— Две тысячи метров до границы барьера, — уже веселее продолжил условный отсчет первый пилот.
— Что мы почувствуем, когда пересечем барьер? — шепотом поинтересовался штурман «Вольного» у второго пилота. Их терминалы находились на одной линии, офицеры явно были друзьями и не ограничивались общением лишь по рабочим вопросам. Касаткин знал каждого своего офицера в лицо и имел представление об их вневахтенной жизни. Эти вот двое даже каюты имели по соседству.
— А (непечатно) его знает… — одними губами ответил второй пилот и отмахнулся от друга рукой. И правильно сделал, кстати. Его задачей было следить в оба за действиями первого пилота, контролировать основные параметры корабля и сопоставлять их с данными искина. В русском космическом флоте все дублировалось человеком, ничего не отдавалось на откуп машинам полностью, хоть соблазн и был крайне велик.
— Ничего мы не почувствуем, — ответил штурману Касаткин. — Во всяком случае, экипаж фрегата «Ориджин» при столкновении с этим шариком ничего не заметил.
— Но, адмирал, такое гравитационное воздействие…
— Тысяча метров до барьера…
— Вот сейчас и поглядим, — улыбнулся Касаткин и уставился на мониторы.
— Всему экипажу приготовиться! — скомандовал Васильев и инстинктивно потянулся за ручкой на своем кресле. То же самое проделали и остальные офицеры.
— Пятьсот метров.
— Ну, давай, тварь, — чуть слышно прорычал Касаткин, буравя воспаленными от недосыпа глазами монитор телеметрии, — удиви меня…
— Двести пятьдесят метров. Проходим барьер. Прошли барьер, командир!
— Что на приборах? — тут же поинтересовался Васильев.
— Медленный рост гравитационного воздействия, — отозвалась телеметрия. — Все в пределах расчетных показателей.
— Даю азимут на источник гравитации, — отчеканил штурман. — Курс проложен. До цели пятьсот тысяч километров.
— Скорость? — уточнил у пилотов Васильев.
— Расчетная, командир. Есть отклонение от курса на… три тысячных градуса.
— Подтверждаю отклонение от курса! — кивнул штурман, перепроверив данные. — Три тысячных градуса. Нас немного сносит в сторону источника гравитации.
— Мы это предвидели, ребята, — спокойно отозвался Васильев. — Компенсируем и держимся заданного курса.
— Есть! — отозвался первый пилот и принял поправки к исполнению.
— Товарищ командир! — оторвав руку от наушника, доложил Соболев, назначенный Касаткиным адъютантом Васильева. — Есть срочное донесение из медпункта.
— Потом! — резко оборвал его каперанг.
— Простите, товарищ капитан первого ранга, но я обращался не к вам…
Только сейчас Васильев понял, что Соболев обращается к Касаткину.
«А действительно, — подумал каперанг, — с чего это я взял, что этот фрукт приставлен ко мне в качестве адъютанта? Вот они — глаза и уши Касаткина. То-то он постоянно за мной таскается повсюду…»
— Ну, что там у тебя? — нехотя отозвался Касаткин, прочитав на лице Васильева его мысли.
Ответить Соболев не успел, его перебил второй пилот.
— Внимание экипажу!
— Что такое? — синхронно спросили адмирал и каперанг.
— Взгляните на показатели! — взволнованно кивнул на свой монитор второй пилот.
Все трое прильнули к экрану. Приборы показывали резкое падение температуры, чего в двух миллионах километрах от Солнца быть попросту не могло.
— Ошибки быть не может? — с сомнением поинтересовался Васильев. Касаткин же даже протер глаза кулаками, не веря тому, что видит.
— Я уже проверил по всем другим кораблям. У них аналогичные показатели.
— Капитан! — это уже докладывал первый пилот. — Вижу объект! Вывожу голограмму на стол.
— Ничего не пойму… — прошептал Касаткин, глядя на то, как буквально из пустоты им в лоб вываливается вполне себе земной звездолет.
— Связь? — рыкнул Васильев.
— Тишина по всем частотам. Пробуем лазерную, — тут же доложили связисты.
— Что это за… — Касаткин не успел сформулировать вопрос.
Позади него раздался голос Реджи Синака, звучавший почему-то необычайно властно:
— Это «Осирис-3», человек. Люди на этом корабле уже сделали свой выбор. Теперь дело за тобой.
Бросив эту фразу в лицо адмиралу Касаткину, ученый закатил глаза и без чувств рухнул на пол капитанского мостика.
Глава 28
— Итак, давайте по порядку, — постарался разрядить ситуацию на мостике Васильев. — Пока приводят в чувство нашего странного друга, — он кивнул на медиков, колдовавших над Синаком, — я хочу понять три вещи. Первая — что за корабль у нас прямо по курсу? Вторая — если это действительно тот самый «Осирис-3», то что он, черт возьми, тут делает и кто им управляет? И третья — у нас что, физику в Солнечной системе отключили?
Видя, что все офицеры замерли, будто в ступоре, каперанг резко захлопал в ладоши и закричал своим фирменным баритоном:
— Выполнять, мать вашу! Или я всем должен сам заниматься? Доклады через каждые пять минут! Группе связи — добыть мне информацию о выживших с «Осириса». Штурман, просчитать курс на сближение! Пилотам быть готовым к экстренному торможению. Согласовать маневр с другими кораблями! Боевой части приготовиться к бою! — затем он активировал коммуникатор и связался с учеными. — Группа мониторинга, выяснить, что у нас с реальными физическими показателями за бортом! Что? Да мне плевать, как вы это сделаете! Хоть в скафандрах и с термометром наперевес! Вперед, вперед, вперед! Работаем!
Энергетика Васильева, подгонявшего офицеров ритмичными хлопками в ладоши, передалась и его подчиненным. На мостике воцарилась рабочая атмосфера, шок первых минут прошел, вместо него у летунов появился задор и даже некий азарт. Глаза офицеров зажглись новым огнем. Да, свершилось нечто странное — откуда ни возьмись, прямо из пустоты выполз земной звездолет, пропавший несколько лет назад в двух световых годах от Земли. Это обстоятельство, конечно же, смутило офицеров, но грамотный втык командования творит чудеса даже в самых нелепых и сложных ситуациях.
Васильев, разумеется, не был уверен, что в отведенные им сроки что-то разрешится. Задания он нарезал скорее для того, чтобы раскачать обескураженных подчиненных. В любом случае, перед боем лучше безрезультатная деятельность, чем результативная апатия, решил он.
Убедившись, что все подчиненные заняты делом, Васильев, наконец, обратился к Касаткину. Адмирал все это время сидел в своем кресле, скрестив на груди руки и сжав губы так, что они побелели. На его лице, искаженном гневом, играли желваки. Глаза лихорадочно блестели, взгляд не отрывался от угла, где приводили в чувство Реджи Синака. Если бы человек умел убивать взглядом, пострадал бы не только ненавистный индус, но и вся бригада медиков. Верный пес Соболев стоял рядом. Он уже доложил адмиралу, что десять минут назад Реджи Синак пришел в себя после шестидневного беспамятства. Ученый проснулся, без разрешения покинул свою палату, безо всяких затруднений буквально разбросал всю свою охрану и, вооружившись стазером одного из десантников, направился на центральный пост, где и вывалил на окружающих свою странную речь. Собственно, именно об этом и хотел доложить лжеадъютант Васильева, прежде чем на экранах радаров появился «Осирис-3», внося своим появлением раздрай в четкую боевую стратегию флотилии.
— Товарищ адмирал, — обратился Васильев к Касаткину, — что думаете?
Касаткин перевел взгляд на своего зама и неуверенно произнес:
— О чем именно? О Синаке или об этом? — и он кивнул на голограмму, где на фоне огненной стены Солнца крутился потрепанный временем и дальним походом «Осирис-3». — Если о корабле, то это не может быть «Осирис-3». Ему попросту неоткуда здесь взяться!
— Но мы его видим! — возразил Васильев. — Вот он. Перед нами. Вполне себе реальный звездолет. Только на позывные не отвечает.
— Мы видим то, что хочет показать нам шар! — раздраженно ответил адмирал Касаткин. — Ничего более. Все морок! Отвлекающий маневр.
— Но наши приборы…
— Наши приборы лгут! — повысил голос Касаткин. — Неужели непонятно? Эти ублюдки там! До них рукой подать! Мы фиксируем их гравитационный след, но все еще не видим их. А теперь еще и это… — и адмирал раздраженно кивнул на голограмму, лицо его при этом непроизвольно скривилось, как от зубной боли. — Это ловушка. Они не знают, как нас остановить, поэтому придумали это. Приборы лгут, Герман, уверяю тебя. Все что мы видим — ловушка или, того хуже… — Касаткин вдруг насторожился, озираясь, не слышит ли кто. Он понизил голос так, чтобы его могли услышать только Соболев и Васильев, и продолжил говорить, покрутив пальцем у виска. — Возможно, это их излюбленное оружие — игра с нашей психикой. Они рисуют нам коллективную галлюцинацию и надеются внушить нам ложные данные. Они хотят, чтобы мы отступили, хотят вынудить нас ошибаться. Нет уж, — и глаза Касаткина блеснули легкой безуминкой, — второй раз мы на такое не купимся! Хватит с нас шести лет геноцида! Продолжайте сближение с шаром. Нужно побыстрее покончить со всем этим.
— Допустим… — протянул Васильев, понимая, что сейчас не в силах переубедить адмирала. Смотрел он при этом на бесстрастное лицо Соболева. Похоже, даже личный цербер Касаткина не замечал очевидного — адмирал явно не в себе. Его слова имели бы смысл, если бы не показатели приборов. Внезапно появившийся из ниоткуда «Осирис» не был мороком. Корабль был реальным физическим объектом, стоящим на пути эскадры. Бортовые системы слежения фиксировали его всеми доступными средствами. Другие корабли и их командиры подтвердили, что видят то же, что и флагман. — Допустим, вы правы, адмирал, но оставим пока этот вопрос, — продолжил допытываться Васильев. — Что вы думаете о заявлении Синака? Что нес этот сумасшедший? О каком выборе он говорил?
— Мне почем знать? Вы разве еще не поняли? Реджи Синак спятил! Причем довольно давно! Его бы запереть и не выпускать!
— Мы, к слову, так и сделали, адмирал, — напомнил Васильев. — Не пойму, как ему удалось выбраться? Откуда такая прыть?