— Понимаю, — кивнул Босх. — Вернее, думаю, что понимаю.
Они рассмеялись, а потом она неожиданно наклонилась к нему и быстро поцеловала в губы. Это было приятно, и Босх расплылся в улыбке. После ее поцелуя на губах остался легкий привкус чеснока.
— Хорошо, что вы уже успели загореть. А иначе наверняка бы сейчас покраснели…
— Не покраснел бы. Я это в том смысле, что понемногу к вам привыкаю…
— Хотите поехать ко мне домой, Босх?
Он заколебался. Но не потому, что не знал ответа на этот вопрос. Просто хотел предоставить ей шанс соскочить с крючка, если она произнесла эти слова под воздействием момента. Прошло несколько секунд. Она хранила молчание, он улыбнулся ей и кивнул:
— Да, хочу.
Они вышли из заведения, сели в машины и выехали на шоссе. Босх, пристраиваясь в хвост «фольксвагену» Джасмин, размышлял о серьезности ее намерений, опасаясь, что она может передумать. Ответ он получил на мосту Скайуэй. Когда он подъехал к будке смотрителя и протянул в окошко доллар, тот покачал головой и сказал:
— Не требуется. За вас заплатила леди в «фольксвагене».
— Правда?
— Правда. Вы ее знаете?
— Пока нет.
— Думаю, еще узнаете. Желаю удачи.
— Спасибо.
24
Теперь Босх просто не имел права потерять Джасмин в потоке машин. Чем дольше он ехал, тем сильнее становились предощущение праздника и испытываемое им нетерпение. Он был поражен прямотой этой женщины и спрашивал себя, как и во что трансформируется это качество, когда они будут заниматься любовью.
Следуя за «фольксвагеном» Джасмин, Босх проехал на север от Тампы и свернул в квартал, называвшийся Гайд-парк. Расположенные там дома в викторианском стиле выходили окнами на залив и имели крытые подъезды с колоннами и каменными ступенями. Джасмин жила над гаражом, находившимся на заднем дворе серого с зеленой отделкой викторианского дома.
Когда они поднялись по лестнице на второй этаж и Джасмин вставила ключ в замочную скважину, Босх нахмурился. Она открыла дверь, посмотрела на него и спросила:
— Что-то не так?
— Все так. Просто мне следовало бы заскочить в аптеку.
— Не беспокойся. У меня есть все, что нужно. Подождешь здесь минутку? Мне нужно кое-что убрать.
Он пристально взглянул на нее:
— Мне наплевать, если у тебя не убрано…
— Я не поняла…
— О'кей. Делай, что хотела, и не торопись.
Он ждал минуты три, потом она открыла дверь и впустила его. Если она и в самом деле что-то убирала, то делала это в темноте. Единственный лучик света в ее квартире пробивался с кухни. Она взяла его за руку и потянула за собой в темный коридор, уходящий в глубь дома. Когда они вошли в спальню, она включила лампу, осветившую спартанскую обстановку комнаты, в центре которой стояла кованая кровать с пологом. Рядом с ней помещался ночной столик из неполированного дерева. У стены располагалось такое же бюро, а рядом с ним — антикварная ножная швейная машинка фирмы «Зингер», верхнюю деку которой украшала синяя ваза с мертвыми, засохшими цветами. Стены были голыми, но в одном месте Босх увидел торчавший из белой штукатурки гвоздь. Джасмин заметила мимолетный взгляд, брошенный Босхом на засохшие цветы, быстро подошла к швейной машинке, взяла вазу и направилась к двери.
— Надо выбросить это сено. Я забыла сделать это перед отъездом.
Пока она отсутствовала, Босх осмотрел участок стены с гвоздем. В этом месте на побелке проступали едва заметные очертания прямоугольника, и Босх решил, что раньше здесь висела какая-то картина. Джасмин оставила его за порогом квартиры не для того, чтобы прибраться. Иначе она избавилась бы и от засохших цветов. Она хотела снять и спрятать от него эту картину.
Вернувшись в комнату, Джаз водрузила опустевшую вазу на швейную машинку.
— Пиво будешь? У меня, кстати, есть еще и вино.
Босх подошел к ней и всмотрелся в ее лицо. Эта странная женщина, окутанная некой тайной, все больше его интриговала.
— Спасибо. Что-то не хочется.
Не сказав больше ни слова, они заключили друг друга в объятия. Целуя Джасмин, он ощущал исходивший от нее легкий запах табака, чеснока и пива, но ему было на это наплевать. Он знал, что она чувствует то же самое. Прервав поцелуй, он ткнулся носом ей в шею, вдыхая аромат жасминовых духов.
Потом они двинулись к постели, снимая с себя одежду в перерывах между объятиями и жаркими поцелуями. У Джаз было красивое загорелое тело с белыми полосками от купальника. Босх поцеловал ее небольшие, хорошо очерченные груди и опустился вместе с ней на постель. Она попросила его не торопиться, перекатилась на бок и достала из ящика ночного столика запаянные в фольгу презервативы.
— Это то, что называется предусмотрительностью? — спросил он.
Они расхохотались, и последнее остававшееся еще между ними напряжение исчезло.
— А вот мы сейчас это выясним, — ответила она.
Обычно Босху требовалось время, чтобы вступить в сексуальную близость с женщиной. Ему было необходимо узнать партнершу, проникнуться к ней нежными чувствами и соединить их с сексуальным желанием. Но иногда бывало, что все это волшебным образом уже присутствовало в зарождающихся отношениях, и это оказался как раз такой случай. Босху чудилось, что он давно уже знает Джаз и она всегда ему нравилась, просто не хватало смелости сказать ей об этом раньше. И не важно, сколько времени продлится их близость — час или несколько минут. Он знал, что будет прекрасно. Когда он лежал на ней, всматриваясь в ее широко раскрытые глаза, Джаз сжимала его плечи с такой силой, словно стремилась удержать не только его, но и саму свою жизнь. Их тела двигались в унисон, а потом замерли, словно повинуясь единой команде. Босх уткнулся лицом в ложбинку между ее шеей и плечом, переводя дух и с шумом втягивая в себя воздух. Ему было так хорошо, что хотелось смеяться, но он сдержался. Подумав, что смеха она не поймет, он отважился лишь приглушенно откашляться.
— Все нормально? — тихо спросила она.
— В жизни не чувствовал себя лучше.
Гарри медленно заскользил по ее телу, целуя груди и живот. Потом незаметно для нее снял презерватив и уселся на постели между ног Джасмин, раздумывая, как от него избавиться.
Спустив ноги на пол, он поднялся с постели и направился к боковой двери в надежде попасть в ванную, но это оказался встроенный шкаф. За соседней дверью он нашел то, что искал. Спустив кондом в унитаз, он рассеянно подумал, что эта штуковина, возможно, через некоторое время всплывет в заливе Тампа-Бей.
Когда он вернулся в спальню, Джасмин сидела на постели, обернув бедра простыней. Босх поднял с пола свой пиджак, вынул из кармана сигареты, прикурил две и передал одну женщине. Потом склонился над ней и поцеловал в грудь. Джаз рассмеялась. Ее смех звучал так заразительно, что Босх не мог удержаться от улыбки.
— Мне нравится, что ты пришел ко мне неподготовленным.
— «Неподготовленным»? Что ты хочешь этим сказать?
— Только то, что ты намеревался сходить в аптеку. Это кое-что говорит о тебе как о человеке.
— Что же именно?
— Если бы ты приехал сюда из Лос-Анджелеса с презервативами в бумажнике, это было бы слишком… ну, не знаю, как сказать… преднамеренно, что ли… Тогда ты был бы ничем не лучше любого здешнего сердцееда, и все, что с нами произошло, лишилось бы элемента неожиданности, спонтанности… Я рада, что ты не такой, Гарри Босх. Именно это я и хотела сказать.
Босх кивал, пытаясь понять причудливый ход ее мысли и невольно думая, как расценить тот факт, что сама она оказалась «подготовленной». Потом он решил оставить эту тему и прикурил очередную сигарету.
— Где ты так повредил руку?
Джасмин заметила отметины у него на пальцах. Босх, вылетая из Лос-Анджелеса, снял бинты. Ожоги начали подживать и превратились в два ярко-красных рубца.
— Заснул с сигаретой в руке.
У него было такое чувство, что ей он может рассказать о себе все.
— Господи! Это же очень опасно.
— Да уж, хорошего мало. Постараюсь впредь не допускать ничего подобного.
— Хочешь остаться у меня на ночь?
Босх потянулся к ней и поцеловал в шею.
— Да, — прошептал он.
Джаз дотронулась до старого шрама у него на плече. Женщины, с которыми он спал, всегда это делали. Шрам, честно говоря, был довольно уродливый, и он не знал, почему представительницам прекрасного пола так хочется его потрогать.
— В тебя стреляли?
— Да.
— Это еще опаснее.
Босх пожал плечами. Эта история относилась к области преданий, и он редко о ней вспоминал.
— Ты не такой, как другие копы, которых я знала. Тебе удалось сохранить свою человечность. Интересно, каким образом?
Он снова пожал плечами, дескать, не имею представления.
— Тебе хорошо, Босх?
Он затушил окурок в пепельнице.
— Мне хорошо. А почему ты спрашиваешь?
— Не знаю… Помнишь, о чем пел бард Марвин Гай до того, как его убил собственный отец? О возможности духовного исцеления через секс. Утверждал, что секс полезен для души… что-то вроде этого… Как ни странно, я в это верю. А ты?
— Возможно.
— Твоя душа, Босх, нуждается в исцелении.
— Может, в таком случае ляжем в постель?
Она легла и натянула на себя простыню. Босх прошелся по комнате, выключая свет. Когда он нырнул в темноте к ней под простыню, она повернулась к нему спиной и попросила обнять ее. Он обхватил ее руками и прижал к себе. Ему нравился исходивший от нее запах.
— Почему люди называют тебя Джаз?
— Не знаю. Так уж повелось. Этакое обязательное приложение к моему имени. А почему ты спросил?
— Так просто. Запах твоего тела прекрасно сочетается с обоими именами — и Джаз, и Джасмин. От тебя пахнет музыкой и цветами.
— А как, интересно, пахнет джаз?
— Он пахнет темнотой и табачным дымом.
Они надолго замолчали, и Босх даже подумал, что Джасмин заснула. А ему не спалось. Он лежал с открытыми глазами, вглядываясь в темное пространство комнаты. Неожиданно Джасмин заговорила снова: