— Давайте не напрягать обстановку, мсье Франс. У всех нас прошедшая ночь выдалась довольно тяжелой, и некоторая вина в этом лежит, без сомнения, на вас — вы же проживаете, и достаточно давно, в стране, до определенной степени цивилизованной, вот и следовало действовать в соответствующем географическому положению духе. А за своих людей я готов принести формальные извинения… Принято?
— Даже если я скажу «нет»? Ничего же не изменится?
— Жизненный опыт в подобных вещах — неоспоримое подспорье. Но, собственно, я хотел вас видеть для того, чтобы уточнить некоторые детали предстоящей сделки. Связь вам со мной будет поддерживать достаточно сложно — я еще не решил, куда отправлюсь… И кстати, поразмышляв накануне, решил не предоставлять вам более соблазнов разрешить нашу проблему каким-нибудь нетрадиционным путем…
— Что это может означать? — занервничал мсье Франс.
— Ничего особенного. Во-первых, я хотел бы передать вам вот этот мобильный телефон. Пусть он будет постоянно с вами. Его номер мне хорошо известен, а следовательно, если вы будете соблюдать условия нашего соглашения, то выйти с вами на связь мне будет очень просто. Второе: при расчете, мне кажется, нам придется вернуться к варианту, который мы обсуждали с господином Веттеншапеном…
— А именно?
— Речь шла о деньгах. О наличных деньгах. И если не в какой-либо определенной валюте, то в государственных ценных бумагах на предъявителя. Но здесь существует некоторая техническая закавыка — скажем, бонды Швейцарской конфедерации мне не очень подходят в силу отсутствия у меня этого самого швейцарского гражданства. О чем я, впрочем, нисколько не сожалею. Следовательно, следует рассмотреть несколько вариантов, которые устроили бы меня максимально. И хотелось бы поставить вас в известность, что ни безналичные переводы, ни вся сумма в долларах или франках живьем меня не устроит. Так что этот момент мы можем и не обсуждать…
— Вопрос в доверии?
— Частично. В налогах, в доверии и, как уже я сказал, в бесценном в подобных случаях жизненном опыте. Что же касается наличных — представьте-ка себе, как это будет выглядеть в объеме?
— Так вы на чем-то остановитесь?
— Разумеется. Вы посоветуетесь с вашими работодателями, оцените свои возможности и поставите меня в известность. А я сам приму решение. Хотел бы попросить только об одном: если мы столкуемся с вами по форме оплаты товара, то хотелось бы, чтобы платежные документы — бонды, акции, векселя — были бы номиналом не менее ста тысяч долларов США. Вас не затруднит исполнить подобное условие?
Мсье Франсу только осталось пожать плечами: в тонкостях подобных расчетов у него не было существенного опыта, основными платежными документами для него были свинец, удавка да нож.
— К вечеру завтрашнего дня я сумею вам ответить на все ваши вопросы. Когда вы предполагаете провести сделку?
— Не стоит торопиться… Я не бедствую и смогу некоторое время попридержать товар, тем более что мы заинтересованы в этом оба, не так ли?
— Хотелось бы надеяться. А что с документами?
— Вы хотели бы на них взглянуть? — Кирилл достал из бардачка копии крокинских бумаг и протянул их мсье Франсу. — Они ли это?
Мсье Франс бегло просмотрел бумаги и кивнул.
— Думаю, что оригиналы у вас тоже имеются…
— Без оригиналов — никуда, мсье Франс. — Кирилл улыбнулся. — Спасибо, что согласились встретиться со мной, а я, не позднее чем завтра к вечеру, побеспокою вас телефонным звонком. И простите за нескромный вопрос: каким образом вы поддерживали связь с этим вашим…
— Галлахером?
— Именно с ним, с Галлахером? И как случилось, что этот человек вышел из повиновения?
— Он со мной лично незнаком. Я не считал необходимым вступать с ним в прямой контакт… А связь поддерживал письменно, присылая ему записки с указаниями и некоторые деньги… Вот и все…
— Увы! Не всегда простота функциональна… — вздохнул Кирилл, отступил на шаг и вежливо кивнул. — До звонка, мсье!
— Буду ждать, — ответил мсье Франс, подозревая, что сейчас этот русский заберется в свой джип и укатит восвояси, оставив его посреди шоссе. Но человек, этот отвратительный громила с лицом младенца-гидроцефала, услужливо распахнул дверцу перед отставным легионером и издал звук, весьма напоминающий английское «плиз».
Автомобиль высадил мсье Франса именно в том месте, где его и подобрали, — прямо у дверей кафе. Смущенно памятуя о ситуации, которая сопутствовала его насильной загрузке в «Мерседес», мсье Франс окинул взглядом фасад здания — за стеклом, прямо у окна, в нарядном переднике стояла хозяйка заведения и знаками указывала на что-то, расположенное за спиной легионера. Он обернулся и обмер — на месте, где с утра еще стоял его «Рено», ничего не было. Нет, конечно, его место уже занял какой-то мини-вэн с креплениями для лыж на крыше, но его спортивного автомобиля не было…
Кирилл, отъехав от заправки на порядочное расстояние, притормозил у обочины. Там его дожидались остальные автомобили: «Навигатор», перешедший от хозяина к Николаю, и арендованный лимузин, исполнявший роль швейцарского «воронка» при встрече Грибова с Марковой в аэропорту. Его можно было бы оставить и в Невшателе, но в последний момент, из известных только Кириллу соображений, его оставили в составе кавалькады, намеревавшейся автопробегом рассечь Швейцарию почти пополам. Вскоре вернулся и Николай на служебном «Мерседесе», и, несколько минут посовещавшись, все отправились в путь. Не было только Жукова, незаметно для беседовавших Кирилла и Франса отошедшего в сторону и исчезнувшего за холмистым горизонтом. Как ему это удалось? А вот так. Где он провел остаток ночи и чем этаким занимался, знал только Жуков. Явился, во всяком случае, на виллу он под утро на джипе, в промокших по колено джинсах и, лишь кивнув Кириллу, уставившемуся на него с немым вопросом, отправился в спальню в попытке урвать хоть часок-другой, отрешившись от забот и плюнув в дежурный стакан портвейна, обычно исполняющий роль снотворного.
Его командир, Кирилл, так и не прилег — при всем его отвращении к кофе ему пришлось выпить пару чашек, чтоб подумать в одиночестве о сюрпризах, которые могли его поджидать в ближайшие дни или даже часы. Но, оценив перспективы возможного поведения противника, он пришел к выводу, что логика развития событий, так, как принимает ее его соперник, позволяет ему, Кириллу, рассчитывать на стопроцентный результат. Хотя некоторые детали было необходимо подработать. Он сделал несколько телефонных звонков. Первый из них (это в пятом часу утра) — в Гамбург, своему приятелю Борису, уже, как казалось, вросшему задом и пустившему корни в бесчисленные бланки бухгалтерской отчетности. Пусть Борис обладал и меньшим даром авантюризма, однако, под сонную ругань своей Гретхен, он выслушал предложение и немедленно согласился поддержать Кирилла. О результатах второго разговора следовало судить только по прибытии в Лихтенштейн — доверять на слово малознакомому человеку не было никаких оснований.
Так, наедине с собственными мыслями, Кирилл просидел в холле еще час. Возможно, несмотря на пару чашек крепчайшего кофе, он даже и задремал бы, если б не чьи-то осторожные шаги: кто-то крался вниз по лестнице, укрываясь полумраком холла.
— Кому там не спится?! — резко окрикнул Кирилл, развернувшись в кресле. На последних ступенях лестницы замерла, застигнутая врасплох, Маркова, по-прежнему в легком пеньюаре и косынке поверх волос. — Хотел бы я знать, что еще вы надумали? — Кирилл покинул кресло и подошел к Дарье. — Если решили удрать не попрощавшись, то хочу заметить — форма одежды слегка не соответствует приказу начальника местного гарнизона. За окнами-то все двадцать…
— И не думала… — уже не таясь, шагнув на ковер, ответила женщина. — И вообще, крупные и многословные мужчины вызывают во мне некоторые подозрения, если не аллергию. Уж не в болтовню ли уходит вся ваша мужская сила?
— Вопрос бестактный, вам не кажется? А вот что вы здесь делаете, вместо того чтобы почивать, как велено, на лаврах в вашей арестантской?
— В этих лаврах ни славы, ни вкуса… И потом, зарубите себе на носу: если дама решила напиться, то напьется обязательно. И для этого нет необходимости ни в собеседнике, ни в собутыльнике, ни тем более в разрешении какого-то краснобая…
— Завтра вы будете раскаиваться в своем поведении. Глубоко и отчаянно.
— Вы по поводу похмелья? — Маркова уверенно, словно ледокол, вскрывающий тонкий пласт осеннего льда, протиснулась меж кресел и обрела необходимый ей плацдарм. — Или пытаетесь творчески раскрыть тему грешницы и покаяния?
— Вам не кажется, что время для подобного рода бесед не самое удачное? Не рановато ли для исповеди?
— Или поздно? Так что отстаньте — я хочу выпить!
— Не в силах отказать. Но напивайтесь так, чтобы завтра мне или моим людям не пришлось застирывать детали одежды после транспортировки вашего бездыханного тела от постели до салона автомобиля…
— Вот как? По-моему, это я страдаю от этого мерзкого запаха… Этих гадких ботинок, оставленных у камина…
— Должен вас огорчить, сударыня. Это вонь от моего плаща, на который вы соизволили излить всю горечь употребленного накануне.
— Наверное, это меня не красит! — отпарировала Маркова без особого сожаления и смущения. — Как и многое другое, что сопутствует нам в реализации наших потребностей.
Она протерла краем пеньюара замусоленный кем-то бокал, взглянула сквозь него на жиденькое пламя очага и, не разбирая особенно, что на этот раз попалось ей под руку, наполнила его наполовину.
— Вы не поддержите компанию?
— Теперь нет. Завтра предстоит еще один непростой день.
— В чем же его сложность?
— В том, что приходится думать. Думать о том, о чем размышлять совершенно неохота…
— А чего же тогда охота?
— Может быть, просто выспаться, воздержаться от употребления спиртного, отправить всех вас к черту, подальше и желательно навсегда…
— План, достойный воплощения… И как вам видится наше ближайшее будущее? Вы, как мне показалось в первый день общения, хотели меня то ли замочить, то ли утопить…