В таком темпе оба звездолета отработали еще сутки, после чего Кольский получил доклад о том, что китайцы заглохли. В этот момент у Кольского появился соблазн возликовать — «утерли-таки китайцам нос», но следующий доклад от атомщиков заставил командира взять себя в руки. Реакторы могут не сдюжить нагрузки, требуется охлаждение и снижение нагрузки на них.
Ничего не попишешь, пришлось и им глушить реакторы и оставлять все, как есть. К тому моменту оба крейсера разогнались до немыслимых для человека двадцать второго века двадцати семи с половиной процентов от скорости света. Более того, в скором времени нужно было приступать к процессу оттормаживания. Космос — не хайвэй, разогнавшийся звездолет не имеет никакого сопротивления и так и будет лететь сломя голову.
Первыми процедуру торможения начали китайцы, пропустив вперед «Прорыв», однако на мостике российского звездолета тогда уже царило не ликование, а паника. Оказалось, что ни один из плазменных двигателей маневрирования «Прорыва» не запускается. Собрали экстренное совещание с командирами всех БЧ (боевых частей). Пришли к решению о полной диагностике систем корабля. Привлекли всех, кто как-либо мог помочь — техников, электриков, инженеров, физиков и так далее по списку. Проверили каждый сантиметр «Прорыва», прозвонили все цепи питания, совершили три немыслимых выхода в открытый космос, но каких-либо поломок так и не выявили. Техники и программисты божились, что не пропустили ни единого червя. Визуальный осмотр и подробное сканирование всех систем также не выявили никаких дефектов в двигателях малой и средней тяги. На бумаге все работало, а на деле — ничего не запускалось.
Китайцы же успешно оттормаживались и уже остались далеко за кормой «Прорыва», а новейший российский крейсер, гордость отечественного кораблестроения, венец инженерной мысли оставался неуправляемым и летел прямо к «шару» на безумной скорости. До критической точки, после которой всякое торможение уже не будет иметь никакого смысла, оставалось менее двух часов.
Положение спас один из молодых астронавигаторов «Прорыва». На очередном экстренном совещании он выдвинул гипотезу о том, что если очевидных причин сбоя систем нет на самом корабле, то они должны быть где-то рядом. По его словам, группе связи «Прорыва» было необходимо перенастроить свои сканеры и радары таким образом, чтобы не дальний космос сканировать, а ближайшее к крейсеру пространство. Предложение было одобрено советом, и связисты приступили к работе. Вскоре причина скоропостижной гибели всех маневровых двигателей была обнаружена. Оказалось, что параллельным курсом рядом с «Прорывом» летит некий объект, воздействующий на все без исключения системы связи в определенном диапазоне волн и блокирующий команды мостика.
В экстренном порядке подняли на уши БЧ-2 и сбили подозрительный объект, подосланный китайцами (они это были, кто же еще?) к чертям собачим. Тут же ожили все системы корабля, и «Прорыв» приступил к торможению.
Однако проблемы на том не закончились. Офицеры БЧ-1 оперативно доложили капитану о том, что он и без них знал, — «Прорыву» не хватит времени на торможение. Маневрировать так же лихо, как китайский «Ксинь Джи», «Прорыв» не мог, а следовательно, у них, по подсчетам астронавигаторов, было только два выхода — вмазаться в «шар» со всей дури либо рискнуть и активировать для торможения все те же гравидвигатели.
Собрали очередное — уже никто и не вспомнит, какое по счету — экстренное собрание. Озвучили все варианты и поняли, что первый вариант, конечно, не вариант, но и второй несет огромные риски. Особо рьяно упирались астрофизики и техники гравитационных излучателей. По их словам (а чуть позже и по их расчетам) выходило, что на такой скорости запустить гравидвигатели в обратку не выйдет в принципе — не позволит ИИ. А если программисты каким-то образом с упрямым ИИ «договорятся», то подобный маневр просто-напросто разорвет крейсер на части.
Думали над проблемой долго и упорно. Запрашивали Землю, напрягли и их. Все безрезультатно. Никаких толковых решений принято не было. «Прорыв» с упорством «Титаника» нового тысячелетия летел к своему айсбергу на всех парах и не имел никакой возможности от него увернуться. До столкновения с «шаром» оставалось чуть больше месяца по стандартному земному времени. Да, конечно, тормозные двигатели были задействованы на полную мощность, но время было упущено — слишком уж долго команда «Прорыва» справлялась со свиньей, подложенной им китайцами.
— А может, жахнуть по ним из всех орудий? — предложил как-то в сердцах старпом.
— А что толку-то? — горько ответил Кольский. — Там тоже люди, Володя, пусть и враги. Тебе лично будет проще помирать, забрав с собой на тот свет полтыщи душ?
Старпом хотел ответить утвердительно — да, мол, мне очень даже полегчает, но, наткнувшись на суровый взгляд капитана, счел за благо промолчать. Кольский же пояснил для старпома, а заодно и для всех остальных офицеров свою позицию:
— Наша вина в том, что мы купились на эту дурацкую провокацию и ввязались в гонку. С вас я вину снимаю и беру ее на себя, всё в итоге зависело от моих приказов. Но мыслить мы сейчас должны не столько реваншистскими понятиями, сколько общечеловеческими. Думать сегодня, прежде всего, стоит не о своих задницах и не о задницах китайцев, а о том, что, если мы потерпим крах, кто-то все же должен попытаться с этими ребятами из «шара» договориться. Да, в идеале первый контакт должны были установить мы. Но, за неимением лучшего, нужно принять как данность не самый благоприятный для нас расклад. С инопланетянами кто-то должен контактировать. Кому-то нужно понять их, наладить связь, а затем и полноценную коммуникацию. Нужно это не конкретной стране, хотя и это немаловажно, а всему человечеству. И я, если честно, буду только рад, если первыми в роли контактеров окажутся не американцы, а наши луноликие собратья по планете.
Глава 18
Ксинь Джи» завершал вторую стадию оттормаживания и был готов перейти к третьему, завершающему этапу полета, на котором крейсер должен был установить визуальный контакт с «шаром» и лечь в дрейф. На системах слежения по-прежнему было пусто, экипаж китайского крейсера наблюдал лишь беспомощные попытки русских изменить курс и уйти от прямого столкновения с инопланетным кораблем. Визуальный контакт с таинственным «шаром» установлен не был.
Ли Ксяокин, капитан «Ксинь Джи», был очень доволен собой. В первую очередь, он был рад тому, что ему удалось не вступить с «Прорывом» в открытое боевое столкновение. Защитные плазменные щиты его корабля были хороши против космического мусора и испытывались лишь на предмет торпедирования стандартными протонными торпедами с тактическим ядерным зарядом. Разведка же докладывала, что на «Прорыве» имелись и другие системы вооружения. Скажем, выйди русские на дистанцию применения своих лазерных турелей, не факт, что «Ксинь Джи» выдержал бы прямое попадание. Кроме того, всегда была вероятность взлома их главного компьютера. К счастью, у русских было чем заняться. Ни одна из предпринятых кибератак «Прорыва» не завершилась успехом. А после того, как «Ксинь Джи» приступил к торможению, русские и вовсе потеряли канал связи и оставили свои бесплодные попытки поквитаться.
Расчет оказался верным — русские купились на провокацию и сами вырыли себе могилу, разогнав свой корабль до скоростей, на которых не смогли маневрировать. Да, они довольно быстро поняли причину, по которой у них не получалось вовремя запустить маневровые двигатели, и применили по зонду-червю ядерное оружие. Но время уже было упущено, вовремя остановиться они не смогут, а это означало, что китайский народ первым совершит контакт с внеземным разумом.
Капитана Ли не сильно заботила судьба русского экипажа — он получил от руководства четкие указания не церемониться ни с русскими, ни с американцами. Его эго грела еще и другая мысль — он действительно хорошо познал загадочную «русскую душу» и сделал верную ставку на то, что русские не станут атаковать первыми. Русские вообще довольно часто наступают на одни и те же грабли. Всегда стараются воевать по негласным правилам, соблюдают неписаные законы войны. Так было во всех наземных конфликтах, в которых русским довелось участвовать, те же принципы они принесли и в космос.
«Странная нация эти русские, — думал капитан Ли, пролистывая утреннюю сводку. — Они почти всегда видят во врагах свое собственное отражение. Будучи патологически благородными, они ждут тех же качеств и от противников».
Больше всего русские напоминали капитану Ли несмышленых детей, видящих в грозном цирковом тигре грациозную кошку, а не опасного хищника-убийцу, и пытающихся с ним подружиться. Такие игры ни для кого не заканчиваются добром. Вследствие этого русские частенько получают по носу, причем зачастую больно получают. А после удивляются — как же так вышло, почему этот нехороший враг поступил так вероломно.
Ли Ксяокин улыбнулся своей метафоре с тигром и подумал, что надо будет ее записать в личном журнале. Эти записи он вел уже больше пяти лет, намереваясь положить их в основу своих мемуаров.
Удивительным для капитана было и то, что все свои войны русские начинают одинаково. Сперва они долго и упорно запугивают врагов своим вооружением. Затем и сами начинают верить в свою же пропаганду — мол, их оружие лучшее в мире (справедливости ради, раньше так оно и было). Они долгое время утешают себя тем, что их потенциальный враг думает так же. А раз враг уверен в мощи их оружия, то он не посмеет напасть первым. А коль враг отступит, то можно и дальше продавливать свою политику там, где ее нужно продавить. История же всегда давала понять этой заносчивой нации, что войны не ведутся с открытым забралом. На любую их силу враг всегда может ответить внезапной подлостью, предательством или силой иного характера. Русские учатся не на ошибках прошлого, а на текущих военных поражениях. Да, учатся они довольно быстро, этого у них не отнять, но не всегда подобная тактика приводит их в конечном итоге к победе. Действительно, откровенных поражений они никогда не терпели и всегда доводили свои войны до приемлемого для себя результата. Но для всего остального мира было очевидным, что, не полагайся они на свой странный «авось», победы достигались бы ими с куда меньшими потерями.