— Есть щиты на корму 50! — отрапортовал искин.
— Арес, передаю управление.
— Принял! «Прорыв», готовь ложные цели. Выпускай после залпа. БЧ-3, готовьте ЭИ-мины! Доложить о готовности! БЧ-2, к бою!
— Есть! — синхронно ответили обе боевые части.
— Эти твари решились-таки на открытое боестолкновение! — прорычал Сорокин.
— Как решились, так и…
— Внимание, залп! — доложил ИИ. — Ложные цели выпущены.
— Ждем, ребята, — Арес уже вывел развернутую картину боя на своем рабочем месте. На голограмме высветились два земных звездолета. «Прорыв» был чуть впереди, с кормы к нему заходил китайский «Ксинь Джи». Где-то перед ним обозначались две плазменные торпеды. От маленькой копии «Прорыва» отделились ложные цели. Две торпеды подошли почти вплотную к корме «Прорыва», но в самый последний момент изменили траекторию полета и поразили ложные цели. Щиты отработали, как следует. Обломки ложных целей сгорели в пламени плазменной преграды. Пятьдесят процентов было даже много для такой атаки, Сорокин явно перестраховался.
Тут же последовал доклад от БЧ-3:
— Командир, электроимпульсные мины к бою готовы.
— Отлично, ребята, самое время. Десяток для начала.
— Есть десяток ЭИ!
От миниатюрного «Прорыва» на голограмме отделились маленькие точки.
— Пошли заградительные мины, — прокомментировал Арес.
Тут же с «Ксинь Джи» последовало десять залпов лазерных турелей.
— Командир, — доложили с БЧ-3, — все мины поражены.
— Ждем!
— Чего ждем-то? — сурово спросил Володин. — Мы не станем их добивать?
Связист никуда не ушел, вместо этого он занял свое рабочее место и внимательно следил за сражением.
— Связь ждем, — сухо ответил Арес. — Доложи-ка мне, когда «Ксинь Джи» откроет канал связи.
— Думаете, они будут с нами говорить?
— Атака слишком слабая. Они не пытались уничтожить нас, это демонстрация силы.
— С чего вы взяли?
Вдруг заговорил искин:
— На связи «Ксинь Джи».
БЧ связи даже не пришлось вылавливать передачу с «Ксинь Джи». Китайцы не стали мудрствовать и вышли в эфир на стандартной аварийной частоте. С БЧ-4 доложили: «С „Ксинь Джи“ передают коды доступа к лазерной передаче данных». Арес красноречиво посмотрел на Володина и перевел взгляд на старпома. Тот кивнул в ответ и скомандовал связисту:
— Выводи на центральный…
Тут же в центральной части тактического стола появилась небольшая голограмма. Фигурка капитана «Ксинь Джи» была при параде, даже церемониальный меч красовался на поясе. Послышалась китайская речь.
— Кто говорит? — перевел обращение искин.
— «Прорыв», перейди в синхронный перевод. Хочу говорить без задержек.
— Сделано.
Сорокин встал перед голограммой и представился:
— Говорит старший помощник российского межзвездного крейсера «Прорыв». Вы атаковали нас. Наш корабль приведен в полную боевую готовность. Вы не уничтожены только по причине моего любопытства. Итак, капитан Ли, я жду объяснений.
— Я бы желал говорить с капитаном Кольским! — перевод искина был сухим и безэмоциональным, но всем присутствующим на капитанском мостике «Прорыва» было понятно, капитан Ли Ксяокин на взводе.
— Вы будете вести переговоры с любым уполномоченным лицом либо не будете вести их вовсе, мне плевать, — неожиданно жестко ответил Сорокин. — Капитан Кольский не желает говорить с вами. Итак, одно из двух: или я отдаю приказ об уничтожении вашего крейсера, или вы объясняете причины своей агрессии в отношении «Прорыва».
Ли Ксяокин был несколько обескуражен жестким ответом старшего помощника «Прорыва». Безусловно, команда «Ксинь Джи» знала своих оппонентов как поименно, так и в лицо. Впрочем, ситуация была зеркальной — не так уж много на Земле крупных боевых крейсеров, способных летать меж звезд, да и разведки всего мира ели свой хлеб не задаром. Офицерские составы всех межзвездных крейсеров были известны всему миру еще до того, как эти крейсеры покидали стапеля, исключением были лишь внезапные ротации непосредственно перед миссиями. Старших офицеров это касалось редко, их кандидатуры утверждали задолго до того, как тот или иной крейсер приступит к боевому дежурству. Считалось крайне нежелательным назначение на высокую должность офицера, ранее не служившего на данном крейсере с данным экипажем. Но если такое и случалось, незаметным это событие для вражеских разведок не оставалось. Ничего не попишешь — век гласности.
— Капитан первого ранга Сорокин, — капитан Ли продемонстрировал свою осведомленность, — выражаю официальную ноту протеста вашему руководству. Соответствующая передача уже послана на Землю и будет предана гласности.
— Повод?
— Вы первыми атаковали «Ксинь Джи»!
— Чушь! — отмахнулся Сорокин. Старпом сейчас подумал о том, что решение подать точно такую же ноту протеста после выходки китайцев было правильным. Теперь любые действия «Прорыва» (пусть и выдуманные противником) будут выглядеть в глазах общественности как самооборона. Вслух Сорокин, разумеется, сказал другое. — Представьте доказательства?
— Вы атаковали мой крейсер неведомым доселе материалом. «Ксинь Джи» получил пробоину, разгерметизированы два отсека. Мы потеряли девять членов экипажа. Я подозревал, что у русских могут быть секретные наработки, но не думал, что вы будете настолько глупы, что примените их в такой ситуации.
Искин не был хорошим декламатором, но Сорокин все же уловил акценты — последние слова капитан Ли выделил особо. Вывод: у них на «Ксинь Джи» определенно не все гладко. Более того, та ситуация, в которой они находятся, капитану Ксяокину крайне не нравится.
— От лица всего командования ВКС России заявляю, что «Прорыв» не вел по «Ксинь Джи» огонь. А если бы и вел, то повредил бы не пару отсеков, уж будьте уверены. Ваши враждебные действия после пересечения наших курсов развязали нам руки. Лично я считаю, что у нас есть полное право разнести вашу посудину в щепки в ответ на ваше вероломство.
Надо было отдать должное капитану китайского крейсера — на его морщинистом лице не дрогнул ни единый мускул, хотя по международным меркам такие обвинения уже тянули на казус белли.
— Не имею ни малейшего понятия, о чем вы, старший помощник, — отмахнулся от обвинений в своей адрес Ли Ксяокин.
— Аналогично, — улыбнулся Сорокин. — Итак, может, все же отбросите в сторону свои домыслы и поделитесь информацией? Что именно произошло с вашим крейсером?
Пусть и нехотя, но китаец сообщил о повреждениях на своем корабле. Оказалось, атака была произведена в тот момент, когда фронтовые защитные экраны были отключены. Сорокин, разумеется, поинтересовался, по какой причине были дезактивированы защитные системы «Ксинь Джи», но внятного ответа от Ксяокина не последовало. Тот вскользь упомянул о каких-то экспериментах, для которых потребовались дополнительные мощности. Щит, по его словам, был отключен всего на пару минут, но и этого хватило, для того чтобы корабль получил серьезные повреждения. В завершении своего рассказа капитан Ли потребовал официального документа от уполномоченного лица с «Прорыва», в котором просил изложить исчерпывающее объяснение по данному инциденту. Документ этот капитан Ксяокин обещал предоставить в международный трибунал. По его словам, такой инцидент не может сойти с рук никому, даже такому прославленному капитану, как Кольский.
Сорокин ответил витиевато, применив все возможные дипломатические уловки, дабы успокоить своего визави, однако суть его ответа сводилась к банальному «иди-ка ты на…». Ксяокин пообещал не оставить инцидент без внимания международного сообщества и отключился на полуслове, так и не успев договорить.
— Что у них со щитом? — тут же поинтересовался Сорокин у связиста.
— Выставлен на все сто процентов. Естественно, по фронту. Мы все еще на прицеле их орудий.
Метаморфоза Володина была поразительной, это отметили все присутствующие на мостике. Еще недавно он был раздражен и всячески нарывался на дисциплинарное взыскание, сейчас же перед Сорокиным сидел прежний командир связистов — жесткий собранный офицер, знающий свое дело. Начмед Ратушняк не упустил возможности справиться о здоровье командира БЧ-4.
— Евгений Павлович, — спокойным вкрадчивым голосом обратился он к Володину, — вы можете оценить свое поведение до атаки на нас китайского крейсера?
Вопрос вызвал у Володина ступор.
— Что вы имеете в виду?
— Как вы чувствуете себя? Вы можете припомнить события десятиминутной давности?
Отнюдь не праздное любопытство начмеда вызвало интерес и у других офицеров, все внимательно следили за реакцией Володина. От столь пристального внимания связист зарделся, сконфузился и потупил взгляд в пол.
— Нет, я только сейчас понял, что…
— Провал в памяти? — помог ему Ратушняк.
Володин кивнул головой, уселся за свой терминал и обхватил руками голову.
— Неужели и меня? — тихо прошептал он.
— Ладно, господа, — хлопнув в ладоши, бодро произнес старпом. — Товарищ майор, вы осмотрите кап-два Володина после. Сейчас меня интересуют ваши выводы. Что мы имеем?
Первым высказался Арес:
— Я, если честно, не понял, за каким хреном им понадобилось щиты вырубать. Это же нонсенс! Ни один устав ни одного из флотов не позволяет полностью отключать носовые щиты. Тем более на боевом дежурстве.
— Тем более так далеко от дома, — подхватил Верещагин.
— Предположения? — Сорокин окинул взглядом офицеров. Поднял руку Павленко.
— Рискну предположить, что никакими «исследованиями» — он красноречивым жестом взял в кавычки это слово — китайцы не занимались. Вернее всего, их экипаж страдает от психозов не меньше нашего. Любой из высших офицеров на «Ксинь Джи» мог отключить щиты, не отдавая себе в этом отчета.
— Зачем? — Серов не понял логики.
— А кто их знает? Поглядите на нашего связиста? Он, как и добрая треть нашего экипажа, страдает локальными провалами памяти, — Володин после этих слов скукожился еще сильнее, сейчас на него было больно смотреть. Однако возражать он не стал. А Павленко тем временем продолжил мысль. — Вероятно, тот, кто отключил на «Ксинь Джи» щиты, и сам не сможет объяснить, что именно им руководило. Полагаю, нам нужно придумать, как избежать той же участи…