Из раздумий капитана Ли выдернуло внезапно всплывшее на планшете сообщение — его вызывали на мостик. Капитан был ретроградом и не любил общаться с бортовым ИИ вербально. Эту функцию, так полюбившуюся всем членам экипажа, в своей каюте он отключил. Настоял он и на том, чтобы дотошный ИИ не встревал в его работу и на мостике, однако разрешил главному компьютеру «Ксинь Джи» обращаться к экипажу через всплывающие сообщения на их рабочих местах.
Странно, подумал капитан Ли, еще слишком рано для его вахты. Что такого могло случиться за сутки? Еще раз проверив утреннюю сводку и не найдя там ничего примечательного, он все же поспешил на мостик. Пока шел по длинным коридорам «Ксинь Джи», вновь почувствовал укол совести. Его уже давно, практически с самого старта миссии, терзал вопрос: «А правильно ли поступают китайцы? Правильно ли поступает он?»
Ксяокин имел в виду нацию в целом, а не только ее партийных чиновников и генерального секретаря. Мысли эти были крамольными, и вслух он никогда их не произносил, но в душе все же терзался сомнениями. Гордая, никем не покоренная нация, великая нация Китая вот так запросто сдается врагу на милость. Сдается без боя, сдается еще до того, как видит врага в лицо. Ли был обескуражен решением партийного руководства. А что же генералы армии, флота и космических войск ПАК (профессиональной армии Китая)? Они тоже поджали хвост и подняли кверху лапки? С каких пор политики решают военные задачи? С каких пор политики принимают решение о сдаче в плен еще до объявления войны? Или Ли Ксяокин просто не знает всего?
Трудно было ему смириться с тотальным неведением и вести игру вслепую. Однако, чем дальше «Ксинь Джи» отдалялся от родного дома, тем увереннее себя чувствовал его капитан. Тут только он решает политику Китая. На этом рубеже лишь «Ксинь Джи» и российский «Прорыв» могут претендовать на звание доминирующей силы. Если «шар» действительно поврежден взрывом, как об этом говорили русские в своем докладе, то есть большой шанс не заигрывать с инопланетянами, а предстать перед ними в роли спасителей. Да, они помогут им, если будут в состоянии. Да, постараются спасти экипаж, если там есть кого спасать. Однако сдаваться без боя, лететь на поклон к новым правителям? Это было выше понимания Ли Ксяокина.
— Что случилось? — без особых церемоний спросил капитан, взойдя на мостик.
Вахтенные во главе со старшим помощником, полковником Лэй Тсяном, вытянулись в струнку, приветствуя капитана. Коротко кивнув офицерам, он позволил им занять свои рабочие места и перевел вопросительный взгляд на старпома.
— Капитан, — начал доклад старпом, — мы вновь сближаемся с крейсером русских.
— И кого мне благодарить за это? — нахмурился капитан, бросив недобрый взгляд на экипаж. Опытный вояка мгновенно прикинул в голове варианты. Еще вчера динамика замедления русских была слишком низкой, и расстояние между двумя крейсерами неуклонно росло. Вывод: сейчас «Ксинь Джи» по какой-то причине вышел из графика оттормаживания и ускорился.
— Позвольте, я объясню, капитан, — старпом уловил ход мыслей командира и поспешил разъяснить ситуацию. — Мы не вышли из графика торможения. Это русские резко сбавили ход.
— Но как такое возможно? — Ксяокин насторожился. По спине пробежал холодок — это была плохая новость. — Вы утверждали, что даже на максимальной тяге они не успеют остановиться вовремя. Мы что-то не учли? У них есть другие способы маневрировать в космосе?
— В том то и дело, капитан, — Лэй Тсян заметно нервничал, — русские не применяли никаких других способов торможения. Более того… — тут старпом и вовсе стушевался, оглядываясь на своих подчиненных. Капитан тоже бросил взгляд на экипаж и только сейчас понял, что на мостике царит нешуточное напряжение. Должно быть, случилось что-то из ряда вон выходящее.
— Ну, не тяните же! — рыкнул он на старпома и тут же получил ответ.
— Капитан, русские вообще выключили все двигатели.
— Не понял, — опешил капитан Ли. — Тогда как они тормозят? Что вообще происходит?
— Мы не знаем, капитан! Мы выясняем, капитан!
Ли Ксяокин понимал, что обладает непререкаемым авторитетом среди подчиненных. Он знал, что стоит ему лишь брови сдвинуть, как все вокруг напрягаются и невольно вытягиваются по стойке смирно. Но сейчас Лэй Тсян был напуган отнюдь не капитаном. Ли видел это в глазах помощника. Полковник Лэй был крайне обескуражен.
— Их тормозные и маневровые двигатели работали в прежнем режиме, а потом они и вовсе их выключили, но тем не менее их корабль продолжает терять скорость… — капитан попытался взять себя в руки. Не хватало еще перед подчиненными лицо потерять — хватит и того, что оно потеряно перед всем китайским народом. — Может, они задействовали свои гравитационные движители?
— Никак нет, капитан! По нашим расчетам, на такой скорости применение гравитационной инверсии приведет к неминуемому разрушению любой материи. Слишком велика скорость, слишком сильны противодействующие силы. Их попросту разорвет.
— Может такое быть, что у русских появились технологии, способные обойти эти ограничения?
— Капитан, ограничения, которые им пришлось бы обходить, называются астрофизикой. А ее законы незыблемы. Если русские все еще люди, они не смогли бы решить такое противоречие. Это как заново изобрести физику, только уже с другими законами и константами.
— Тогда в чем причина? Не могут же они тормозить о космический вакуум, как о воду… — Ли начал ощущать, как в нем закипают сразу два чувства — страх и бессилие. Оставалась одна спасительная нить, за которую капитан тут же уцепился. — Вы рассчитали их траекторию с учетом новых данных?
— Да, капитан, — Лэй Тсян кивком пригласил на доклад астронавигатора.
Молодой майор, по виду еще более напуганный, нежели сам Лэй, тут же оторвался от своего рабочего места и на одном дыхании выпалил:
— «Прорыв» остановится в двух тысячах километров от «шара» через тридцать суток.
— В то же время и в той же точке, что и мы? — изумился капитан Ли.
— Так точно! — хором ответили старпом и астронавигатор.
— Но это же… — Ли не знал, как охарактеризовать ситуацию. Его губы непроизвольно зашевелились в немой попытке выудить хоть что-то, отличное от слова «конец». Это напрашивающееся слово он все же проглотил и употребил другое. — Абсурд.
— Прикажете объявить боевую готовность? — уточнил старпом. Астронавигатора он отпустил к пульту и вопросительно уставился на капитана.
Они оба понимали, на какой риск шел экипаж «Ксинь Джи», используя против русских зонд-гравистазис. Эта секретная разработка была гордостью военной промышленности Китая. По сути, гравистазис нельзя было назвать оружием — этот зонд был разработан для дистанционной блокировки всех типов двигателей звездолетов. Но, применяя его против «Прорыва», капитан Ли понимал, к каким последствиям это приведет. Русские разогнались слишком сильно и должны были если и не разбить свой корабль о «шар», то как минимум крепко промахнуться и улететь много дальше расчетной точки, так что затем им пришлось бы долго и нудно разворачивать свою махину и лететь обратно.
Ли Ксяокин всегда был честен с самим собой. Второй вариант он и его астронавигаторы даже не рассматривали — они были уверены в том, что «Прорыв» разобьется. Более того, этот план они разрабатывали с руководством. И если в начале полета начальство было настроено по отношению к русским миролюбиво и советовало их только обездвижить, то при последнем сеансе связи, когда до «шара» оставалось лететь всего ничего, уже рекомендовало бить русских наотмашь, чтобы уж наверняка.
Что уж у них там на Земле произошло, капитан Ли не знал — руководство отмахнулось от него сухой фразой «изменение политического климата на планете». Ясно было одно: за семь лет полета «Ксинь Джи» пропустил какие-то существенные геополитические изменения, и русские из потенциальных союзников превратились во врагов народа Китая. А посему завладеть технологиями «шара» стало приоритетной задачей.
Выводя из игры «Прорыв», капитан Ли надеялся сделать свою родину безоговорочным лидером мировой политики. Завладей Китай инопланетными технологиями, никто в мире уже не смог бы смотреть на азиатского тигра свысока. Воцарилась бы новая эра, эра превосходства тигра. А сейчас… Ли Ксяокин и его первый помощник Лэй Тсян прекрасно понимали, что произойдет через тридцать суток. Там, у «шара», они лицом к лицу столкнутся с обозленными русскими и их крейсером. Нет ничего хуже злых русских — это еще генсек Си говорил, а этот великий стратег редко когда ошибался в своих оценках.
— Прикажете объявить боевую готовность? — повторил вопрос старпом и тут же осекся, напоровшись на колкий взгляд капитана.
Тот словно очнулся ото сна и рявкнул на своего помощника:
— И развязать очередной мировой конфликт? Вы в своем уме?
Лэй Тсян тоже понимал, что его капитан оплошал, причем оплошал по полной. Но, в отличие от капитана Ли, он не был искушен в политике и мыслил слишком узко. Для Лэй Тсяна единственным выходом было пойти ва-банк и попытаться завершить уже начатое — уничтожить русских. А разбирательство, если таковое и будет, будет ориентировано на их показания. Никогда правительство Китая не пойдет на то, чтобы обнародовать самописцы и логи главного компьютера «Ксинь Джи». Так что тут будет, думал Лэй Тсян, их слово против слова русских. Причем далеко не факт, что русские будут иметь какие-либо претензии к Китаю. Так далеко еще никто не забирался. Не факт, что там, на «Прорыве», поняли, что произошло с их двигателями. А если и поняли, доказать причастность «Ксинь Джи» у них не получится. Они сами уничтожили все доказательства. Вот и выходило, что, по мнению старпома, лучшим способом будет уничтожить «Прорыв» — и концы в воду. А что там будет на Земле по их возвращению через семь-восемь лет — одному богу известно. Но оказалось, что капитан Ли на сей счет имеет иную точку зрения. Озвучивать при подчиненных он ее, разумеется, не стал. Зато от него последовали команды: