Наконец машина Толивера свернула на улицу Вудро Вильсона, и Босх увидел свой дом и припаркованную перед ним белую машину с желтыми номерными знаками, а рядом с ней — мужчину в желтом строительном шлеме. Это был личный враг Босха — строительный инспектор Гауди.
— Вот дьявольщина! — выругался Босх. — И откуда он взялся? Или это тоже штучки ОВР?
— Я не в курсе… Даже если это и так, я об этом ничего не знаю.
— Ну разумеется…
Толивер надавил на тормоз, нагруженный своим скарбом Босх вылез из машины, а Гауди сразу его узнал и, когда Толивер отъехал, подошел ближе.
— Надеюсь, вы здесь больше не живете? — осведомился инспектор. — Дом, как вы знаете, предназначен к сносу. Но нам позвонили и сообщили, что кто-то незаконно подключил его к электросети.
— Мне тоже надо позвонить… Кстати, вы не видели поблизости каких-нибудь подозрительных типов? Я сюда заехал, чтобы проверить — не пропало ли что…
— Только не надо делать из меня дурака, мистер Босх. Я заметил на доме следы ремонта. А между тем вы не только не имеете права его ремонтировать, но даже и заходить в него. Мы отправили вам по почте уведомление о сносе, но с вашей стороны не последовало никакой реакции. Видно, мне придется самому заняться сносом, а вам предъявить счет. Нет никакого смысла затягивать это дело. А вам нет смысла сюда заходить, поскольку я собираюсь отключить дом от электричества и заколотить двери.
Гауди достал из своего автомобиля металлический ящик с инструментами и извлек из него устрашающие стальные штыри и скобы.
— Я нанял адвоката, — сообщил Босх. — Он урегулирует это дело с вашими людьми.
— Извините, но тут нечего урегулировать. Вы официально здесь уже не живете. Если вы сделаете попытку сюда проникнуть, вас арестуют. Равным образом вас арестуют, если я замечу повреждения на запорах, которые собираюсь установить. Я, мистер Босх, с вами не шучу и сегодня же поставлю в известность о своем решении подразделение «Северный Голливуд».
Впервые за все это время Босх подумал, что перед ним, возможно, разыгрывают некое представление и этот человек напрашивается на взятку. Вероятно, Гауди даже не подозревает, что Босх — полицейский. Большинство полицейских не могли себе позволить жить в этом респектабельном квартале, а если бы даже и могли — то не стали бы. Босх купил здесь дом, потому что заработал недурные деньги, выступая консультантом на съемках; фильма, сценарий которого основывался на расследованном им когда-то деле об убийстве.
— Послушайте, Гауди, — сказал он. — Я в таких делах мало что смыслю. Поэтому скажите мне прямо, что вы хотите, и вы это получите. Я стремлюсь сохранить этот дом. Это все, что мне нужно.
Гауди посмотрел на него в упор, и Босх понял, что ошибся на его счет. В глазах строительного инспектора полыхало негодование.
— Если вы будете делать мне такого рода намеки, то отправитесь прямиком в тюрьму. Но я вам скажу, что мне надо. Обещаю забыть о ваших словах, если вы…
— Извините, если что не так, — торопливо произнес Босх. — Но я и вправду очень хочу сохранить этот дом. Он единственное, что у меня есть.
— У вас есть много больше. Вы просто этого не осознаете. Но довольно. Даю вам пять минут, чтобы войти в дом и взять нужные вам вещи. После этого я заколочу двери. Извините, но избежать этого не удастся. Если завтра случится землетрясение и этот дом съедет вниз по склону, вы мне еще спасибо скажете за то, что я вас отсюда выставил…
Босх устало кивнул.
— Итак, пять минут. Время пошло.
Он вошел в дом и первым делом снял чемодан с верхней полки встроенного в стену холла шкафа. Потом положил туда запасную пушку, хранившуюся в том же шкафу, и засунул всю одежду, какую только нашел в гардеробе в спальне. Оставив чемодан в примыкавшем к кухне гараже, он вернулся в дом за новым грузом. Открыв ящики бюро, вывалил их содержимое на кровать, завернул все в простыню и связал узлом, который также вынес в гараж.
Пять минут прошло, но Гауди так и не появился. Босх слышал, как он орудовал снаружи молотком, заколачивая парадную дверь.
Через десять минут упорной работы в гараже скопилась целая куча принадлежавших Босху вещей. Среди них были обувная коробка со старыми фотографиями и письмами, небольшой переносной сейф со всевозможными документами и пачкой неоплаченных счетов, стереоустановка и две коробки кассет и дисков с коллекцией джазовой музыки. Оглядев свое имущество, Босх испытал мгновенное, но острое чувство бездомности и утраты. Кроме того, он осознал, что вряд ли втиснет в «мустанг» все эти вещи. С другой стороны, их оказалось до странности мало, учитывая, что прожил он на этом свете целых сорок пять лет.
— Можно приступать?
Это был Гауди. В одной руке он держал молоток, а в другой — длинную железную скобу. На широком кожаном поясе, стягивавшем талию строительного инспектора, висел на крючке большой замок с дужкой и вставленным в скважину ключом.
— Да, — ответил Босх. — Приступайте.
Он отошел в сторону, предоставляя инспектору возможность навесить засовы и запереть кухонную дверь. С первыми ударами молотка зазвонил мобильник, и Босх вспомнил о Кейше Рассел.
На этот раз мобильник лежал не в портфеле, а в кармане его пиджака. Достав телефон, Босх щелкнул крышкой и поднес его к уху:
— Босх слушает.
— Детектив? Это доктор Хинойос.
— Хм… Приветствую вас…
— Что-нибудь не так?
— Я, видите ли, ждал звонка от одного человека… Извините, но мне нельзя сейчас занимать линию. Можно, я перезвоню вам через несколько минут?
Босх посмотрел на часы. Было без пяти шесть.
— Хорошо. Перезвоните, — сказала доктор Хинойос. — Я буду у себя в офисе до половины седьмого. Хочу кое-что вам сообщить, а заодно узнать, что произошло в конференц-зале после моего ухода.
Едва Босх захлопнул крышку, мобильник зазвонил снова. Он даже не успел положить его в карман.
— Босх…
— Босх, у меня совершенно нет времени, поэтому говори коротко и по существу. — Это была Рассел. Судя по всему, она и впрямь торопилась, поскольку даже не посчитала нужным назваться. — Итак, моя статья основывается на информации, что убийцу Харви Паундса ищут внутри управления и детективы уже беседовали в этой связи с тобой на протяжении нескольких часов. Кроме того, они устроили у тебя обыск. По их мнению, ты в этом деле являешься важнейшим подозреваемым.
— Важнейшим подозреваемым? Полицейские детективы, Кейша, такое выражение не употребляют. Отсюда вывод, что эту информацию ты почерпнула у одного из придурков из ОВР. А эти типы не имеют никакого представления, как расследовать убийства. Они не способны выявить преступника, даже если тот явится к ним в отдел и начнет кусать их за задницы.
— Только не надо всех ругать и ходить вокруг да около. Скажи сразу: у тебя есть комментарий к моей завтрашней статье или нет? Если есть, говори. У меня как раз хватит времени, чтобы записать твой комментарий и сдать его в типографию вместе со статьей.
— Никакого комментария для печати не будет.
— А не для печати?
— Не для печати, и только для тебя одной, скажу так: ты, Кейша, собираешься публиковать совершеннейшую ерунду. Твоя статья не содержит ни слова правды. И если ты намереваешься печатать ее именно в этом виде, то завтра тебе придется писать другую, причем с диаметрально противоположным содержанием. Поскольку никакой я не подозреваемый и подозреваемых по этому делу вообще нет. Ну а потом начнешь искать новые темы для своих умствований.
— Это почему же? — с вызовом осведомилась она.
— А потому, что твоя нынешняя писанина поддерживает организованную ОВР грязную провокацию. И когда завтра твою статью прочитают в управлении, веры тебе больше не будет. Копы решат, что ты выступаешь на стороне таких ублюдков, как Брокман. После этого ни один уважающий себя полицейский из тех, что занимаются серьезной работой и являются главными источниками информации для репортеров из отдела уголовной хроники, не захочет иметь с тобой дело. Я, кстати, тоже. Так что тебе придется переключиться на официальные реляции и пресс-релизы. Правда, останется Брокман, который, организуя очередную провокацию, чтобы очернить какого-нибудь честного копа, не преминет к тебе обратиться. Он снимет трубку, наберет твой номер и скажет тебе, что и как писать.
В трубке воцарилось молчание. Босх взглянул на небо и заметил, что оно стало розовым, а солнце клонится к закату. Потом он посмотрел на часы. До сдачи статьи в печать оставалось не более минуты.
— Ты еще здесь, Кейша?
— Босх, ты меня пугаешь…
— А ты не пугайся. В твоем распоряжении еще целая минута, чтобы принять очень важное для всей твоей дальнейшей жизни решение.
— Скажи мне одну вещь. Ты и вправду напал на Паундса две недели назад и выбил его головой стекло?
— Для печати или нет?
— Не важно. Мне нужно получить от тебя ответ. И быстро.
— Если не для печати, то эти данные более или менее соответствуют действительности.
— Такое впечатление, что именно из-за этого ты превратился в подозреваемого. Не понимаю, почему…
— Кейша, меня не было в городе три дня. Я вернулся в Лос-Анджелес только сегодня. Брокман привез меня в управление и разговаривал со мной меньше часа. Мое алиби проверили, после чего меня отпустили. Так что я не подозреваемый. Я разговариваю с тобой, стоя перед своим собственным домом. Слышишь стук молотка? У меня работает плотник. Когда, скажи на милость, «важнейших подозреваемых» отпускали домой на ночь глядя?
— Кто мне подтвердит всю эту историю?
— Сегодня? Никто. Тебе придется выбирать. Слово Брокмана против моего слова. Но завтра ты можешь позвонить заместителю начальника управления Ирвингу и получить подтверждение — если, конечно, он захочет с тобой разговаривать.
— Черт! Босх, я просто не в силах во все это поверить. К тому же, если я сейчас скажу выпускающему редактору, чтобы он срочно подыскивал материал на предназначенное для моей статьи место, он меня с работы уволит. Тогда мне и впрямь придется писать на другие темы и в другом печатном органе.