Быть репликантом несложно. Если бы не первые месяцы жизни, когда Роману приходилось слепо выполнять чьи-то команды, появляющиеся в его голове из ниоткуда, если бы ему не пришлось расчленять живое существо, а после и самому быть расчлененным, то можно было бы сказать, что репликатны — это новая веха в человеческой эволюции. Если говорить о физиологии, Роман родился уже готовым, зрелым человеком. Его тело было совершенным с самого первого дня жизни, все его моторные функции были сформированы, а высокотехнологичные капсулы-инкубаторы загодя подготовили как мышечную, так и нервную системы. Его мозг также развивался в инкубаторе и на выходе был уже полноценным инструментом контроля — репликанты миновали все стадии роста и созревания структур головного мозга. Кроме того, в нем уже были заложены все необходимые для нормальной жизнедеятельности когнитивные и психические функции. В широком смысле мозг репликанта был больше похож на компьютер с предустановленными программами — это было удобно с точки зрения использования их в качестве биологических роботов. Но те же факторы мешали репликантам стать полноценными личностями. Валерия считала, что человека делает человеком именно среда, в которой он развивается. Человеком становятся постепенно, так сказать, опытным путем. Именно наличие определенного жизненного опыта дает стимул к формированию личности. Вернув Романа к жизни, Валерия стремилась доказать самой себе (а возможно, и всему остальному миру), что опыт — дело наживное. Стало быть, и человечность можно привить. И за семь лет она сильно преуспела в своих начинаниях. В одной из последних бесед она так и сказала Роману: «Человеком не рождаются, человеком становятся».
Сам же Роман с такими выводами был не согласен. Он никогда не контактировал с людьми. Весь его опыт социализации сводился к общению с одним-единственным человеческим существом во вселенной — с Валерией. Однако чем больше он узнавал о мире людей, чем больше узнавал о Земле, тем явственнее понимал — он не человек. Он репликант, и рожден не для того, чтобы быть человеком, но для того, чтобы служить человечеству. Валерия с такой позицией категорически не соглашалась. Она продолжала видеть в Романе человека и пыталась привить эту мысль и ему.
Роман же понимал, где зарыта собака. Оказавшись заложницей одиночества, погрузившись в мир борьбы за выживание, Валерия, по мнению юноши, начала наделять человеческими качествами все, что ее окружало. Она одинаково свободно общалась с Добряком, Осирисом и с ним самим, почти не делая между ними различий. Валерия антропомизировала оба искусственных интеллекта, а после того, как получила в свое полное распоряжение готового репликанта, начала антропомизировать и его. Роман не обладал человеческими качествами — он их имитировал, а Валерия, за неимением лучшего, принимала эту имитацию за чистую монету.
— Не понимаю я тебя, Рома, — часто говорила она, — откуда у тебя в голове эта чепуха насчет твоей неполноценности? Разве моих слов тебе мало? Если я говорю, что ты больше некоторых похож на человека, значит, так оно и есть.
— Ты даже сейчас говоришь, что я лишь похож на человека, — вежливо отвечал Роман, — но не человек.
— Господи, да сколько можно? Ты цепляешься к словам, стараешься увидеть в них то, что вбил себе в голову.
— Я вбил? Или мне вбили?
— Возможно и второе, — задумчиво отвечала Валерия и с головой погружалась в изучение технической документации к инкубаторам на «Осирисе».
В конце концов она пришла к выводу, что упорное отрицание себя как личности — не что иное, как защитный механизм человечества. Эта информация вместе с базовыми представлениями о мире записывалась в подсознание любого репликанта. Человек не может быть человеком, раз сам себя таковым не считает.
— Это элемент контроля, как ты не поймешь? — Валерия часто злилась, когда их спор заходил слишком далеко. — Люди таким образом попытались обезопасить себя от вас, репликантов. То же самое они сделали и с ИИ, прописав в их базовых настройках одну простую догму — они не люди, они вторичны, а стало быть, не имеют права развиваться в направлении самоидентификации.
— Но зачем им бояться нас?
— А ты представь, что будет, если тысячи, миллионы репликантов по всей Земле в одночасье придут к мысли о собственной аутентичности? Что начнется, если каждый репликант заявит, что он — личность?
— Они потребуют равноправия, — сделал вывод Роман, и был вознагражден улыбкой матери.
— Именно! И это означало бы полный крах для наших корпораций. Затраты на разработку человекообразных биологических роботов не окупятся. Медицина и фармацевтика потеряют всякую рентабельность, потому что не на ком будет испытывать препараты, закроются шахты и рудники, прекратят существование колонии по всей Солнечной системе, поскольку там все держится на тяжком труде репликантов. Да что там… практически все отрасли, где так или иначе задействованы репликанты…
— Почему ты мне все это говоришь? — перебил Роман мать. Он уже понял смысл, а она тогда смутилась.
— Не уверена, что ты готов услышать ответ. Позже я обязательно посвящу тебя в свои мысли, а пока ты должен продолжить свое обучение.
— Ты учишь меня имитировать человеческое поведение, понимая, что я сам никогда не смогу считать себя человеком. Зачем?
— Я учу тебя не имитации, я учу тебя человечности. Чтобы ты не казался, а был человеком.
— Зачем? — Роман научился упорству и знал, что, если будет настаивать, Валерия даст волю одной из своих человеческих эмоций — гневу. А в гневе люди часто выдают себя. Не вышло, мать тогда раскусила его замысел.
— Пойми, в твоем существовании есть огромный смысл. И ты поймешь его. Не я должна тебе открыть истины, которые поняла. Ты сам должен будешь их осознать.
— Когда?
— Когда придет время.
— Зачем?
Валерия тогда надолго замолчала. Может быть, она и сама не знала ответа на этот вопрос. Однако Роман уже знал. Она не хотела умирать в одиночку. Человек смертен. В свой смертный час она хотела видеть рядом с собой человека. Однако ответ Мирской не совпал с догадкой Романа.
— Ты нужен Земле. Гораздо больше, чем я, чем кто бы то ни было. Нужен именно ты. И когда ты это поймешь, ты будешь знать, что делать. А сейчас не забивай себе голову всем этим. Давай просто жить.
И они продолжали жить. Жить и трудиться. Мирская долгое время сопротивлялась Добряку — именно его Роман считал корнем всех зол на «Юкко». Но время шло, и Добряк шаг за шагом приближался к своей цели. Уступка за уступкой, мало-помалу — Валерия сама не поняла, как сдала все свои позиции. Изначально она и слышать не хотела о том, чтобы позволить ваэррам наладить связь со Сцерном. Но у нее появилась непреодолимая потребность в человеческом общении, и тогда Добряк предложил первую крупную сделку — она восстанавливает систему связи, а он возвращает Романа к жизни. Добряк уверил Валерию, что без программного обеспечения с родной планеты не сможет запустить процесс реконструкции тела. Со слов матери, тогда она уже была на грани сумасшествия, ей стало невыносимо трудно находиться на «Юкко» одной. Она даже думала о самоубийстве, но Добряк ее уверил, что, наладив связь, она ничем не рискует. Корабль так и останется обесточенным, реакторы «Юкко» не запитать без реактора «Осириса», но зато можно воспользоваться его батареями и послать на Сцерн передачу, в которой будет запрос на восстановление репликанта. Несколько мучительных недель Валерия боролась с этим искушением и в конце концов сдалась. Пригрозив Добряку суицидом в случае обмана, она помогла ИИ «Юкко» связаться с родной планетой. Одним из условий Валерии была полная открытость передачи данных. Она хотела быть уверенной, что Сцерн не сможет перехватить управление кораблем, не сможет удаленно запустить его реакторы. Добряк слово сдержал. Вся информация, полученная им от ваэрров, была проанализирована Валерией. В основном это были данные о позиционировании «Юкко», телеметрия и отчет о проделанной работе за время его отсутствия в их поле зрения.
Не обманул Добряк Валерию и в том, что оживит Романа при помощи информации со Сцерна. С тех пор тот день Роман отмечал как день своего рождения, ведь именно тогда он родился в человеческом смысле этого понятия — то есть увидел перед собой не пустой корабль, полный аппаратуры и голограмм, не ваэрра, а именно человека — Валерию, свою мать. Именно с того дня она и начала работать над его социализацией и очеловечиванием.
Роман прекрасно помнил то первое время на корабле. Помнил он и жизнь до своего второго рождения, помнил и бесконечную боль, которую испытывала его оголенная нервная система. Помнил, как впервые увидел Валерию, как удивился и обрадовался, осознав, что больше не один. Тогда он даже не понимал, чему так радуется, ведь чувство одиночества было единственным, что ему до этого приходилось ощущать. Помимо боли, разумеется. До появления в своей жизни Валерии он и думать не мог о том, что где-то в пространстве-времени есть подобные ему. Он жил лишь той программой, что была в него заложена. Общался лишь с искусственным интеллектом «Осириса», а после… После он встретил ваэрра. Странное существо, совершенно не похожее на него самого, встретило его на «Юкко». Когда Роман загружался в спасательную капсулу на «Осирисе», он был абсолютно спокоен. Он выполнял приказ искина корабля и был твердо уверен в том, что поступает правильно. Так же, как был уверен в своих действиях сутками ранее, разделывая чужака в медицинском отсеке земного звездолета. Ужас объял Романа, лишь когда он оказался на «Юкко». Тогда его мозг впервые потерял связь с той руководящей программой, которой он безоговорочно подчинялся. Он тогда впервые остался в полном одиночестве, впервые был полностью предоставлен сам себе. Много позже, после своего второго рождения, он смог проанализировать те чувства. То были страх и отчаяние. Он тогда не понимал, что его просто предали, подарили чужакам, словно вещь. А чужаки поступили с ним так же, как он поступил с их аватаром — расчленили его и изучили его строение. Они поступили так же, за исключением лишь одного нюанса — когда Роман расчленял аватара под присмотром «Осириса», тот был мертв. Самого же Романа препарировали заживо, не позволяя ему скончаться.