— Итак, ты теперь у нас детектив…
— Да. И работаю в Голливуде. То есть не то чтобы работаю… Я, видишь ли, сейчас в своего рода отпуске.
— Отпуск — это всегда приятно.
Настроение у нее определенно улучшилось. Похоже, она пришла к выводу, что он заехал к ней просто так, а не по делу. Босх понял, что настало время выкладывать карты на стол.
— Э-э, Мере… то есть Кэтрин… мне необходимо кое о чем тебя спросить.
— О чем же, Гарри?
— Смотрю я на тебя и на твою шикарную квартиру и думаю, что ты и в самом деле стала птицей другого полета и все у тебя сейчас другое: дом, имя да и сама жизнь. Ты теперь не Мередит Роман, и мне нет смысла об этом напоминать — ты и сама отлично это знаешь. Я к тому говорю, что разговор о прошлом может оказаться для тебя трудным и тягостным. Это нужно прежде всего мне, поэтому заранее прошу меня извинить. Поверь, ни оскорблять тебя, ни причинять тебе боль я не хочу.
— Значит, ты приехал сюда, чтобы поговорить о своей матери?
Он согласно кивнул и, опустив голову, стал созерцать свой стакан, стоявший на пробковом кружке.
— Мы с твоей матерью были лучшими подругами. Иногда я думаю, что занималась тобой ничуть не меньше, чем она. До того, как тебя у нее отобрали. То есть у нас.
Он поднял голову и посмотрел на нее. Ее глаза затуманились от воспоминаний.
— Дня не проходит, чтобы я о ней не вспоминала. Мы тогда были обыкновенными девчонками и, что называется, весело проводили время. Нам и в голову не приходило, что кого-то из нас могут убить. — Она поднялась со стула: — Пойдем со мной, Гарри. Хочу кое-что тебе показать.
Он прошел за ней по покрытому коврами холлу и вошел в спальню. Там находились огромная кровать с четырьмя столбиками по краям и голубым балдахином, бюро из дуба и низенькие столики по бокам кровати. Кэтрин Регистер указала ему на бюро. На крышке стояло несколько фотографий в декоративных рамках. На большинстве были запечатлены хозяйка дома в компании с неким мужчиной, который выглядел гораздо старше ее. Муж, догадался Босх. Но Кэтрин показала на фотографию, стоявшую справа, в некотором удалении от остальных. Это был старый снимок, выцветший от времени. С него смотрели две молодые женщины и крохотный мальчик трех-четырех лет.
— Эта фотография всегда находилась со мной, Гарри. Даже когда был жив мой муж. Он знал о моем прошлом. Я все ему рассказала. Для него это ничего не значило. Мы прожили с ним двадцать три восхитительных года. Жизнь во многом зависит от того, как ты распорядишься своим прошлым. Его можно использовать, чтобы причинять боль себе или другим, но можно употребить и во благо. Меня, во всяком случае, оно сделало сильной. Итак, Гарри, расскажи мне без смущения и утайки о том, что привело тебя сегодня ко мне.
Босх протянул руку и взял фотографию с крышки бюро.
— Я хочу… — Он отвел глаза от снимка и посмотрел на Кэтрин Регистер. — Я решил выяснить, кто ее убил.
На лице Кэтрин мелькнуло странное выражение. Она взяла фотографию у него из рук, поставила на крышку бюро и снова обняла его, положив голову ему на грудь. Он видел это объятие в висевшем над бюро зеркале. Когда потом она отстранилась и подняла на него взгляд, он заметил в ее глазах слезы. Нижняя губа слегка подрагивала.
— Пойдем присядем, — сказала она.
Достав из стоявшей на бюро коробки пару бумажных платочков, она вместе с Гарри вернулась в гостиную и опустилась на стул.
— Может, принести тебе воды? — спросил Босх.
— Не надо, я в порядке. Сейчас успокоюсь. Извини…
Пока она вытирала глаза бумажным платком, он обошел стеклянный стол и сел на диван.
— В те давние дни мы называли себя двумя мушкетерами. У нас даже девиз был похожий: «Две за одну, и одна за двух». Глупо, конечно, но мы тогда были так молоды и так близки…
— Я собираюсь начать с самого начала, Кэтрин. И для этого затребовал из архива старое дело об убийстве.
Она пренебрежительно хмыкнула и покачала головой:
— Это было не расследование, а комедия.
— Я тоже так думаю, но не понимаю почему.
— Послушай, Гарри, ты ведь знаешь, кем была твоя мать? — спросила Кэтрин, а когда он кивнул, продолжила: — Да, она была девушкой для развлечений. Мы обе были такими. Полагаю, ты также знаешь, что это наиболее вежливая форма, какую используют в обществе, характеризуя подобных женщин. Так что копам было наплевать, что одна из нас умерла. Они постарались сбыть это дело с рук как можно быстрей. Я знаю, что ты тоже полицейский, но в те времена подобные дела только так и делались. Для копов твоя мать была все равно что пустое место.
— Я это понимаю. Более того, полагаю, что и сейчас ситуация в этом смысле мало изменилась. Но все-таки за всем этим кроется нечто большее, нежели простое пренебрежение.
— Я не знаю, Гарри, насколько полную информацию о своей матери ты хочешь получить.
Он пристально посмотрел на нее:
— Прошлое и меня сделало сильным. Я справлюсь.
— Да, прошлое кое-чему тебя научило… Я помню заведение, куда тебя направили. Как же оно называлось? «Макивой» или что-то вроде этого…
— «Макларен».
— Точно. «Макларен». Жутковатое местечко. Когда твоя мать, навестив тебя, возвращалась оттуда, то садилась на стул и начинала реветь.
— Давай не будем менять тему, Кэтрин. Лучше расскажи, что, по-твоему, мне следует знать.
Она согласно кивнула, но, прежде чем продолжить рассказ, пару секунд молчала, словно собираясь с духом.
— Map знала кое-кого из полицейских. Понимаешь?
Он кивнул.
— Мы обе знали. Так уж функционировала система. Девушкам, чтобы жить и работать, надо было уметь договариваться. Так что, когда Map убили, для копов было вполне логично сделать все возможное, чтобы побыстрей положить это дело под сукно. Чтобы не привлекать к нему повышенного внимания. Другими словами, им не хотелось ставить кое-кого в неудобное положение.
— Если я правильно тебя понял, ты хочешь сказать, что это сделал коп?
— Ничего подобного. Я не знаю, кто это сделал, Гарри. Если бы знала, то сказала. Я просто думаю, что те два детектива, которые расследовали это дело, наверняка догадывались, куда тянутся ниточки. Но не захотели за них дергать, понимая, что кое-кто в управлении этого бы не одобрил. К тому же Map была всего-навсего девушкой для развлечений, и им было на нее наплевать.
Босх окинул комнату взглядом, не зная, о чем еще спросить Кэтрин.
— А с кем из полицейских она была знакома?
— Это было так давно…
— Ты знала тех же полицейских, что и она, верно?
— Да. Как же иначе? Так работала система. Чтобы не попасть в тюрьму, приходилось использовать свои контакты. А купить можно было каждого. По крайней мере в те годы. Разные люди требовали разной оплаты. Одни хотели получать деньги, а другие — кое-что иное.
— В деле об убий… то есть в документах из папки сказано, что тебя не арестовывали и у полиции нет никаких порочащих тебя записей.
— Мне повезло. Несколько раз меня задерживали, но я кое-кому звонила, и меня отпускали. Иначе говоря, протоколов не составляли, потому что у меня было много знакомых копов. Улавливаешь, что к чему, дорогуша?
— Улавливаю.
Рассказывая все это, она ни на секунду не отводила от него глаз. Говорила о самых мерзких вещах в своей жизни, не поведя и бровью. Долгие годы она вела жизнь порядочной женщины, но в ней все еще оставалась так называемая «гордость шлюхи». Возможно, это и помогло ей преодолеть все трудности и выбраться из окружавшей ее мерзости, сохранив при этом достоинство. Его должно было хватить ей с избытком до конца дней.
— Ты не против, если я закурю?
— Не против, если позволишь к тебе присоединиться.
Они оба как по команде достали сигареты. Босх вскочил и щелкнул зажигалкой, чтобы дать ей прикурить.
— Можешь взять пепельницу с бокового столика. Только не вздумай просыпать пепел на ковер.
Она ткнула пальцем в плоскую стеклянную вазочку, стоявшую на крохотном столике справа от дивана. Босх взял ее и, не решаясь поставить на зеркальную поверхность кофейного столика, держал на весу.
— Ты помнишь имена полисменов, которых знала и которых, возможно, знала моя мать? — спросил Босх.
— Повторяю: прошло слишком много лет. Кроме того, я сомневаюсь, что эти парни были хоть как-то связаны с этим делом.
— Ирвин С. Ирвинг. Это имя тебе что-нибудь говорит?
Она долго молчала, вспоминая, потом сказала:
— Я знала его. Думаю, что Map тоже. Этот человек патрулировал бульвар. Было бы странно, если бы она его не знала… но я могу и ошибаться.
Босх кивнул:
— Это тот самый парень, который ее нашел.
Она пожала плечами: дескать, ну и что это доказывает?
— Кто-то же должен был ее найти. Особенно если учесть, что тело оставили в открытом контейнере в довольно оживленном месте.
— А что ты скажешь о парнях по имени Гилкрист и Стано, которые работали в полиции нравов?
Она секунду колебалась, прежде чем ответить.
— Я помню этих типов… Это были низкие люди.
— Как думаешь, моя мать их знала? По линии их ведомства?
Она согласно кивнула.
— А что значит — низкие люди? В каком смысле?
— Они просто… Они ни в грош нас не ставили. Если им было что-то от нас нужно — какая-нибудь информация, которую мы могли получить, встречаясь с тем или иным человеком, или что-нибудь… хм… более личное, они просто приходили и брали это. При этом бывали ужасно грубы. Я их ненавидела.
— Они могли…
— Могли ли они убить твою мать? Я тогда думала — да и сейчас так считаю, — что нет, не могли. Они не были убийцами, Гарри. Все-таки они были копами. Продажными, конечно, копами, но мне тогда казалось, что все такие. Но неприкрытого насилия тогда было меньше. Не то что нынче, когда чуть ли не каждый день читаешь в газетах, как один коп кого-то убил, а другой кого-то избил, или покалечил, или сделал что-нибудь еще в этом роде. Ты уж меня, Гарри, извини…
— Все нормально. Может, еще кого-нибудь вспомнишь?