«С руководством области, – пишет генерал Постников, – мы договорились, что размещать маршала будем в обкомовской гостинце, так называемой "малогабаритке", а кормить – это забота округа. Встретив маршала на аэродроме, мы все вместе приехали в гостиницу, где после его размещения решили отобедать.
Надо заметить, что у Кирилла Семёновича Москаленко была пониженная температура тела, и он постоянно мёрз. С учётом этого хозяева гостиницы установили вдоль стены, напротив обеденного стола, ряд отопительных радиаторов. Когда подошло время обеда, то все гражданские товарищи и первый секретарь городского комитета партии уселись с противоположной стороны стола. Мне же пришлось сесть рядом с К. С. Москаленко.
Через несколько минут я начал “поджариваться". Разогрелся и К. С. Москаленко, то и дело снимая из-под кителя шерстяные безрукавки и отдавая их своему адъютанту. Все остальные участники обеда, хитровато поглядывая на мои мучения, молча посмеивались. Они знали об особенностях организма К. С. Москаленко, так как он частенько наведывался в область. Я же так близко встретился с ним впервые…»
В один из других дней генерал армии С. И. Постников вместе с Кириллом Семёновичем Москаленко прилетели на Добровольский учебный центр окружного значения, где должны были состояться полковые тактические учения танкового полка 1-й мотострелковой дивизии. Проверкой дивизии руководил главный инспектор Сухопутных войск генерал-полковник Н.И. Лапыгин. Прекрасный командующий, отличный человек, он пользовался всеобщим уважением в армии. «И вот, – пишет Постников, – с этим глубоко уважаемым мною человеком произошли разногласия. В чём заключались эти разногласия? По замыслу учений была выставлена мишенная обстановка на соответствующих рубежах. Поскольку мишени, обозначавшие контратакующую группу противника, двигались на так называемых “салазках" с помощью тросов и лебёдок, то их, как правило, размещали на флангах мишенного поля или же в глубине его, отдалённо от остальных целей. Цели эти предназначались для действия по ним авиации и вертолётов.
Однако генерал Лапыгин приказал командиру дивизии полковнику Шаповалову, как руководителю учений, поставить “контратакующую" группу мишеней ближе к рубежам для целей танкового и стрелкового оружия. Я не согласился с таким положением, обосновывая это тем, что при таком расположении целей для вертолётов и авиации в ходе их боевой работы будут перебиты тросы и подъёмники, двигающие мишени для танковых и мотострелковых подразделений. В результате чего большое количество целей может не подняться и таким образом окажется непоражённым. Это может резко снизить результаты боевых стрельб полка.
Маршал Кирилл Семёнович Москаленко
Маршал Москаленко не очень любил, чтобы ему противоречили, и поэтому утвердил вариант генерала Лапыгина, правда, заверив меня, что все цели, не поднявшиеся в результате повреждения подъёмных тросов, не будут засчитаны как непоражённые.
Однако всё оказалось далеко не так, как говорил маршал. В ходе боевых стрельб и бомбометания, как мы и предполагали, мишени на ряде рубежей не поднялись, так как оказалось, что тросы, поднимающие их, были перебиты. Но, вопреки заверениям К. С. Москаленко, их засчитали как непоражённые. Н. И. Лапыгин чувствовал себя не совсем удобно, но дело уже было сделано. Правда, это никак не сказалось на наших добрых отношениях в дальнейшем.
Вторым фактором, несколько снизившим результат огня из танков, было поведение в ходе учений самого маршала. У него была нехорошая привычка в ходе боевой стрельбы двигаться на легковой машине на уровне боевой линии идущих танков вопреки требованиям соблюдения мер безопасности. В ходе этих учений картина повторилась. На легковой машине "Чайка” мы по дороге руководства двинулись вслед за наступающими танками. Рядом с водителем сидел маршал, сзади – член Военного совета округа генерал-полковник И. С. Медников и я. За нами вытянулся большой хвост легковых машин с проверяющими. Всё это ограничивало сектора стрельбы танковым ротам, идущим слева и справа от дороги руководства.
Маршал, подгоняя водителя, заставил его вывести машину на линию передовых танков, ведущих огонь. Это очень опасно, так как танки постоянно маневрируют на местности, обходя то или иное естественное препятствие. Я сказал К. С. Москаленко, что нам надо несколько отстать, но он не отреагировал. Через несколько минут я вновь сказал маршалу, что мы, двигаясь чуть ли не впереди танков, лишаем их возможности поражать появляющиеся цели. Опять молчание. Тогда Иван Семёнович Медников тоже сказал, что мы показываем плохой пример всем остальным, нарушая меры безопасности. Обернувшись к нам, маршал сказал: "Кто боится, пусть выходит из машины". Тогда "завёлся" Иван Семёнович, сказав: "Товарищ маршал, я с винтовкой в руках прошагал всю войну от звонка до звонка, с сорок первого по сорок пятый, и мне нечего бояться". После этого горячего разговора К. С. Москаленко приказал водителю несколько отстать.
Были и другие казусы в ходе проверки. Например, вне плана стали проверять авиационный полк, укомплектованный только что выпущенными из училищ лётчиками. Это тоже было нарушением требований приказов МО СССР, ведь эти молодые лейтенанты ещё не имели классности, и им предстояло в течение года осваивать технику полка. И только после завершения доподготовки в боевых частях и получения классности их можно было привлекать и к учениям, и к проверкам. Когда я напомнил К. С. Москаленко об этом, он сослался на требование МО СССР маршала Д. Ф. Устинова по ужесточению проверок войск и сил флотов. Таким образом, мы попали под жёсткий пресс инспекции».
В отличие от многих других советских военачальников, без колебаний отправлявших свои войска на опасные операции, Москаленко дорожил своими людьми и старался не жертвовать ими бессмысленно. Это неоднократно проявлялось как во время Великой Отечественной войны, так и в последующие годы.
«Для инспекции Министерства обороны всякий авторитет перестаёт существовать, если этот авторитет нам поручено проверить в деле», – фраза маршала Советского Союза Москаленко, который был Генеральным инспектором генеральной инспекции при министре обороны СССР. Во время инспекции Ферганской воздушно-десантной дивизии в 1977 году практически вся дивизия была в воздухе. До высадки первого полка оставалось около получаса, когда маршал Москаленко, получил метеосводку и внезапно запретил десантирование. У земли сильный ветер, песчаная позёмка.
– А если бы сейчас была война? Тоже бы настаивали на запрете и ждали хорошей погоды? – неожиданно резко спросил Главного инспектора Маргелов.
– А вы, надеюсь, понимаете, что могут быть жертвы, – не менее жёстко ответил Москаленко. – И мне, и вам тогда не сносить головы.
– Но и вы, товарищ маршал, хорошо знаете, что в боевой обстановке такая внезапная отмена десантирования наверняка обернётся огромными жертвами для сухопутных частей… Я ручаюсь за своих людей, они обучены делать всё необходимое в любой ситуации.
Скрепя сердце, маршал согласился отменить свой запрет, хотя и пребывал потом в мрачном настроении – до самого конца учения».
Весной 1979 года в Краснознаменном Белорусском военном округе проходила крупномасштабная проверка. По ее окончании руководитель инспекции Маршал Советского Союза Кирилл Семёнович Москаленко констатировал: войска показали самый лучший результат за весь послевоенный период среди всех военных округов и флотов Советского Союза. А округ стал лучшим в Вооружённых силах СССР. В определённой степени это стало оценкой работы и заместителя командующего войсками округа по боевой подготовке.
Добиться такого результата было непросто. Тем более что перед этим несколько военных округов и один военный флот получили оценку «неудовлетворительно». Это заметно сказалось на настроении личного состава округа…
…В материале, посвящённом 41-й роте майора В.Д. Навроцкого (1975–1978 гг.), рассказывается, как однажды на Правдинский аэродром (г. Правдинск, п. Истомино, Нижегородская область) летел маршал Советского Союза Москаленко. Летел начальник группы Генеральных инспекторов МО, в гарнизоне ощущалась легкая паника. Никто не знал планов Москаленко. Летела живая легенда! В годы войны Москаленко командовал 38-й и 40-й армиями. С 40-й армией он находился на Курской дуге. После войны Москаленко командовал Московским округом ПВО, лично участвовал в аресте Берии, а после ареста Берии командовал некоторое время сразу двумя округами – Московским округом ПВО и Московским военным округом. Маршал написал две книги «На юго-западном направлении», в которых давно ответил на вопросы продолжающейся дискуссии о соотношении потерь в ходе танкового сражения под Прохоровкой 12 июля 1943 года. Ответил маршал и на вопрос:
– Почему за танковое сражение под Прохоровкой ни одному танкисту 5-й гвардейской танковой армии Ротмистрова не было присвоено звание Героя Советского Союза?
Маршалу было за восемьдесят. Говорили, что он давно просился в отставку, но Леонид Ильич ему сказал:
– Пока ноги носят – будешь в кадрах.
Гарнизон чистился, отмывался, красился, готовился к прилёту маршала Москаленко. Полк выставил в ближнем кармане МИГ-31. Рядом с самолётом на тележках поставили все ракеты, входящие в вооружение самолёта.
То, что выставил в ближнем кармане Правдинский ОБАТО (отдельный батальон аэродромно-технического обеспечения] – надо было видеть. ОБАТО выставил лётный автобус ЛАЗ. Все сиденья внутри автобуса были сняты. Салон был застелен ковровыми дорожками. В нём стояли мягкие кресла, журнальные столики, сидела официантка в белом переднике с термосом и бутербродами… Что хотели делать с этим автобусом – возить в нём маршала по аэродрому или это был передвижной пункт довольствия для маршала, я до сих пор не знаю.
Самолёт с маршалом Москаленко зарулил в ближний карман, Москаленко вышел, принял хлеб-соль, пересел в вертолёт и улетел на Гороховецкий полигон смотреть какой-то новый БТР. Вернувшись с полигона, маршал сразу улетел в Москву…»