«Никто, кроме нас» в его голове всегда звучал как «Никто, кроме меня».
В общем, к мирной жизни Виктор привыкал тяжело. Он даже пытался завязать отношения, но и на этом поприще быстро заскучал. Одним бабам нужен был богатый папик, другим срочно требовалось обзавестись потомством, иные спать не могли спокойно, если Виктор принимал все решения самостоятельно и не подчинялся беспрекословно. В общем, к пятидесяти годам Соболев избавился от всех обременительных отношений, придя к простому и избитому временем выводу — дешевле всего обходятся те женщины, которым нужно платить сразу.
Если говорить просто, то первые же три года мирной жизни на Земле заставили Виктора волком выть от скуки. Тут и без помощи психологов было ясно — Виктор слишком уж сроднился со своим призванием. Война была в его крови, и каждый прожитый мирный день вызывал у Соболева абстиненцию. Ему уже было плевать, за кого и где воевать, лишь бы вновь ощутить то чувство азарта, опасность, мандраж перед боем, почувствовать, как разливается по венам чувство выполненного долга и адреналин, а на счету появляются юникредиты. Дома он откровенно маялся, тяготился тишиной и изобилием простой гражданской жизни. Здесь Виктор понятия не имел, к чему себя приложить, где раскрыть свои таланты и военный потенциал. День за днем, неделя за неделей состояние жаждавшего войны ветерана ухудшалось. В конце концов, дом ему опостылел, появилось навязчивое желание кого-нибудь убить, причем сделать это в самой что ни на есть зверской форме. В какой-то момент Виктору даже начало казаться, что настоящим его домом всегда были казарма или окоп, родной стихией — грохот канонады и запах пороха вперемешку с озоном, а лучшей одеждой всегда — его варенный-переваренный экзокостюм. Стоит ли упоминать, что все эти психические нарративы в голове Виктора усугубились кратно на фоне всеобщего психического помешательства жителей планеты.
Благо в самый переломный момент его жизни на горизонте вновь замаячила фигура адмирала Касаткина. Старого вояку списали на Землю, поручив заниматься организационной работой в каком-то НИИ оборонной ориентации. Но Касаткин быстро смекнул, что чиновничья должность такого рода ему не по душе. То ли барышей там было негусто, то ли перспектив он на новом поприще не углядел, кто его разберет? Да только в следующие полтора года Касаткин сотоварищи сколотил политическую партию и рванул во власть, где ему составил протекцию его бывший покровитель. Уже через год он пробился в зампреды правительства по развитию космической отрасли страны. Естественно, после такого головокружительного карьерного роста отставной адмирал решил окружить себя «своими» людьми, и тут очень кстати нарисовался Соболев. И не просто нарисовался, мол, «горю желанием потрудиться во благо отечества», нет — Соболев буквально ураганом ворвался в жизнь бывшего начальника. Да и не только в его жизнь. Если говорить откровенно, шороху Виктор тогда наделал знатного.
О том деле даже в СМИ упоминали. То ли Соболев на кого-то наехал, то ли на него наехали, да только вышло так, что бывший морпех оказался фигурантом одного крайне резонансного дела. Кучу народа положил он тогда голыми руками. И не простого народу, а самого что ни на есть криминального люда. Естественно, спрашивать с него пришли не органы правопорядка, а другие криминальные авторитеты — те, под кем потерпевшие ходили. Но у Виктора, отвыкшего от земных порядков, в авторитете всегда другие люди числились. И мыслил Соболев, и чувствовал иными категориями — как-никак, а космодесантником был, на минуточку. И потом, авторитет он что такое — так, звук пустой. Им ни голову прикрыть не получится, ни задницу — одни понты. Хоть ты трижды вор в законе и вхож во все криминальные круги планеты, авторитет ты только для тех, кто этот твой авторитет признает. А Соболеву к тому моменту никто толком не объяснил, где авторитет, а где нет. Потому-то Виктор тогда особо церемониться с теми «авторитетами» не стал, вместо этого он по-тихому открутил им головы. Причем сделал он это в прямом смысле слова голыми руками. А как понял, в какой именно замес попал, каким именно людям дорогу перешел, решил десантник Соболев не в бега податься (что было бы вполне логичным решением), а напротив, нанести упреждающий удар. В общем, вышло так, что в то лето Виктор практически в одиночку и голыми руками зачистил от организованной преступности целый регион близ бывшей столицы.
И, что характерно, действовал Виктор по старой армейской привычке лихо и дерзко, чем, естественно, привлек внимание органов правопорядка и прочей общественности. А как тут не привлечь внимания, если к этим органам, опасаясь за свои сферы влияния, а также (чего уж таить) и за собственные жизни, обратились уже другие криминальные авторитеты из смежных областей. Органам правопорядка ничего не оставалось, кроме как скрутить лихого народного мстителя да закрыть его в СИЗО на время следствия. И остался бы народный мститель в анналах истории никем не признанный, если бы не СМИ, раздувшие в связи с его делом большую шумиху. К шуму подключилась и та самая общественность, которая в массе своей методы Виктора вполне одобряла.
Тогда-то за Соболева и вступился новоиспеченный партийный деятель Касаткин, на тот момент уже курирующий весь дальний космос страны. Сергей Игоревич Касаткин рассудил так — коль идет в его руки такой добротный инструмент, отчего же им не воспользоваться? Дело было громким, резонансным. Виктора осудили и сослали туда, где он должен был сгнить тихонько годика за два. Суд был настоящим, дело разбирали больше двух месяцев. Один только приговор оглашали несколько дней. А вот отбывать наказание вместо Виктора уехал уже другой человечек — это уж Касаткин подсуетился, подключив нужные связи. Соболеву же подправили лицо, изменили внешность и имидж, заменили его идентификационные маркеры во всех базах данных на липовые, открыли незапятнанную юникредитную линию — и появился в тот год у зампреда Сергея Игоревича Касаткина новый начальник охраны.
Те, кому по долгу службы положено было знать, само собой, о подмене знали. Более того, информацию намеренно спустили и до высших криминальных авторитетов, дабы те понимали, какие люди отвечают нынче за безопасность силовиков во власти, и даже не пытались мутить воду в столь неспокойное для страны время. А Виктор так и продолжил свою работу на новом поприще, где наконец смог реализовать свой боевой потенциал. И курировал наш новый начальник охраны Касаткина не только вопросы его личной безопасности, но и другие дела зампреда. Дела, так сказать, щекотливые, а порой и весьма деликатные.
Сегодня, к примеру, Виктор тряхнул стариной, решая как раз одно из таких «деликатных» дел старика Касаткина. Чем уж этот синяк индийского происхождения не угодил шефу, Виктор не знал. Ясным было только одно: убрать объект нужно было тихо и по возможности просто, чтобы никаким криминалом и не пахло вокруг этой смерти. Учитывая, что Касаткин перед смертью Синака решил в его глаза поглядеть, дело было личным. Правда, как и когда бывший директор какой-то там гражданской космической программы мог перейти дорогу военному до мозга костей Касаткину, для Виктора так и осталось загадкой. Да, собственно, и не его это ума дело. Приказали убрать — значит, уберем. Приказали тихо — приложим все усилия для этого. Работу нужно делать молча, а вопросы пусть умники всяких НИИ задают.
По личному опыту Виктор знал, что Синаку оставалось промучиться на морозе не больше часа. Хорошо было то, что этот забулдыга не больно-то и сопротивлялся. Проникнуть к нему в дом не составило большого труда, куда сложнее было незаметно пробраться на территорию дачного поселка. Пришлось топать пешком через парк в городке неподалеку, переходить по старенькому мосту через реку в СНТ и уже оттуда перебираться через высокий забор на охраняемую территорию искомого дачного поселка. Благо охраняли эту самую территорию спустя рукава, да к тому же не самые смышленые ребята из числа «бывших» и «бывалых». Да и технический уровень местной охраны был, мягко говоря, слабоват. В общем, антиграв, пара глушилок — и Виктор на территории. Гораздо труднее было до нужного домика добраться, минуя дорожки общего пользования. Пришлось в грязи чуть ли не по уши извозиться, преодолевая вброд все ту же местную речку-вонючку, что протекала в глубоком овраге. В какой-то момент Соболев даже пожалел, что решился самостоятельно выполнить заказ шефа — знал бы, что мороки с этим дачным поселком столько будет, делегировал бы задание другим. Но, как говорится, взялся за гуж — не говори, что не дюж.
В целом, можно было под это дело и липовый пропуск добыть, да и проникнуть на территорию вполне себе легально через одно из КПП, но шеф ясно дал понять, что выглядеть все должно, как несчастный случай. А так пришлось бы потом с записями камер возиться, рожу свою стирать и на всякие глупые вопросы недалеких охранников отвечать. Поселок был камерным, все вокруг друг друга знают. Охрана больше натаскана на чужие автомобили реагировать. А флайерам туда путь вообще заказан — бесполётная зона, чтоб ее… По всему выходило, что Синака должен устранить призрак. А кому, как не бывшему космодесантнику, в такие шпионские игры играть?
В дом проникнуть было уже просто — даже взламывать ничего не пришлось, так как Синак попросту забыл включить сигнализацию. Дело оставалось за малым — вырубить глушилками внешние камеры наблюдения за периметром и проникнуть в дом через окно второго этажа, которое этот ученый тюфяк услужливо оставил открытым для проветривания.
В доме царил тяжкий дух перегара, аммиака и блевотины — видимо, клиент не просыхал несколько дней кряду. А вернее того, что и вообще никогда не просыхал. Находиться в таком помещении было делом крайне неприятным. В чем бы этот Синак ни был виновен, одного того, как он жил, было уже достаточно, чтобы подарить ему вечное избавление.
После проникновения в дом финальный аккорд был разыгран, как по нотам. Отключение системы «безопасный дом», выбор нужного момента и легкий толчок в спину. Головой при падении бедолага приложился знатно, и не единожды, кровищи натекло изрядно. Виктор даже, грешным делом, решил, что и этого хватит, однако помирать Синак не спешил. Лежал да все про какую-то «энтропию» мычал, материл на чем свет стоит каких-то ваэрров (о таком народе Виктор даже не слышал, может, африканцы какие?) — бредил, в общем, объект.