Берия ничего не успел рассказать, только он вышел после суда, и его сразу расстреляли. На самом деле принесли доски, обшили помещение, чтобы пули в них застревали…»
Каждый, кто говорил или писал о смерти Лаврентия Берии, опирается по большей части на своё собственное воображение или же фантазии кого-либо из других рассказчиков, так как практически никто на самом деле при этом событии не присутствовал. Даже те, кто якобы являлся реальным участником этой акции, изображают момент случившегося каждый по-разному, особенно те, кто облекал это в форму литературного произведения. Так, например, рисуя с помощью своего воображения сцену расстрела Лаврентия Павловича в подвале штаба Москаленко, писатель Анатолий Константинович Сульянов в своей книге «Берия. Арестовать в Кремле» писал:
«В бункере Берия долго пил холодную воду, ходил, словно загнанный зверь, вдоль стены, поминутно озираясь на дверь. Дверь открылась – он ощутил дыхание смерти.
– Вы слышали, Берия: "Приговор окончательный и обжалованию не подлежит!" – решительно заявил генерал-полковник Павел Батицкий и шагнул к осуждённому. Тот отпрянул к стене, забился в угол, закричал:
– Я имею право на ап… апелляцию!
– Тихо! Не ори! – Батицкий и Юферов связали вырывавшегося из рук Берия, привязав к тому самому железному крюку.
Берия упал на колени, заплакал, просил пощады:
– Почему вы нарушаете наши законы? Я имею право на апелляцию! Я хочу обжаловать решение суда в Президиум Верховного Совета! Я – член Президиума! Я – член правительства СССР! Я – депутат Верховного Совета! Это беззаконие! Это нечестно! Это несправедливо! Вы не имеете права! – истошно кричал Берия, оглашая бункер душераздирающими воплями, моля о пощаде и милосердии.
– А ты, гад, имел право без суда и следствия расстреливать тысячи невиновных советских людей?
– Я прошу пощадить меня! Я… – Берия, привязанный к крюку, падал на пол, вставал на колени, плакал, растирая рукавом сопли по перекошенному страхом лицу, по-собачьи выл, пытаясь обхватить ноги Батицкого.
– Я – Герой Социалистического Труда… Я – Маршал Советского Союза… Я…
Батицкий брезгливо посмотрел на ползающего у его ног Берия, увидел, что тот обмочился от страха, сплюнул и проворчал:
– Умереть, сволочь, не можешь достойно!
Он подошёл к успокоившемуся на мгновение Берия, дал знать, чтобы погасили электричество, незаметно вынул из кармана пистолет и, как только погас свет, выстрелил навскидку, не прицеливаясь, в лоб закричавшему Берия…
В тот день крематорий был закрыт на спецобслуживание, Берия опустили в печь первым, за ним – его сподручных.
Тёмной декабрьской ночью пепел вывезли в подмосковный лес, выбросили в заросший кустарником овраг, куда жители близлежащего посёлка сбрасывали ненужный хлам…»
В 2000 году журнал «Власть» разыскал другого «свидетеля казни», неназванного бывшего командира одной из подмосковных ракетных баз. Вот его слова: «Ребята так ненавидели Берию, что не смогли довести до доски, начали стрелять прямо на лестнице. Но отправлять его с такой кучей дыр в крематорий они не решились. Мне потом рассказывали, что кто-то предложил растворить труп в щёлочи. Подходящая ванна была там же, в убежище. Щёлочь принесли. Вот так трупа Берии и не стало».
Ещё одну версию этого события дал некто Хижняк-Гуревич в интервью британскому еженедельнику «Санди тайме». Москаленко в своих мемуарах упоминает некоего майора Хижняка, коменданта штаба. Так вот, этот самый Хижняк-Гуревич утверждает, будто находился в числе конвоя, который привёз Берию из Кремля в тюремный бункер, и что всё время заключения обслуживал арестованного. Правда, по его словам выходит, что из Кремля того доставили сразу в штаб военного округа. А как же гауптвахта? Это несоответствие заставляет серьёзно усомниться в его показаниях – можно запутаться в датах, людях, но едва ли можно забыть, что заключённый сутки находился совсем в другом месте…
В отличие от воспоминаний Батицкого и некоторых других, Хижняк изображает Берию как человека с крепким характером и высоким достоинством:
«Он знал, что идёт на смерть, но не поддался панике. Это был умный человек, умевший вести себя достойно. Он не был трусом. Лишь на один миг он побледнел, и его левая щека задрожала. Это был единственный и последний раз, когда он выказал свои эмоции… Батицкий достал пистолет и выстрелил в привязанного к столбу осуждённого. Присутствовавшим при аресте офицерам тоже приказали стрелять».
Затем Хижняк завернул тело Берии в большой кусок брезента и отвёз его в Донской крематорий. О том, куда дели тело Берия «после расстрела», он «вспоминает»:
«В Донской монастырь, в крематорий привезли… Всех через специальный люк бросили в печь».
Это его «воспоминание», между прочим, говорит о том, что Хижняк никогда не был в технологических помещениях крематория и не имеет представления о том, как устроены кремационные печи, иначе он бы знал, что трупы в них не бросают через люк, а вкатывают по специальным рельсам, уложив перед этим тело в гроб из лёгкой фанеры. В печи он мгновенно охватывается пламенем.
Да и само следствие Берии Хижняк запомнил как-то по-своему Похоже, что его просто заставили разучить легенду, по которой Хижняк якобы участвовал в аресте Берии и был единственным, кто его обслуживал в заключении, и, кроме этого, заставили утверждать, что Хижняк был единственным конвоиром Берии на суде. Потом Хижняка наградили орденами, деньгами и выпустили, но уже после суда. И вот уже в наше время Хижняк на вопросы корреспондента «Вечерней Москвы» за 28 июля 1994 года «вспоминает» о завершённом тогда суде:
«Я находился при Берии. В комнате сидели члены суда.
Кого запомнил?
Михайлов Николай Александрович, Шверник, генерал Москаленко и следователь по особо важным делам…
Сколько суд продолжался?
Больше месяца. Ежедневно, кроме суббот и воскресений. Они работали с 10 до 18–19 часов. Конечно, с перерывом на обед».
Помимо удивительной краткости «воспоминания» о процессе века, обращает на себя внимание следующее.
«Присутствовавший» якобы на «всех заседаниях суда» Хижняк, оказывается, не знает, что председателем на суде был маршал Конев. Во-вторых, он уверен, что какой-то «следователь по особо важным делам» был членом суда, чего не могло быть не только в СССР, но и ни в одной стране мира. И, наконец, он не знает, что официально суд продолжался всего 8 дней, и считал, что он шёл «больше месяца».
Что любопытно, ни Юферев, которого упоминает Антонов-Овсеенко, ни Хижняк в акте о расстреле Лаврентия Берии не фигурируют. Приведём для полноты мифологии этого события и этот документ. Написан он от руки:
«АКТ
1953 года декабря 23 дня.
Сего числа, в 19 часов 50 минут, на основании предписания председателя специального Судебного присутствия Верховного Суда СССР от 23 декабря 1953 года за № 003, мною, комендантом Специального Судебного Присутствия генерал-полковником Батицким П.Ф., в присутствии Генерального прокурора СССР действительного Государственного советника юстиции Руденко Р.А. и генерала-армии Москаленко К. С. приведён в исполнение приговор Специального Судебного Присутствия по отношению к осуждённому к высшей мере уголовного наказания – расстрелу Берия Лаврентия Павловича.
Генерал-полковник Батицкий
Генеральный прокурор СССР Руденко
Генерал армии Москаленко».
И всё. По закону здесь положена быть ещё подпись врача, констатировавшего смерть, но её нет. По-видимому, военные «даже и не знали, что по инструкции МВД нужно в таких случаях врача вызывать».
Как видим, документ называет нам вполне конкретную дату и конкретного исполнителя, вопрос только в том, можно ли поверить, что прекрасно знавший коварство и мстительность Берии Хрущёв позволил себе рискнуть целых шесть бесконечно долгих месяцев жить, держа в каком бы то ни было бункере свою собственную, готовую в любой момент вырваться из-под стражи, погибель? По мнению большинства всех, кто следил за ходом устранения Берии, он был уничтожен не по решению суда 23 декабря 1953 года, а гораздо раньше – сразу же в день его так называемого ареста, состоявшегося 26 июня того же года непосредственно в самом Кремле. Не случайно ведь, как замечает, анализируя акт расстрела Берии в своей книге «Возле вождей» Сергей Красиков, непосредственной «констатации факта смерти Л. П. Берии врачом в протоколе нет», – это тоже является косвенным подтверждением того, что констатировать 23 декабря 1953 года врачу было уже давно нечего, так как тело Берии почти шесть месяцев назад было где-то тайно сожжено или закопано.
По словам Серго Лаврентьевича Берии, тогдашний председатель Президиума Верховного Совета СССР Н.М. Шверник заявил ему: «Живым я твоего отца (на суде и вообще после ареста – Н. П.) не видел. Понимай, как знаешь, но больше ничего не скажу». Сюда же Серго Лаврентьевич присовокупляет и признание бывшего секретаря ЦК КПСС, министра культуры СССР Н. М. Михайлова, сказавшего ему, что «в зале суда сидел совершенно другой человек».
В своей книге «Мой отец – Лаврентий Берия» он также цитирует известного французского журналиста Николя Берта, который в одной из своих публикаций на эту тему замечал, что Лаврентий Павлович Берия «был расстрелян сразу же после ареста».
О том же сообщает в газете «Неделя» № 22 за 1997 год комендант московского Кремля Андрей Яковлевич Веденин, подтверждающий, что Берия был убит при нём в своём особняке на Качалова, 28. Застреленными тогда были два охранника и сам Берия.
Опровергал официальную информацию об исполнении приговора 23 декабря и Абдурахман Авторханов, который сообщал в своих исследованиях о немедленном расстреле Лаврентия Берии прямо в день его ареста 26 июня 1953 года, не дожидаясь никакого суда.
Дочь Сталина Светлана Иосифовна Аллилуева, как и сам Хрущёв, а также ряд историков утверждали, что Берию не могли держать под арестом целые полгода, а