Результат оправдал ожидания. Старшие и фейри не любят восхищаться деяниями смертных, но этот шедевр достоин и восхищения, и уважения. Помнится, даже Ткачиха удивилась.
Обоз почти на сутки остановился в городке у Переправы. Глава ворчал, но нас опередил караван из Псхова, и пока он не достигнет другого берега, маг, состоящий при мостах, не пустит следующий — только пеших путников, даже всадникам пришлось пережидать.
На постоялом дворе воняло, и это еще мягко сказано — смердело, дальше некуда. Рыба! Если рыбе дать основательно протухнуть, а потом измазать ею пол, потолок, стены и мебель — вот тогда будет такой запах. Въевшийся, непрекращающийся. Большие Окуни, будем знакомы!
И кормили тут только рыбой… Логично.
Ткачиха, я этого не переживу! Тиан недовольно хмурился, когда я наотрез оказалась от ужина, попросив вместо него воды и кусок хлеба. Ну, не терплю я рыбу! Сама не знаю почему. У баньши вроде не должно быть вкусовых предпочтений… откуда? А все же.
Сам Тиан радостно съел и уху, и жареную рыбу, и пивом это все запил. Кошмар, чем только не питается Последний из Рода!
Девчонка-подавальщица, такая же смазливая и глупая, как Линя в «Серебряном Копытце», зазывно улыбнулась, поставила на стол вторую кружку. Мы благодаря моей брезгливости здорово сэкономили, еще бы так есть не хотелось… Ох.
Тиан благодарно кивнул, поглядел на служанку более пристально… А ведь она ему приглянулась! Ну да, чего уж лучше: фигуристая деваха, все при ней… Это вам не тощая менестрелька… Тьфу! Хорошая девочка, симпатичная: светленькая, голубоглазая, с широкими бедрами. Простоватая, конечно… Но подойдет.
— Как твое имя, дит… как тебя зовут? — спрашиваю. Стихии, не хватало еще смертную «дитя» назвать! Моему-то телу сколько лет? Восемнадцать? Двадцать?
— Кига. — Вежливый ребенок. Прослышала небось, что охранник с сестрой путешествует, вот и вежлива. Понравиться хочет. Даже глазищи свои голубые не вылупила, когда я оговорилась. — Господину что-нибудь нужно?
Нужно, господину, как же не нужно!
— Не называй меня господином, — попросил мой человек. Я поморщилась. Вот уж нашел, с кем любезничать… — Меня зовут Тиан. Садись с нами, отдохнешь. Набегалась поди…
— Ой, что вы! — раскраснелась девчонка. — Мне нельзя!
— Можно, — вмешиваюсь. — Сиди, и впрямь набегалась за день.
Я-то отсюда вижу хозяина этой дыры. Он, хоть и хмурится, а приставать побоится. Вид не тот теперь у Тиана, чтобы к нему всякий сброд с претензиями лез. Такой убьет, не заметит. Нет, вру, конечно. Не станет Тиан убивать вот так, походя, за одно только злое слово. Не убийца он, Воин. Убийцы-то от Зимы, от Старшей Вьюги — Кровавой. А мой огненный… Осенний… Но хозяин-то об этом не знает! Зато ему уже купцы из обоза рассказали, как мой человек один троих положил там, на торжище, меня защищая… Нет, сиди себе, девочка. А я пойду, лишняя я здесь. Не до меня сейчас моему человеку…
Поднимаюсь, хочу уходить. Пусть все идет своим чередом. Я-то вижу, как они друг на друга смотрят. Тут бы и без моей помощи все сладилось.
— Куда собралась? — строго. Ну, что прикажешь делать с таким человеком? Не о баньши думай, о девке! Она-то с тебя глаз не сводит, ты зачем по сторонам пялишься?
— В комнату. — Хочу отрезать, но голос поневоле выходит просительным. Ну, еще не хватало у человека разрешения спрашивать! — Можно?
— Будь осторожней. А то опять вещи украдут… — Смеется. Не поверил он мне, не поверил.
— Буду. — Обещаю. Ухожу, походя задевая рукавом Кигу. Буду. И ночь будет. И ребенок. И Род. Тогда и я буду. Никак иначе. Слабое, еле заметное вмешательство. Кружит голову аромат трав, что цветут лишь в Темном лесу, где живут Прядильщицы, низшие фейри моей Эйш-тан. Так пахнет сила Княгини, так пахнет дарованная ее детям магия. Единственная, которая нам доступна. Только Ткачиха ведет нить человека. Смелые, бесстрашные, непокорные могут испортить ее узор. Но чуточку, самую малость, крошечку, капельку подтолкнуть события может и баньши. Даже в человеческом теле. Даже отрезанная от своей Эйш-тан. Самую крошечку. Но сейчас этого хватит.
Все будет…
Стерегу. Ночь темна, но я не человек, я — Старшая. Вижу, слышу, чувствую.
Они поднялись по лестнице в комнату. Не таясь, но и не показываясь на глаза. Вот он прижал ее к стене, поцеловал. Жадно. Бедный Тиан! У него давно не было женщины. Бедный честный дурак. Нищий и глупый. Неужто в Вольграде таких дурочек не водилось? Ему ведь только поманить — любая на шею кинется. Вот и эта. Мне и делать ничего не пришлось, только уйти. Остальное — это чтобы ребенок родился. Мальчик. Она все равно скоро зачнет, с такой-то прытью… Не Тиан, так другой, мало ли здесь удальцов ходит?
Комната Тиана рядом с моей. Он недолго оставался в коридоре, увел Кигу к себе, запер дверь.
Ох, Нара! Не смотри, не слушай!
Но что для меня стены? Разве может дерево помешать баньши видеть результат своих усилий?
Как он ее целовал. Как обнимал. Как она улыбалась. Как раздевалась. Что-то странное зарождается во мне. Меня скрутило от отвращения. От гнева. Я видела это сотни раз. Больше. Сколько детей рождалось в каждом поколении? В последнем — два, но до того… я видела их судьбы от самого зачатия и до смерти. Видела нити, жила рядом с ними… Меня трудно удивить, испугать, смутить… Почему же так плохо? Противно? Гадко?
Не-э-эт… Не подходит ему эта глупая девчонка! Кем его дети станут, рыбаками? Слугами? Нет, ни за что!
Кричу. Пронзительно, истошно. Так кричат баньши. Кричат, когда их люди делают неправильный выбор, гибельный для Рода. Кричу.
Он вышибает дверь. Вбежал, как был, еле штаны подтянул, рубашку выпущена, наполовину расстегнута. Зато сабля при нем. Герой!
— Нара!!! Что случилось?!
— Там! — все еще кричу, но уже тише. — Там! — Указываю на стену.
— Что там?! — раздраженно спрашивает человек, когда понимает: я цела и невредима.
— Пауки! — нахожусь я. Они нехотя просыпаются по зову Старшей, повинуются моей отчаянной мольбе.
— Только-то? — Он поворачивается. На стене сидит небольшой паучок. Совсем маленький. Да и тот торопится скрыться от светового круга. Дескать, позвала, баньши, я пришел, показался и хватит с тебя. Дальше сама. — Из-за этого ты испугалась?
Я не отвечаю, всхлипываю. Я испугалась. Не паука, но испугалась. Какая же я была дура, когда пыталась продолжить Род в отродье трактирной служанки! И мне бы пришлось всю жизнь дышать рыбой… Отвратительно!
Кричу снова. Мой крик спас несчастного паучка от неминуемой гибели. Тиан уже шел к стене с явным намерением раздавить несчастное создание, лишь бы я замолкла.
— Что еще?
На этот раз на беззвучный зов пришел более солидный паук. Спустился с потолка на паутине, покачивается у меня перед носом… большой, с ноготь будет. Мужской причем.
— Тут полно пауков! — Плачу. — Я боюсь!
— Это всего лишь пауки. — Успокоительно.
— Мне страшно. — Рыдаю, как маленький ребенок. Была в Роду одна девочка, она боялась темноты, пауков и одиночества… Тиан подходит ближе, неловко гладит по голове. Я хватаю его за руку. Паук поспешно карабкается по паутине, пока храбрый человек его не прикончил. — Не уходи! Пожалуйста! Я боюсь оставаться одна. Прошу тебя!
— Но… — Нерешительно.
Не спорю, захлебываюсь слезами. Баньши не привыкать лить слезы. Я плачу о своей глупости, о непоправимой ошибке, которую чуть было не совершила. Своими руками толкнула человека в объятья этой… этой…
— Останься.
Он оглядывается на дверь. Смотрит на меня.
— Хорошо, только постель принесу.
— Нет!!! — Как его отпустить, когда за стеной еще не выветрилось мое колдовство?! Если он увидит служанку до рассвета… не хочу! Нет! Он смотрит на меня, как на сумасшедшую. Сочувственно и слегка раздраженно. — Не оставляй меня! Не уходи! Я не хочу спать! Я еще не ложилась. Ляжешь сюда, я рядом посижу. Мне нет нужды спать, я ведь в телеге еду. Пожалуйста! Мне страшно!
Подношу его руку к лицу. Кап… моя слеза падает на его кожу. Тиан отдергивает руку, как ужаленный. Не верит. Не одобряет.
Молчу. Больше ничего сделать нельзя. Какая же я все-таки дура. Княгиня, оборви мою нить, я не хочу больше этого…
— Прекрати. — Тихо. — Я никуда не пойду.
Он уснул. Я сидела на полу — сна действительно не было — и тихо перебирала струны. Тихая, убаюкивающая мелодия. Никаких предсказаний сегодня.
Медленно приходило понимание: так нельзя. Дело не в девчонке. Я вообще не найду достойной матери для его ребенка. Подобной женщины просто не существует. Нет такой, кто могла бы выносить семя Берсерка. Я не смогу позволить ему связаться с недостойной женщиной. Не сумею. Дальше будет хуже. Следующую девчонку я просто убью. Упадет с лестницы, сломает шею…
Нет, так нельзя!
Не может баньши вмешиваться в судьбы чужих людей.
Она и в жизнь своего человека вмешивается только для сохранения Рода.
Да уж, сохранила! Дальше некуда… испортила человеку такой вечер… И дитя, чью нить уже спряли слуги Ткачихи, не появится на свет. Эйш-тан в ярости — чувствую.
И… Вдруг он возненавидит меня? Если я каждый раз буду так поступать… Даже мой глупый и неопытный смертный в конце концов поймет, что не просто так я срываю его «свидания». Нет, нет, только не это! Я не перенесу его ненависти. О, Княгиня!..
Выход прост.
Я уйду. Уйду сейчас, пока не стало поздно. Найдется другая — прислуга, подавальщица, крестьянка — кто угодно. Я приду потом. Когда уже не смогу вмешаться и испортить его судьбу. Приду к нему. Или к ребенку. А, может, не явлюсь вообще. Княгиня дала мне смертное тело, я больше не привязана к дому, где живет мой Род. Уйти, пропасть, затеряться… Уйти.
Но не сейчас. Позже. Еще минуту. Час. Запомнить его, навсегда сохранить в памяти таким, какой он сейчас: расслабленным, спокойным, с открытым, мальчишеским лицом, которого еще не коснулась тень смерти. Спи, мой человек. Набирайся сил. Завтра тебе снова отправляться в путь…