— Славы или денег? — спросил Кирилл у Тони-Анджело, опустившись перед ним на легкий металлический стул.
Тони стремительно втянул в себя то, что у них принято называть пастой, и привычно причмокнул. От неожиданности. Как говорится, всегда есть над чем поразмыслить, было бы чем. И пусть процесс мышления Тони был непосредственно связан с этой достаточно неприятной для собеседников привычкой, он все же считал: если у человека не вся черепная коробка является инструментом переработки продуктов питания, то это должно быть заметно по первой же ответной фразе.
— А в разумном сочетании?
— Заканчивайте трапезу — нам придется пройти в ваш офис…
— В офис? — насколько возможно лукаво (с подобной-то рожей) улыбнулся полицейский. — А что нам там надо?
— Вы согласны на разумное сочетание?
— Ну разумеется…
— Вот и будьте разумны — все, что вам следует узнать, вы узнаете…
— А то, что мне узнать бы хотелось?
— Читайте побольше, Тони, и все образуется…
В маленьком и на удивление чистом кабинете, где полицейский начальник едва размещал свое крупное, неловкое тело, было уютно. Малопривлекательные лица пяти или шести отпрысков Тони пялились со стен, застигнутые в самые неподходящие для фотографии моменты. Да и жена его, возможно итальянка, здорово смахивала на старую, с опаской перебегающую дорогу жидовку. Между этими наглядными доказательствами правоты товарища Энгельса висели какая-то справка при печати и в рамке, прошлогодний календарь с неутолимо вздымающимися женскими грудями на фоне белого песка среди мелких, почти незаметных в этом великолепии волн и фоторобот какого-то маньяка в шляпе и очках.
— Это мой папа! — с некоторой гордостью заявил Тони. — Он был начальником центральной тюрьмы в Люксембурге…
— Я рад за него. — Кирилл смахнул со свободного кресла истерзанный иллюстрированный журнал и со вздохом утомленного человека присел на край. — Значит, в разумном соотношении?
— Именно так. — Полицейский, с выражением достойным сострадания, посмотрел на появившуюся в руке Кирилла сигару и чмокнул. Или он так облизывается? Кирилл не стал прояснять этого и протянул портсигар. Он тут же исчез в ящике стола целиком и без объяснений. Возможно, Тони решил оставить удовольствия на потом, теперь же он принял позу сосредоточенного и уверенного в своих полномочиях чиновника. — Так что вы хотите мне предложить?
— Первое условие: вы не задаете вопросов. Согласны?
— Ну, предположим… — не очень уверенно промямлил Тони.
— Не «предположим», уважаемый, а просто не задаете. А я вам предлагаю в конечном пункте наших с вами взаимоотношений удачную развязку целой цепи преступлений, совершенных на вверенной вам территории…
— Совершенных? — с явным сомнением в голосе переспросил Тони.
— Ну, допустим, которые будут совершены в ближайшее время.
— И каков же характер этих самых преступлений?
— Речь идет о шайке фальшивомонетчиков, намеревающихся провернуть свое дело буквально в двух-трех километрах от вашего участка. Возможно, и не в Лихтенштейне, но в непосредственной близости…
— Очень интересно… И не вы ли представляете этих фальшивомонетчиков?
— Мне казалось, Тони, что вы все схватываете на лету… Но, простите, не теперь. Разве я, человек очень состоятельный и дорожащий своим положением здесь, стал бы проворачивать аферу на виду у вашего недремлющего ока, с риском быть арестованным и, не допусти господи, осужденным?
— Мне кажется, вы произносите имя Господа нашего всегда с маленькой буквы…
— Возможно, вы и правы в этот раз, но к делу подобный факт не имеет никакого отношения. Теперь о сумме предстоящей аферы — она составляет, по слухам, около ста восьмидесяти миллионов швейцарских франков. — Кирилл взял паузу, насладился произведенным впечатлением и продолжил: — Как вы полагаете, полицейскому офицеру, предупредившему подобное, есть на что рассчитывать в дальнейшем?
— Ну, я… Ну, я полагаю, что конечно…
— И я тоже так думаю. И теперь, чтобы все произошло именно так, как хотелось, вам необходимо сделать следующее… — Кирилл достал из нагрудного кармана куртки листок бумаги и передал его Тони. — Здесь серийный номер пистолета модели «Глок-семнадцать». Вы не могли бы свериться с полицейской картотекой, зарегистрирован ли он, и если да, то кому принадлежит…
— «Глок»? — Тони был полицейским, пусть самовлюбленным и самонадеянным, как все полицейские-итальянцы. Но то, что буквально вчера из Берна пришла ориентировка по похищенному у убитого постового табельному оружию, — эта информация еще не улетучилась из Тони вместе с переваренными спагетти. Он сверил номер и очень недобро глянул на Кирилла: — Может быть, вы объясните…
— Я же предупреждал вас, уважаемый, что на данном этапе вы узнаете только то, что мне представляется необходимым. А вот что вас так удивило — я был бы рад выслушать…
— Этот пистолет был украден у полицейского, убитого в Берне…
— Вот как? — Кирилл и бровью не повел при подобном известии. — Значит, вы почти раскрыли дело, связанное с убийством вашего коллеги.
— И вы знаете, кто это?
— Разумеется… Но давайте продолжим…
— Ну нет, постойте! Пока вы не дадите мне исчерпывающих объяснений, я не стану продолжать разговор…
— Я, собственно, не вижу никакой разницы между убитым в Берне полицейским и любым другим человеком, и посему мне на ваши внутренние переживания плевать. А если вы отказываетесь сотрудничать со мной — право ваше, я встаю и ухожу…
— Я вас арестую!
— Вы, уважаемый, забыли, что для задержания, подчеркиваю, даже для задержания лица, подобного мне, вам понадобятся очень веские основания. Иначе будете руководить работой фуникулеров на вверенной вам территории… В ночное время суток…
Тони помолчал с минуту, возможно рассчитывая оставшиеся ходы, и устало хлопнул ладонью о ладонь:
— Хорошо, продолжим…
— Человека, владевшего этим пистолетом, я передам вам в ближайшем будущем — не пройдет и пары суток. Но для этого вы должны выяснить, не обращался ли кто за медицинской помощью по поводу ожога лица. Это должен быть мужчина, высокого роста, рыжеволосый и, вероятнее всего, англичанин…
— Как скоро я должен предоставить вам информацию?
— Желательно, если бы это случилось полчаса назад…
— Этот человек имеет отношение к убийству в Берне?
— Давайте не станем сейчас строить предположения. Одно я обещаю твердо — вы получите убийцу.
— Хотелось бы верить… Что еще?
— Как там обстоят дела с нашими однояйцевыми близнецами? Вы их еще не депортировали?
— Все зависит от вас — как только отзовете иск…
— А что с адвокатом?
— С этим на Рождество проблемы… Даже из консульства никто не приезжал — позвонили из вежливости, узнали о наших к ним претензиях…
— Я мог бы с ними переговорить?
— С глазу на глаз?
— Понятное дело…
— Думаю, что можете… Если не станете их бить…
— Перестаньте, Тони. У меня на них иные виды…
— Мистер Галлахер, вам просили передать… — Санитарка в накрахмаленной шапочке положила перед Родом коробку, перевязанную голубой шелковой лентой, под которую была вложена открытка с рождественскими пожеланиями. Галлахер осторожно коснулся посылки. Как если бы там была бомба, но ничего не произошло.
До получения этой коробки, перевязанной голубой лентой, Галлахер ощущал себя человеком в достаточной мере защищенным от разного рода неприятностей — ему только нужно получить квалифицированную медицинскую помощь и отлежаться пару дней на больничной койке. К этому времени, предполагал он, расследование, связанное с его активной деятельностью, войдет в рутинное русло и ко времени, когда необходимые для его розыска данные будут собраны, он, Род, будет уже далеко, в недостижимом мире, созданном по образу его неуемных фантазий, которые иной раз воплощаются в реальность.
Преодолев очередной подъем и дав остыть натруженному мотору, Род вышел из автомобиля, открыл капот и, сдернув шланг бензопровода со штуцера карбюратора, обильно полил заструившимся топливом клапанную крышку двигателя. Затем вернулся в машину, сел за руль и стал ждать. Через несколько минут внизу спуска показались огни — какой-то встречный автомобиль поднимался по скользкому и достаточно крутому склону. Род отпустил ручной тормоз, и его «Форд» покатился вниз. Когда до встречного автомобиля оставалось метров двести — Галлахер не хотел рисковать собственной жизнью всерьез, — он включил зажигание и крутанул мотор стартером. И тут же яркий сноп пламени выбил замки капота и взметнулся вверх. «Эскорт» Галлахера вильнул влево, пересек встречную полосу и врезался в сугроб. Теперь он уже походил на пылающий факел, зажженный возле уступа высокой скалы. Треснуло стекло, осыпалось, и языки огня коснулись обивки потолка.
Стало жарко и невыносимо душно. Галлахер дернул ручку замка, толкнул дверцу плечом и… Дверь не открылась — пробитый автомобилем сугроб у обочины оказался слишком высоким. Галлахер еще раз ударил плечом в дверцу, затем еще — вспыхнула и потекла, как расплавленная смола, обивка. Дым, зеленоватый и едкий, ударил Роду в нос, обжег горло. Он закашлялся, с каждым непроизвольным вдохом вбирая в свои легкие все больше отравы, и уже ничего не видел. Казалось, он окутан пеленой знойного африканского лета. Хижина под банановой ботвой полыхала. Роду казалось, что он силится подняться с раскаленной циновки, но тело не слушается его…
Встречный автомобиль, который, по замыслу Галлахера, должен был стать для него спасителем, слегка забуксовал в середине подъема — до вспыхнувшего «Эскорта» ему оставалось добрых двести метров. Машину развернуло поперек, и она встала, словно в раздумье, не скатиться ли вниз, чтобы предпринять очередную попытку штурма на следующий день, поутру. Но водитель заметил, что чуть выше неожиданно взметнувшего пламени, с верхней точки склона катится какая-то громада с тремя горящими желтыми огоньками на крыше. Оценив ситуацию, водитель запустил двигатель и, насколько позволяла обстановка, попытался направить машину к спуску — не надо быть гонщиком, чтобы представить, что может натворить трак на узкой и скользкой горной дороге при экстренном торможении. И он оказался прав — драйвер, за спиной которого болталось еще сорок два фута груза, осадил свой тягач — справа от него горел автомобиль, впереди застряла машина, пытаясь развернуться, — и стал прижиматься к левой обочине. Маневр почти удался, если б не непослушный, неравномерно загруженный контейнер. Качнувшись, он сдвинул вправо заднюю тележку прицепа. Край контейнера задел полыхающий «Форд», он вылетел из сугроба, перевернулся через крышу, выбросив из распахнувшейся-таки дверцы Галлахера. Через двадцать минут к месту катастрофы прибыли полицейские. Никому и в голову не пришло, что лежащий на носилках обожженный мужчина сумел добиться подобного эффекта лишь собственным гением и тонкостью расчета.