взрослых детей, кому она хотела сделать лучше? На внутренней политической ситуации это никак не отразилось. Да и Екатерина уже прочно сидела на троне. Бенефитов в международной политике тоже не заработала страна. Исключительно из гуманных соображений? Ради конкретно этих Елизаветы, Екатерины, Петра и Алексея? Но так и их освобождение счастливыми не сделало. Они были русскими людьми, иными себя и не воспринимали. Не сказать, что жили они припеваючи в Холмогорах, но это был их тихий уютный, а главное привычный уголок. А что их ждало на чужбине?