— Есть, капитан, — отозвалась Валерия.
— А вас, Владимир Иванович, — обратился капитан к физику, — я попрошу изучить те странные инкубаторы на предмет того, сможем ли мы их как-нибудь использовать.
— Да, капитан.
— Корнеев, Медведев, Балычев — на вас системы жизнеобеспечения корабля. Наладить работу санузлов, проверить системы регенерации О₂, утилизации СО₂, рассчитать, на сколько нам хватит запасов воды с учётом использования её в качестве источника кислорода. Всем всё ясно?
— Да, капитан, — дружно ответили все.
Единственным, кто промолчал, был геолог. Он скромно поднял руку и подал голос:
— Капитан, а мне чем заняться?
— А вас, Кирилл Сергеевич, я попрошу после выбора каюты подойти ко мне на капитанский мостик. Для вас у меня тоже есть дело.
— Слушаюсь, — бодро ответил геолог и побежал исполнять приказание.
Сопкин солгал, никакого задания для геолога у него не было. Была идея нагрузить того работой по изучению той невиданной хрени, что вызывала ужас у Аллы Марр. Кому, как не геологу, заниматься изучением неизвестного вещества, бороздящего просторы космоса? Да только та хрень осталась на борту «Марка», и добраться до неё в обозримом будущем не представлялось возможным. Но физика действительно нужно было чем-то занять, иначе тот рисковал первым слететь с катушек, а подобных проблем Сопкин желал менее всего.
Решив, что подумает об этом чуть позже, он последним вышел из кают-компании. Что ж, будем обживать этот корабль, иного варианта просто нет. Сопкин замер на секунду в пустом коридоре, ему послышалось… Нет, показалось. Откуда ей тут взяться? Это лишь воображение. Это нервы. Капитан осмотрелся и вздохнул: «Как же я устал от всего этого».
Глава 12
В принципе, Сопкин понимал, почему именно сейчас ему начал мерещиться голос его бывшего капитана, Екатерины Порядиной. Как от прошлого ни прячься, рано или поздно оно тебя настигнет. Вот оно, прошлое, Сопкина и настигло. Последние сутки он то и дело возвращался мыслями к тому давнему происшествию, из которого чудом вышел без последствий. И та ситуация, и нынешняя были крайне неординарными, требующими от экипажа максимальной выдержки и самообладания. Дальний рубеж, длительная командировка и сильный психоэмоциональный стресс — вот и всё, думал Сопкин, направляясь на капитанский мостик. Никакой чертовщины — чистая психология.
Георгий Васильевич Сопкин в коммерческом флоте Федерации имел репутацию удачливого капитана. Самый первый его рейс к одному из спутников Сатурна принёс компании, в которой он работал, солидную прибыль. С тех пор место капитана закрепили за ним, хотя у этого решения были и противники. Но, как говорится, ничего личного, просто бизнес. В отличие от других капитанов, Сопкин регулярно приносил прибыль, а потому на его сомнительное прошлое руководство корпорации глаза решило закрыть.
Свою репутацию Сопкин подмочил пятнадцать лет назад, в одном из первых рейсов, будучи ещё старпомом на стареньком рудовозе с ракетными двигателями. Судебное разбирательство по тому делу длилось больше года, но никому так и не удалось доказать его вину. Дело развалилось за недостаточностью улик. Сам он против себя, естественно, не свидетельствовал, но и концы с концами в той истории не сходились от слова «совсем». Вышло так, что из всего экипажа рудовоза, на котором тогда служил Сопкин, выжил лишь он один. Сам рудовоз, по его словам, сгорел при сближении с Солнцем, а его дрейфующую спасательную капсулу по чистой случайности заметил и подобрал рудовоз конкурирующей компании. По законам безопасности космических перевозок поступить иначе они не могли, все запеленгованные сигналы фиксировались чёрными ящиками судов, а информация с них по возвращении на Землю тщательно проверялась надгосударственным надзорным органом. Спасая капсулу Сопкина, конкуренты понесли значительные убытки, поскольку их рудовозу пришлось существенно изменить курс и сжечь неимоверное количество топлива. Но поступить иначе они не могли — за оставление в опасности можно было и лицензии лишиться. Естественно, чтобы хоть как-то насолить конкурентам, руководство горе-спасателей сделало всё, чтобы раздуть из той трагедии скандал международного масштаба. И это им удалось, поскольку экипаж в том злополучном рейсе был интернациональным.
На суде Сопкин утверждал, что к гибели рудовоза непричастен, что экипаж боролся за сохранность корабля до последнего и всё в том же духе. Мол, все погибшие — герои, а вы тут пляшете на их костях и пиаритесь, вместо того чтобы подумать над улучшением систем безопасности рудовозов. На вопрос, почему из всего экипажа только он один спасся в капсуле, внятно Сопкин ответить не смог. По его версии, проверить которую никто не мог за неимением на руках чёрных ящиков и телеметрии, на рудовозе вышел из строя реактор. Произошло это аккурат в тот момент, когда им срочно требовалось покинуть орбиту Солнца. Те старые корабли тогда ещё не гнушались геологоразведкой блуждающих в Солнечной системе астероидов. Сопкин утверждал, что корабль потерял ход из-за поломки двигателей, а все системы связи вышли из строя из-за солнечной радиации. Данные же последней телеметрии, переданной с того злополучного рудовоза на Землю, каким-то волшебным образом с серверов компании пропали.
Сопкин каждый день вспоминал тот случай. Их дрейфующий вместе с астероидом рудовоз притягивало Солнце, экипаж неминуемо ждала гибель, а капитан корабля этого не понимала. Сопкин настаивал на эвакуации всех членов экипажа, однако упрямая капитан Порядина к его словам не прислушалась и команду на эвакуацию не дала, надеясь дождаться помощи или справиться с поломкой двигателей своими силами. По версии Сопкина, ему удалось убедить капитана выстрелить в сторону космических грузовых трасс хотя бы одну капсулу, тем самым увеличивая шансы на то, что их обнаружат и спасут. Вероятность спасения такой капсулы по всем расчетам была минимальной, менее полутора процентов, а потому никто из членов экипажа не решался на такой отчаянный шаг. Выстрелить же пустую капсулу — означало оставить кого-то из экипажа вообще без каких-либо шансов на спасение. И тогда Сопкин вызвался добровольцем, в пустое космическое пространство выпустили именно его. И чудо свершилось, его, дрейфующего в опасной близости от точки невозврата, подобрал рудовоз чужой компании. Именно этой версии и придерживался Сопкин на суде.
— Я понимаю, почему ты меня донимаешь, — сказал Сопкин невидимому собеседнику. — Можешь не пыжиться, не терзают меня угрызения совести.
— Капитан? — внезапно выглянувшая в коридор Алла Марр заставила Сопкина вздрогнуть. Он не заметил, как добрался до главного узла управления «Осирисом». — Вы с кем-то говорили?
— Не бери в голову, — отмахнулся Сопкин, — по-стариковски, сам с собой болтаю. Что у вас нового?
Сопкин взошёл на мостик и застал Вершинина за работой.
— Как раз пытаемся понять, что со связью, — ответила Алла.
— Капитан, — доложил Вершинин, — насчёт связи ещё не уверен, но доступа к системе управления у нас точно не будет. Все закодировано так, что сам чёрт ногу сломит. Без связи и мануала с Земли эту железяку перепрограммировать не выйдет.
— Ну а связь?
— Работаю, капитан. Но боюсь, дело труба. ИИ по-прежнему не реагирует на запросы. Он точно понимает, что мы есть на борту, понимает, что мы прилетели на подмогу, но по какой-то причине отказывается с нами говорить.
— И блокирует все наши попытки взять управление на себя, — добавила Марр.
— А с чего вы взяли, что этот ИИ всё понимает?
— Иначе он не пустил бы нас на борт и не дал нам доступ к системам жизнеобеспечения.
Внезапно ожила радиосвязь.
— Капитан, вы срочно нужны в лаборатории.
Говорил физик Ильин, и капитану чем-то не понравился его голос. Не понравился он и пилотам, они переглянулись и уставились на капитана.
— Что там у вас? — уточнил Сопкин.
— Это нужно видеть, описать не смогу. Поторопитесь.
— Продолжайте работать, — кинул Сопкин пилотам и направился к выходу, где столкнулся с геологом.
— Капитан, я прибыл по вашему прика…
— Потом, — рявкнул Сопкин, отпихивая в сторону неуклюжего геолога.
— А что это с ним? — удивился Васильев.
Пилоты пожали плечами.
— Вы же слышали передачу, — ответила Алла. — Видимо, нашли что-то интересное.
— Или что-то жуткое, — предположил Вершинин и вернулся к работе.
Геолог постучал по динамику на вороте скафандра.
— Да ничего я не слышал. Я вообще в последнее время ничего по связи не слышу. Может, с динамиком что?
Алла уже не смотрела в сторону геолога, они с Вершининым увлечённо копались в настройках системы связи. Девушка небрежно бросила через плечо:
— Обратитесь к Корнееву, пусть посмотрит, это же его специализация.
Чувствуя свою бесполезность на мостике, Васильев понуро поплёлся к себе в каюту.
Бывает, живёшь себе на свете и всё вроде идёт по накатанной. Знаешь, куда и во сколько выйдешь из дома, знаешь, кого встретишь по пути, что скажет коллега по работе, какие шутки шутить вы будете, да и в целом представляешь, как пройдёт день. Всё расписано по минутам и, за редким исключением, рядовые дни не преподносят никаких сюрпризов. В космосе, как правило, это ощущение жизни «по расписанию» усиливается в разы. Все манипуляции, начиная от старта космического лифта и заканчивая стыковкой с грузовыми платформами на орбите после рейса, расписаны буквально по секундам. Каждая манипуляция, каждый шаг отлажен и выверен до мелочей сотнями инструкций, уставами, распорядком и программой полёта. Но если уж что не заладилось, то нештатные ситуации будут сыпаться на голову, как из рога изобилия. И самое главное, когда такое случается, совершенно непонятно, как к такому водопаду событий относиться и как этот рог заткнуть.
Вот и сейчас капитан Сопкин стоял посреди отсека «О-1» и не понимал, что именно он видит и как ему следует к этому относиться.
— Как вы открыли отсек? — спросил он, хотя на самом деле в голове вертелось другое: зачем они вообще сюда полезли? Сопкин был бы рад-радёхонек, если б остаток полёта, то есть все пятнадцать лет ож