[387]. Иногда считают[388], что эта статья договора служила интересам имущих, закрепляя их у власти. В. Тарн, которого П. Олива называет одним из лучших знатоков социальной истории,[389] охарактеризовал эти установления как «полную программу социальной революции из четырех пунктов и взаимные гарантии против нее»[390]. Она включала отмену долгов, передел земли, конфискацию имущества и освобождение рабов для поддержки революции[391]. Хотя заключение договора было итогом борьбы политической, а не социальной[392], тем не менее Македония в лигах 338 и 302 гг. выступала гарантом общественного порядка, и зажиточные круги полисов связывали с ней надежды на стабильное существование.
Не следует забывать тот факт, что еще со времен войн диадохов, позиции социальных слоев во внешней политике стали довольно четкими. Обычно демократические круги отстаивали национальную независимость, а богатые искали опоры в Македонии. Однако к концу III в. ситуация изменилась. Исследователи, изучавшие положение слоев общества в эллинистическую эпоху в греческих государствах, пришли к единодушному выводу: пропасть между богатыми и бедными в среде граждан значительно увеличилась[393]. Социальные проблемы в конце III в. охватили все государства Греции. Спартанские реформы Агиса и Клеомена — лишь наиболее яркий пример их проявления. Характерно, что в ходе Клеоменовой войны между Спартой и Ахейским союзом многие ахейские города открывали Клеомену ворота, рассчитывая на преобразования, подобные спартанским. Беспрецедентная волна революционного энтузиазма охватила территорию Ахейской лиги[394]. По мнению Э. Билля, во всем Пелопоннесе было достаточно много людей, которые предпочитали видеть полуостров, объединенный царем Клеоменом. Именно он воплощал для многих идеал социальных преобразований, а вовсе не ахейские олигархи[395]. Плутарх упоминает (Cleom., 20, 6), какое разочарование царило в Аргосе после отказа Клеомена отменить долги. Однако царь не собирался осуществлять социальные реформы за пределами Спарты, поскольку его преобразования сохраняли структуру спартанского общества, в котором было строго ограниченное равенство, и преследовали старую политическую цель — возрождение спартанской гегемонии в Пелопоннесе[396]. Спорным является одно из последних мероприятий Клеомена — отпуск на волю части илотов за выкуп: был ли этот шаг продолжением реформ или диктовался катастрофическим военным положением[397]. Вероятно, вторая версия ближе к истине. Любой шаг в столь радикальном направлении стоил бы Клеомену поддержки богатых кругов тех городов, которые видели в нем не социального реформатора, а альтернативу Арату и Македонии[398]. В этой политике В. Д. Жигунин видит и причины поражения Клеомена, оттолкнувшего от себя пелопоннеский демос[399]. Однако нельзя однозначно подходить к этому вопросу; следует различать надежды народа, намерения спартанского царя и интересы зажиточных кругов.
Суммируя вышесказанное, можно отметить, что уже современники тех событий отмечали переплетение интересов разных категорий населения, носивших общее наименование «клеоменисты». Во-первых, это малоимущие и неимущие массы, надеявшиеся на социальные преобразования Клеомена. Во-вторых, правящие круги зажиточных людей, недовольные руководством Арата и опасавшиеся вмешательства Македонии[400]. В-третьих, бывшие тираны пелопоннеских городов или возможные претенденты на эту роль[401]. Большое значение для определения позиции полисов в войне имело традиционное отношение дружбы или вражды городов со Спартой. В каждом конкретном случае наблюдалось сочетание разных сил, приводивших к выступлению полисов на стороне Клеомена, или напротив, оказывавших ему упорное сопротивление.
В ходе Союзнической войны внутренняя борьба в отдельных городах по-прежнему служила поводом для манипуляций в руках политиков. Поэтому предположение о намерении этолийцев эксплуатировать социальную напряженность в Пелопоннесе в своих интересах[402], не выглядит слишком опрометчиво. Поддерживая настроения недовольных слоев населения в городах противника, этолийское руководство могло рассчитывать на неустойчивость самой Ахейской федерации. Нестабильность внутри союза должна была стать серьезным препятствием для попыток ахейцев создать единый фронт против Этолийской федерации. Примечательно, что удержать полисы от измены в сложившихся условиях могло лишь введение в город гарнизона. Большой гарнизон и укрепленное положение имели в то время большее значение, чем политические симпатии. Характерным примером является Кинефа. Эта небольшая аркадская крепость входила в Ахейский союз, в ней находился ахейский гарнизон, присутствие которого, видимо, диктовалось необходимостью, так как внутренняя борьба в Кинефе длилась в течение «долгих лет», сопровождаясь конфискациями, казнями, изгнаниями политических противников и переделом земли (Polyb., IV, 17, 5). Из утверждения о внутренней борьбе и о переделах земли можно сделать вывод о приверженности города Клеомену[403], хотя источники не сохранили об этом никаких сведений. Однако, по мнению С. К. Сизова[404], такой вывод необязателен, поскольку из числа репрессированных нельзя исключить и лиц, поддерживавших Клеомена как альтернативу Арату. Соответственно, указанные мероприятия могли быть лишь способом расправы над политическим противником. С другой стороны, Ф. Уолбэнк[405] настаивает именно на революционных чувствах изгнанников, на их устремлениях в духе спартанских реформ. В данном случае не так уж важно, были ли изменники представителями зажиточных кругов или низов общества. Важнее другое: социальной стабильности в городе не было. Этолийцы в этом конфликте использовали популярные лозунги в своих интересах, намереваясь захватить Кинефу[406]. Ахейцы же, со своей стороны, просчитались. Они рассчитывали, что вывод солдат из крепости будет способствовать примирению сторон и прекращению борьбы (Роlyb., IV, 17, 8–10). Однако как только ахейский гарнизон покинул крепость, изменники призвали этолийцев.
Любопытно сравнение с Кинефой другого аркадского города — Клейтора. Он также подвергся нападению этолийцев, разгромивших Кинефу. Причем Кинефу с самого начала они планировали удержать за собой или передать Элиде, своему союзнику. Полибий свидетельствует об этом, говоря, что завоеватели предоставили ее элейцам, но после их отказа назначили правителем Эврипида (IV, 19, 5). Лишь получив сведения о приближении македонян, они оставили местность. Клейтор стал следующей целью после Кинефы. Этолийцы предложили жителям города выйти из Ахейского союза и заключить союз с ними, на что получили решительный отказ (Polyb., IV, 19, 2–3). Попытка атаковать город провалилась, захватчики вынуждены были покинуть земли (Polyb., IV, 19, 4). Интересен в данном случае факт, что в Клейторе не было внутренних смут. В Клеоменову войну спартанский царь захватил этот город, но, как указывает Полибий, не в результате всеобщего сочувствия ему, а стараниями одного человека, некоего Теаркеса, который даже не имел в городе большого авторитета (II, 33, 9). Иными словами, здесь не было движения бедноты, а следовательно, призыв этолийцев к социальным переменам не нашел отклика, как это, вероятно, случилось с жителями Кинефы. Подобное сопоставление лишний раз подчеркивает всю сложность противоречий, существовавших в греческих государствах и охватывавших разные сферы жизни.
Отзвуки социальной борьбы слышны в свидетельствах Полибия о Мегалополе в конце Союзнической войны. Историк упоминает (V, 93) всеобщее недовольство ввиду нехватки средств, малочисленность населения, требования к богатым уступить третью часть своих земель для предоставления наделов новым поселенцам. Предметом раздоров стали и законы Пританида, которого дал им в законодатели Антигон. Арат как стратег союза был вынужден вмешаться и умиротворять население. Примечательно, что в Клеоменову войну Мегалополь упорно сопротивлялся спартанцам (Polyb., II, 48, 4 sqq.; 55, 8; 65, 3). Теперь же тяготы войны и разорение земель подталкивали население к возмущению.
Социальные проблемы были характерны не только для Пелопоннеса. Не менее напряженная борьба шла и в других государствах Эллады. Полибий пишет, что государство беотийцев было окончательно расстроено, и у них в течение чуть ли не 25 лет не было вынесено ни одного приговора ни по частным жалобам, ни по государственным делам (XX, 6). Чтобы предотвратить социальные конфликты и облегчить положение демоса, руководители Беотийского союза вынуждены были отсрочить взыскание долгов, устраивать общественные раздачи и обеды.
Лишь очень немногие полисы были достаточно богаты, чтобы поддерживать независимое существование и социальную стабильность за счет государственного содержания обедневших граждан, как это делалось на Родосе, хотя там не было демократического правления (Strab., 14, 2, 5). Еще в конце IV в. среди зажиточных греческих собственников окончательно оформилось понимание того обстоятельства, что гарантировать автономию полиса и внутреннее спокойствие может только сильная поддержка извне. Иными словами, полис мог сохранять социальную стабильность только в составе более крупного государственного объединения