ей. Они вы…бли”. Ой, нет, не могу. Читайте сами, товарищ генерал.
Генерал взял протянутую газету и медленно прочёл отчёркнутую фразу:
– Они вы…бли фашистов, – командарм на мгновение запнулся. – Что-что они сделали?!
– Наборщики, наверное, две буквы случайно местами поменяли, – пояснил политотделец оторопевшему генералу. – Им-то всё равно, что «выбили», что «вы…бли», ну, сами понимаете.
– М-да, серьёзные ребята наши танкисты, – криво улыбнувшись, произнёс Москаленко, а затем, посуровев, продолжил. – Ладно. Короче так. Весь тираж изъять. Писателя этого… как его там?
– Красноармеец Кацнельсон, – назвал фамилию автора передовицы немного осмелевший капитан.
– Да, Кацнельсона этого – на передовую, к танкистам. Они ему там быстро стиль поправят. А вам, капитан Афанасьев, ответственнее надо относиться к своим обязанностям. Газеты писать – это вам не ротой командовать. Всё, идите.
– Есть, товарищ генерал-майор, – капитан вскинул руку к виску и, по-уставному развернувшись, покинул помещение. Выйдя на улицу, Афанасьев мысленно улыбнулся – на столе редактора уже несколько дней лежало заявление красноармейца Кацнельсона с просьбой направить его в боевую часть. "Ну что ж, уважим парня, раз сам командарм приказал. Да и статья эта… хорошая статья, если уж на то пошло, честная. Как было, так и написал, он же весь день в бригаде провёл, да не в штабе, а в бою, с танкистами… Эх, жаль, мне нельзя – к строевой не годен…"
– Кирилл Семёнович, а с танкистами-то чего делать будем? – поинтересовался начштаба у Москаленко, когда капитан ушёл. – Ну, с экипажем этим, про который в газете?
– Чего, чего, – проворчал командующий. – Наградить танкистов. Чего с ними ещё сделаешь, раз они даже немцев того… выбили, – а потом добавил вполголоса, почти прошептал. – Эх, если бы они ещё и удержались там. Хотя бы на час, хотя бы на полчаса…»
Следует отметить, что не хуже танкистов сражались под Сталинградом и бронебойщики, о которых Кирилл Семёнович узнал от генерала Колпакчи.
«Какие же у нас железные люди! – говорил он после встречи с Владимиром Яковлевичем. – Дивизионный комиссар Гуров рассказал мне, что четыре бронебойщика из 33-й гвардейской стрелковой дивизии показали чудеса стойкости и воинского мастерства. Из двух противотанковых ружей они подбили 15 вражеских танков из 30 наступавших на этом участке!»
Кирилл Семёнович не назвал тогда их фамилий, но вскоре весть о подвиге этих храбрецов из 84-го гвардейского стрелкового полка Петра Болото, Григория Самойлова, Александра Беликова и Ивана Алейникова облетела весь фронт…
В книге «Штаб армейский, штаб фронтовой» Семён Павлович Иванов (Герой Советского Союза с 1945 года] так описывал события в штабе генерала Москаленко под Сталинградом:
«В 2 часа ночи на 2 сентября мы получили шифровку о переносе начала контрудара на 10 часов 30 минут утра. Штаб скрупулёзно проанализировал, что можно сделать дополнительно за эти пять с половиной часов. Получалось, что даже при наличии горючего нет физических возможностей вывести войска в исходное положение. Чтобы гарантировать успех, необходимы были двое суток. Так я и написал в проекте телеграммы в Военный совет.
Вскоре прибыл Кирилл Семёнович. Узнав о краткости предоставленной отсрочки, он потребовал подготовленный мной документ и углубился в чтение. Наша телеграмма заканчивалась просьбой перенести начало контрудара на утро 3 сентября с тем, чтобы начать его одновременно с 66-й и 24-й армиями. Необходимость отсрочки мотивировалась задержками в подвозе горючего, боеприпасов и в подходе артиллерии, невозможностью выдвинуть к установленному сроку в исходное положение ряда соединений и частей.
Оторвавшись от чтения, командарм спросил:
– Какие вести из Сталинграда?
Я положил перед ним карту, из которой явствовало, что, выйдя 1 сентября к Басаргино, войска Паулюса нависли над тылами 62-й армии, и она, как и 64-я, вынуждена была начать поспешный отход на внутренний городской обвод.
– Как вы сами оцениваете положение сталинградцев? – задал ещё один вопрос Москаленко.
– Положение тяжёлое, но я уверен, что генералы Лопатин и Шумилов сумеют вывести основные силы из-под удара и остановить врага на рубежах внутреннего обвода.
– При том условии, – как бы продолжая эту мысль, сказал Кирилл Семёнович, – если Паулюс не сумеет за счёт манёвра усилить свой ударный кулак. А если усилит, то не исключено, что сможет смять боевые порядки отходящих и на их плечах ворваться в город. Ответственность за это в немалой мере ляжет персонально на нас с вами.
Не ожидая моего ответа, Москаленко стал вносить поправки в текст телеграммы и задумался. Потом опять обратился ко мне:
– Надо как-то покороче сказать в заключение, что мы приложим все силы, чтобы начать активные действия со второй половины 2 сентября, и одновременно дать понять, что всё же лучше было бы начать контрудар 3-го утром.
Я предложил завершить документ следующим образом: "Принимаю все меры к быстрой подаче горючего для вывода частей в исходное положение с тем, чтобы во второй половине дня перейти в наступление, но не уверен в готовности частей. Если позволит обстановка, прошу перенести атаку на утро 3.9.42".
Перед тем как подписать телеграмму, Кирилл Семёнович включил в неё ещё одну фразу – о бездействии отдела снабжения горючим Сталинградского фронта и зачитал наше послание вслух. После внесения последних поправок Москаленко подписал телеграмму и передал её начальнику шифровального отдела майору Н. И. Заморину…»
В конце марта, когда командный пункт армии находился уже в населённом пункте Бутово, к нам прибыл заместитель Верховного Главнокомандующего Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Ознакомившись с событиями предшествующих недель, он «высказал порицание решению выйти на реку Днепр, принятому при наличии таких ограниченных возможностей, какими располагал Воронежский фронт во второй половине февраля 1943 года… Досталось от него и мне за то, что исполнял недостаточно обоснованные решения, вырвался со своей армией далеко вперёд. Вежливых слов он не подбирал…»
С завершением стратегической операции под Сталинградом Москаленко получает новое назначение на должность командующего 40-й армией Воронежского фронта. Армия принимала участие в проведении Острогожско-Россошанской армейской операции. Затем 40-я армия под командованием Кирилла Семёновича Москаленко совместно с 3-й танковой армией участвовала в Воронежско-Касторненской операции.
Когда наша Красная Армия одержала победу в Сталинградском сражении (а длилось оно с 19 ноября 1942 года по 2 февраля 1943 года], тогда началось наступление Воронежского фронта в сторону Харькова.
После тщательной оценки обстановки он детально разработал план предстоящих боевых действий. Командующий войсками фронта одобрил предложения Кирилла Семёновича, и в последующем они легли в основу фронтовой наступательной операции, которая будет проведена в январе 1943 года и закончится полным разгромом четвертьмиллионной группировки противника между Острогожском и Россошью.
Г. К. Жуков и А. М. Василевский докладывали в Ставку: «Лучше других и наиболее грамотными оказались решения и план действий у товарища Москаленко».
В этой операции разведка боем была назначена на 12 января 1943 года, а переход в наступление главных сил – на 14-е. Однако разведывательные батальоны сравнительно быстро «вклинились» в оборону противника и Кирилл Семёнович приказал начать общее наступление. «Чувствую успех», – объяснил он начальнику штаба – и не ошибся. Интуиция, подкреплённая глубоким пониманием обстановки, не подвела его. Так было и в дальнейшем. Особое внимание Москаленко уделял быстрому продвижению артиллерии за боевыми порядками танков и пехоты.
За умелое руководство войсками он был награждён орденом Суворова 1-й степени и ему было присвоено воинское звание «генерал-лейтенант».
10 сентября войска Воронежского фронта перешли в наступление, прорвав оборону немцев юго-восточнее города Ромны. Уже через трое суток 40-я армия под командованием генерала Москаленко, форсировав на широком фронте реку Сула, освободила город Лохвица. Наступление советских войск развивалось так стремительно, что верховное командование вермахта пришло к мнению о невозможности задержать русских на Левобережной Украине. 15 сентября Гитлер отдал приказ об отводе войск группы армий «Юг» на линию Мелитополь – Днепр. В конце директивы указывалось: «Эту позицию удерживать до последнего человека».
В дальнейшем 40-я армия участвовала в Воронежско-Касторненской и Белгородско-Харьковской наступательных операциях, а также в битве под Курском и битве за Днепр. По докладу командующего войсками фронта генерала Ф. И. Голикова в Ставку Верховного главнокомандования «40-я армия представляла основную силу манёвра в Харьковской операции и сыграла решающую роль во взятии Харькова».
А 23 октября 1943 года Указом Президиума Верховного Совета СССР за мужество и героизм, проявленные при форсировании Днепра и закреплении плацдарма на его западном берегу, командующему 40-й армией генерал-полковнику Москаленко было присвоено звание Героя Советского Союза.
Вспоминая своё участие в переправе советских войск через Днепр и освобождении Киева от фашистов, политработник и генерал-полковник Константин Васильевич Крайнюков в своей книге «Оружие особого рода» по-литературному глубоко и образно описывал следующее:
«Над выжженной степью густо клубилась седая пыль, поднятая колоннами пехоты, гусеницами танков, колесами автомашин и обозных повозок. Бурный поток советских войск днём и ночью неудержимо двигался мимо обгоревших “тигров", “пантер" и “фердинандов", мимо разбитых немецких грузовиков и опрокинутых зарядных ящиков. Разгромив врага под Орлом и Белгородом, под Харьковом, Богодуховом и Ахтыркой, наши войска преследовали отступавших к Днепру гитлеровцев. В те горячие сентябрьские дни 1943 года я был членом Военного совета 40-й армии, которая входила в состав Воронежского фронта, наступавшего на киевском направлении. Вместе с генерал-полковником Кириллом Семёновичем Москаленко и генерал-майором Алексеем Алексеевичем Епишевым мы спешили в передовые части, которые вели упорные бои с противником, сбивая его с промежуточных оборонительных рубежей, уничтожая многочисленные засады и заслоны. Погружённый в думы, командующий молчал. И без того худощавый и бледный, он за дни наступления ещё больше осунулся. Сняв фуражку, Кирилл Семёнович старательно вытер платком высокий, с пролысинами лоб и, окинув взглядом заполонившую шоссе солдатскую рать, задумчиво произнёс: