Одновременно с разворачиванием плотной боевой формации, при которой корабли межзвездных классов прикрывали своими щитами межпланетники, а те, в свою очередь, защищали малые перехватчики класса «Грач», готовился и особый, довольно дерзкий маневр. Касаткин планировал воспользоваться гравитационным полем корабля ваэрров (которое, к слову, было сопоставимо с тяготением Меркурия), выйти на предельно допустимой для такого маневра скорости на его орбиту и совершить с его помощью такой же гравитационный маневр, что и возле Меркурия. Касаткин хотел атаковать инопланетный корабль именно на исходе этого маневра, а сразу после атаки предлагал включить маршевые двигатели и начать разгоняться. В теории, такой маневр обеспечивал кораблям Касаткина минимальное время экспозиции на Солнце с его губительной радиацией, жуткими электромагнитными вихрями и колоссальными температурами. Кроме того, он позволял кораблям землян попасть на околосолнечную орбиту сразу после атаки, а там уже было лишь делом техники выйти в открытый космос при успешном исходе атаки или же атаковать ваэрров повторно, сделав оборот вокруг Солнца. Второй вариант был скорее успокоительным теоретическим раскладом, всерьез его никто не рассматривал, поскольку облетать Солнце на столь малом расстоянии от его поверхности было чистым самоубийством. Потому Касаткин настраивал своих ребят только на одну-единственную, решающую и мощную атаку.
Разумеется, просчитать всё было невозможно. Все расчеты велись исходя из доступных землянам данных. К примеру, никто не знал, как именно сейчас выглядит корабль ваэрров, в каком он состоянии, способен ли маневрировать и насколько резкими могут быть эти маневры. Проклятый шар по-прежнему не показывался на экранах радаров, его не было видно ни в одном из диапазонов слежения. Кроме того, сильнейший солнечный ветер затруднял любую коммуникацию звездолетов ВКС друг с другом, а в совокупности с их плазменным коконом связь с внешним миром и вовсе вскоре оборвалась. Эти трудности были ожидаемы, приходилось выбирать одно из двух — или связь, или плазменные щиты по периметру.
С другой стороны, Касаткин сотоварищи были уверены, что при сближении с шаром ваэрров они смогут его изучить, рассмотреть более пристально, выявить перед атакой его слабые места. Однако в реальности оказалось, что маскировка (а иначе объяснить отсутствие данных на экранах было нельзя никак) у ваэрров была на высоте. Да, у людей была запись американцев, на которой они впервые увидели крейсер ваэрров и даже умудрились поразить его плазменным зарядом, но то было в глубоком космосе вдали от каких-либо звезд, планет или астероидов, к тому же лишь мгновение. Сейчас же о шаре ваэрров было известно лишь то, что он уже шесть лет находится в двух миллионах километров от поверхности Солнца и все еще цел. На его присутствие в заданной точке указывали только сильнейшие гравитационные возмущения.
Каждый день на ЦП «Вольного» офицеры во главе с адмиралом Касаткиным проводили брифинги, где обсуждались одни и те же вопросы: как ваэрры выдерживают столь длительное воздействие экстремальных температур, радиации и солнечного ветра? Как они маневрируют? Ведь Солнце, как и любой другой объект во вселенной, имеет собственный период вращения вокруг своей оси. В том месте, где от землян прятался звездолет ваэрров (а прятался он на самом экваторе Солнца), этот период составлял всего двадцать четыре дня. После долгих дискуссий офицеры «Вольного» единогласно пришли к выводу, что для того чтобы ваэрры могли укрываться от Земли за Солнцем, им пришлось бы постоянно маневрировать, компенсируя и этот период вращения Солнца, и вращение Земли вокруг него.
Касаткин со своими штабными офицерами решили, что шар ваэрров, какими бы продвинутыми технологиями он ни обладал, должен быть повернут своими двигателями в противоположную от вращения Солнца сторону. И именно с этой стороны планировалось провести атаку.
К сожалению, землянам приходилось рассуждать и строить свои теории, исходя из простого принципа, понятного каждому человеку: схожие задачи требуют схожих решений. Этот принцип привел военных к выводу о том, что если у земных кораблей корма и ее двигательные гондолы были самым слабым местом, то и у ваэрров могло быть так же. В любом случае земляне ничего не теряли, строя план своей атаки именно на этих допущениях.
«Почему речь шла именно о допущениях?» — спросил бы искушенный зритель, происходи эта битва на экране кинотеатров. Да все просто — люди до сих пор не видели своего врага воочию. Даже сейчас, когда они вышли из тени Меркурия и ничего, кроме огромного расстояния почти в треть астрономической единицы, не мешало им видеть шар ваэрров, Солнце со своей колоссальной электромагнитной активностью не позволяло увидеть и полноценно изучить инопланетный крейсер. О том, что враг все еще там, в двух миллионах километров от солнечной поверхности, людям говорила лишь сильнейшая гравитационная аномалия. Даже на фоне массивного Солнца она была у землян как на ладони. Оставалось лишь уповать, что эта самая аномалия необходима ваэррам только для того, чтобы уберечь собственный корабль от пагубного воздействия солнечной радиации и экстремально высоких температур. Касаткин надеялся, что ваэррам не удастся одновременно защищаться и от солнечной активности, и от атаки землян, какими бы мощными гравитационными генераторами они ни владели. Обнадеживало одно — если пришельцам пришлось прятаться в столь труднодоступном месте Солнечной системы, стало быть, флота землян они действительно боятся. А раз боятся, значит, им попросту нечем отвечать на прямую агрессию. Вот на таких условностях и допущениях и строилась вся стратегия атаки Касаткина. Шли на врага, по сути, вслепую и с открытым забралом.
После маневра у Меркурия и торможения наступили долгие шесть дней ожидания контакта с врагом. Боевой строй соблюдался неукоснительно. С каждым прожитым днем, с каждым часом боевого дежурства напряжение среди офицеров нарастало. Враг же никак себя не проявлял, хотя теоретически и был уже в зоне прямой видимости. Но на экранах радаров было по-прежнему пусто, корабли буквально шли вслепую, ориентируясь лишь на аномально высокую гравитационную активность.
Шар молчал во всех диапазонах и на приближение земных звездолетов, похоже, никак не реагировал.
— Может, там уже и в живых-то никого нет, — предположил кто-то из младших офицеров, но на сей счет у адмирала Касаткина имелось свое мнение. Он был уверен, что на шаре есть кого опасаться. Не мог противник прятаться за Солнцем, не просчитав все риски. Касаткин боялся, и небезосновательно, психического воздействия на свой экипаж. Но время шло, расстояние до поля гравитационного воздействия шара стремительно сокращалось, а экипаж чувствовал себя прекрасно. Напротив, многие даже приободрились, уверовав в то, что вся мощь инопланетного воздействия на умы землян крылась в уничтоженных ранее передатчиках. Среди офицеров доминировала мысль о том, что, будь шар ваэрров хоть на что-то способен в военном плане, бой уже состоялся бы.
Наконец настало время преодоления группой земных кораблей рубежа гравитационного воздействия ваэрров.
— Пять тысяч метров. Четыре тысячи. Три тысячи… — на ЦП «Вольного» царило гнетущее молчание, тишину нарушал лишь взволнованный голос первого пилота, ведущего отсчет.
— Держи заданный курс, Миша. За скоростью следить всем кораблям. Держать строй, ребята.
Васильеву не было никакой необходимости отдавать столь примитивные команды, он просто хотел хоть немного разбавить напряжение, царящее в радиоэфире. Тут же посыпались исполнительные отклики с других кораблей:
— Есть держать курс!
— Так точно!
— Держим строй!
— Перехвачено сообщение с Земли! — доложили связисты.
— Докладывай! — первым сориентировался Касаткин. Он уже догадывался, что сейчас услышит.
— Все наши орбитальные бомбардировщики перешли на сторону временного правительства, адмирал. На наши запросы они более не отвечают.
— Ну что же, — ответил за Касаткина Васильев, — свою миссию они все же выполнили. Я не виню командиров бомберов, их явно вынудили капитулировать. С нашим отбытием их попросту некому стало прикрывать.
— Соглашусь, — Касаткин покровительственно кивнул командиру БМЗК.
Кстати, слово свое адмирал сдержал: в бой флагманский крейсер вел его действующий командир каперанг Васильев. И действиями его Касаткин, судя по всему, был доволен. Голос у Васильева был крепким, властным, спокойным. Его баритон успокаивал, внушал подчиненным доверие и уверенность. Васильев напоминал Касаткину его самого в молодости, а потому любое его слово воспринималось адмиралом, как должное и верное. Кроме того, Касаткин прекрасно понимал, что в случае острой необходимости он легко возьмет на себя командование и флагманом, и всей эскадрой. Его авторитета будет более чем достаточно, для того чтобы Васильев в нужный момент сложил полномочия и ушел в тень. Понимал это и сам Васильев. Правда, в его интерпретации сложившееся во флоте единоначалие можно было трактовать следующим образом: Касаткин до поры до времени позволил ему командовать «Вольным» (как, собственно, и обещал), но позволил он это не потому, что держит слово, а потому что так выгодно. Победу он в любом случае припишет себе, а вот случись грандиозное поражение — можно будет все списать на неопытность того, кто руководил в бою флагманом, то есть на каперанга Васильева.
По правде сказать, мысли Васильева несильно далеко ушли от истины — Касаткин действительно думал подобным образом. Да и, наверное, не он один — смышленых и искушенных в политике офицеров в группе хватало. Вопрос был в другом — на самом деле все эти подковерные игры имели бы хоть какой-то смысл, только если после столкновения двух цивилизаций хоть кто-то из людей выжил бы. В глубине же души выжить никто из офицеров не рассчитывал. Ну, при условии поражения, разумеется. А так шансы на победу рисовал себе каждый из военачальников. Кто для чистого успокоения, а кто и взаправду надеялся одолеть противника, прибывшего на бой из другой звездной системы.