[284], это свидетельствовало об активных действиях партии Клеомена, однако, говорить о заключении спартано-этолийского союза было бы преувеличением. Вероятно, до официального оформления союза дело все же не дошло, а вот отдельные договоренности могли иметь место. Причем Полибий не говорит конкретно, от кого именно исходила инициатива переговоров. Утверждение, что «лакедемоняне… отправили посольство» нельзя понимать буквально, ибо это не могло быть единодушным решением всех спартанцев. Соблюдение тайны мотивировалось наличием проахейских или промакедонских ставленников. Вероятно, после получения заверений в поддержке этолийцами оппозиционеров, последние решились на организацию переворота в Спарте. Накануне заседания синедров Эллинской лиги в Коринфе в 220 г., когда внимание союзников было отвлечено от Пелопоннеса, трое эфоров, сторонников Этолии, устроили в Спарте беспорядки, в ходе которых были убиты их противники, вероятно, промакедонски настроенные граждане (Polyb., IV, 22, 4–12). Однако при получении известия о приближении македонского царя Филиппа V к городу, спартанцы поспешили выразить ему свою лояльность. Спарта осталась в составе союза, а Филипп воздержался от чрезвычайных мер в отношении виновников смуты[285].
Однако, мирный исход этого конфликта, видимо, не разрешил существовавшие в Спарте проблемы. После разгрома Клеомена в 222 г. в Спарте было восстановлено прежнее государственное устройство (Polyb., II, 70, 1). Поэтому против лиги были настроены бывшие клеоменисты[286] — те, кто надеялся на продолжение реформ, и молодежь[287]. Скрытое недовольство большой части населения проявилось в нежелании участвовать в Союзнической войне. Более того, вскоре после ухода Филиппа, в период с осени 220 г. (заседание в Коринфе и решение о войне) до весны 219 г. (начала боевых действий), в Спарте произошел государственный переворот. Был восстановлен институт царской власти и выбраны новые цари. Однако один из них, Агесиполид, был еще ребенком, а насчет второго — Ликурга — имелись сомнения относительно безупречности его «царского» происхождения и вообще родства с царским домом[288].
Именно Ликург возглавил спартанское войско и весной 219 г. (Polyb., IV, 36, 4). Полибий сообщает, что этолийский посол Махат в ходе вторичного посещения Спарты уговорил собрание объявить войну ахейцам (Polyb., IV, 36,1). Однако начинает войну Ликург не с нападения на земли противника, а с вторжения в соседнюю область. Он захватил Полихну, Прасии, Левки, Кифант, но Глимпы и Зарак отбили его атаки (Polyb., IV, 36, 5). Этот поход явно не имеет прямого отношения к войне между Этолией и Эллинской лигой. Хотя Аргос входил в Ахейскую федерацию[289], вторжение спартанцев невозможно оправдать совместными действиями новых союзников. Нападение не столь незначительные крепости не могло принести никаких стратегических выгод. Вероятно, этолийцы ждали от спартанцев более существенного вклада в совместные действия. Скорее всего, акция Ликурга носила самостоятельный характер и имела целью удовлетворение требований молодежи о возвращении былой воинской славы спартиатов. Вполне вероятно, что до 222 г. эти города могли контролироваться спартанцами[290], поэтому возвращение их было актом политическим, подтверждающим возрождение мощи Спарты.
Только после этого похода Ликург избрал своей целью ахейские земли и через глашатая объявил об этом (Polyb., IV, 36, 6). Следующий удар он нанес по Афинею (крепости в мегалопольской области), который и захватил после осады (Polyb., IV, 37, 6; 60, 3). Здесь уместно сделать одно уточнение. Сам Полибий указывает, что Ликург желал начать свое царствование подобно Клеомену (Polyb., IV, 37, 6). Этот захват также можно рассматривать как демонстрацию спартанских сил. Любопытно сравнение: первые кампании Клеоменовой войны — это также операции против областей Аргоса и Мегалополя (Plut. Cleom., 4, 6 sqq.). Вероятно, сказывалась старая рознь между Лакедемоном, Аргосом и Мегалополем[291].
Обращает на себя внимание еще одно существенное обстоятельство. Перечисленные объекты спартанских атак в начале Союзнической войны не были крупными полисами, способными оказать серьезное сопротивление, осада которых потребовала бы много времени. Видимо, Ликург не располагал значительными силами для нападения на такие города, как Мегалополь. Согласно указанию Полибия (Polyb., IV, 36, 4), в его распоряжении были наемники и отряд граждан, а этого было явно недостаточно, чтобы коренным образом повлиять на ход войны. Поэтому есть все основания утверждать, что реальной помощи этолийцам в начале войны спартанцы не оказали. Ослабление Эллинской лиги играло второстепенное значение для нового спартанского царя. Ликург преследовал собственные интересы: он укреплял свое положение главы государства.
В этот же период этолийцы организовали набеги на Пелопоннес. Один из отрядов под командованием Александра, Архидама и Доримаха, насчитывавший 1.200 человек, переправился у Эанфеи и занял Эгиру. Проникнув в город, этолийцы, предаваясь грабежам, забыли о дисциплине и о необходимости продолжать преследование врагов. Такая непредусмотрительность стоила им победы. Жители собрались на акрополе и ответным ударом вытеснили нападавших из города. При этом в сражении и давке при бегстве погибло много этолийцев, в том числе и двое предводителей — Александр и Архидам. Оставшиеся в живых с позором вернулись домой (Polyb., IV, 57–58).
Гораздо успешнее действовал другой этолийский отряд — под командованием Эврипида. В его задачу входило опустошение Западной Ахайи. Основной удар приняли ахейские города Дима, Фары и Тритея, чьи земли были разорены. Местный стратег Микк не смог отразить их набега, попал в засаду и, таким образом, потерпел поражение. Обращение полисов за помощью к ахейскому стратегу оказалось без результатным: Арат не располагал достаточными силами, чтобы выделить для них даже отряд. Поэтому через некоторое время в ходе нового вторжения Эврипид занял опорный пункт Тейхос в хоре Димы и Гортину в хоре Телфусы. Жители Димы, Фар и Тритеи были вынуждены самостоятельно набирать наемное войско, насчитывавшее 300 пехотинцев и 30 всадников (Polyb., IV, 59–60). Тяжелое положение, в котором оказались жители этих городов, заставило граждан привлечь к обороне переселенцев. За свое участие позднее они были вознаграждены правом гражданства (Syll3, 529).
Считается, что целью этолийских атак было не только разорение ахейских территорий, но и желание отвлечь македонского царя Филиппа от нападения на Этолию[292]. Царь в это время находился в Акарнании, изгоняя этолийские гарнизоны из крепостей[293]. Вероятно, ахейцы призывали его покончить одним ударом с войной; намек на это можно усмотреть у Полибия (Polyb., IV, 61, 3). Однако правильнее говорить о занятии македонскими силами новых стратегических пунктов в Средней Греции. В случае перенесения военных действий на земли противника, они стали бы удобным плацдармом.
Одновременно с первыми ударами по ахейцам[294], этолийцы предприняли еще одно нападение в начале лета — на этот раз на земли Фессалии и Македонии. Войско под командованием Скопаса собрало там обильную добычу (Polyb., IV, 62, 1–2).
В связи с вышесказанным этолийская тактика ведения войны выглядит, на первый взгляд, несколько странно. Во-первых, Полибий говорит об армии Скопаса как об «ополчении» (πανδημεί). Конечно, это — явное преувеличение, так как часть граждан, вероятно, осталась для защиты Этолии, а другие участвовали в боевых операциях в Пелопоннесе. Тем не менее Скопас был стратегом этолийцев и увел в Македонию основные силы, определив приоритетное направление боевых действий. Однако он вовсе не пытался встретиться с македонским войском, то есть не намеревался давать генеральное сражение. Нет сведений о захвате каких-либо опорных пунктов, размещении гарнизонов и т. п. Складывается впечатление, что целью его похода было именно разграбление земель противника.
Во-вторых, в нападении на Пелопоннес были задействованы незначительные силы этолийцев. Поэтому, если не считать полученной добычи, результаты их первых сражений выглядят очень скромно — всего две крепости, захваченные Эврипидом. Едва ли можно говорить об установлении в ходе этих операций этолийского контроля даже над частью Пелопоннеса.
Для реальной оценки сложившейся обстановки любопытно сравнить эти акции с этолийскими действиями накануне войны — с событиями при Кафиях и Кинефе. Все рассмотренные выше операции имеют несколько сходных моментов. Тактика этолийцев до и во время войны была одинаковой. Они отправлялись в поход за добычей, а крупных военных столкновений старались избегать, ввязываясь в сражения лишь в силу обстоятельств. Такие действия давали неплохие результаты. Ахейцы не могли предугадать направление очередного удара и, оказываясь беспомощными, «теряли лицо» перед своими союзниками. Стратег только начинал собирать войско для отражения нападения, а этолийцы уже возвращались домой с добычей. При этом их неожиданные набеги не стоит рассматривать как ряд авантюрных, слабо подготовленных операций; напротив, это были продуманные и организованные акции. Они устрашали противника, вносили разлад между членами Эллинской лиги, и одновременно напоминали этолийским соратникам о возможных последствиях нарушения союза с ними.