— Да тут каждый обосрётся от страха! — выкрикнул Балычев. — Я лично туда хрен пойду! Не заставите.
— И что, ты предлагаешь Валерии одной заниматься этим? — упрекнул Балычева в трусости Медведев.
— Она врач! Она крыс там, мышей всяких резала, лягушек… Пусть и занимается, чем ей положено.
— Я и трупы видела. И препарировала их. И не это меня пугает, баран! — огрызнулась Мирская и тут же выдала то, что у всех крутилось в голове, но никто не рискнул озвучить. — Я не трупа боюсь, а того, кто сделал этот труп, а потом аккуратно препарировал. Отделил кожу от мышц. Разрезал ребра и вспорол живот, вынул (непечатно) органы и аккуратно разложил их в сторонке. И все это, мать вашу, на расстоянии двух световых лет от Земли! — последние слова она уже кричала с надрывом.
Этот эмоциональный взрыв похоронил надежды Сопкина на адекватную дискуссию. Он представил, как сейчас в панике все разбегутся по кораблю и начнут вооружаться, кто чем сможет. Но он ошибся. Произошло обратное. Все как-то подобрались, поджались, съежились и сбились в кучу в центре кают-компании. Страх парализовал людей, сковал их волю. Сопкин посмотрел на эту картину со стороны и понял, что выглядит ничем не лучше своих подчиненных. Ещё большой вопрос, кто сильнее боится. Он уже видел это ужасное зрелище и сам ни за какие коврижки туда не вернётся. Чего же ждать от бедной Мирской? Ей этот сраный труп ещё изучать.
Сопкин дал людям минуту, чтобы прийти в себя, а затем скомандовал:
— Ладно, ребята, ситуация ясна. Надеюсь, вы понимаете, что отныне в одиночку по кораблю передвигаться небезопасно. Во всяком случае, до тех пор, пока мы не прочешем весь корабль и не найдем труп того, кто это сделал.
— Труп? — удивился Медведев. — Кэп, а вы уверены, что он мёртв?
— Вы с Ильиным были тут первыми, — резонно заметил капитан. — Кислорода на корабле было недостаточно для того, чтобы хоть кто-то мог выжить. Кстати, теперь понятно, почему тут вообще был кислород к нашему прилёту. Этот больной ублюдок, кем бы он ни был, уже давным-давно мёртв. Да вы сами же и сканировали корабль, нет тут никого.
— Тогда зачем нам держаться друг друга? — поддела капитана Мирская, прекрасно понимая, что капитан просто перестраховывается.
Сопкин пристально посмотрел на медика и ответил:
— Делайте своё дело, Валерия. С вами пойдут Корнеев и Медведев. Остальным предлагаю перенести свои постели сюда и первую ночь провести тут, в кают-компании.
— Уснёшь тут, как же… — пробубнил Балычев.
— А про сон пока никто и не говорит, я только вещи приказал перенести. Остальные разделятся на тройки и пойдут прочёсывать корабль. Отсек за отсеком, каюту за каютой. Каждый сантиметр этого корыта проверьте, в каждый сортир загляните, но эту тварь разыщите.
— Вопросы?
Вопросов не оказалось, и капитан закончил экстренный брифинг:
— Первая тройка — Балычев, Марр и я. Вторая тройка — Вершинин, Васильев, Ильин.
Глава 13
Полноценный осмотр огромного звездолёта — дело не из лёгких, одних только жилых отсеков на корабле больше сотни. Прибавить к ним технические отсеки, пультовые, технические помещения, вентиляцию, кабелепроводы, шахты, и получалась огромная по площади территория.
Полуторакилометровый «Осирис» обе группы прочесали за три часа, но ни следа, ни даже намёка на постороннее присутствие так и не обнаружили. Чтобы проверить друг друга, поменялись направлениями и прочесали корабль ещё раз. Пусто. Ни припасов, ни следов жизнедеятельности, ничего. Даже проверили логи системы утилизации биологических отходов — судя по ним, гальюном на «Осирисе» никто и никогда не пользовался.
Работа давалась тяжело. Не везде на корабле была гравитация, создаваемая вращением бытовых отсеков вокруг оси корабля. В большинстве технических помещений гравитации не было, и людям зачастую приходилось передвигаться при помощи магнитных ботинок. А там, где габариты отсеков не позволяли стоять в полный рост, приходилось отключать и их и протискиваться, полагаясь только на руки.
На частичный осмотр звездолёта ушло больше пяти часов. Эта работа вымотала экипаж, но каждый из поисковиков устал не столько от ходьбы, сколько от нервного напряжения. Все как один чувствовали необоснованную тревогу и страх. Никто не признавался в этом вслух, но в определенный момент все без исключения члены экипажа ощущали на себе чей-то взгляд. Людям казалось, что за ними ведётся постоянное наблюдение. Это ощущение чьего-то незримого присутствия изнуряло больше, чем физические нагрузки, тем не менее все молчали. И молчали не потому, что не доверяли собственным ощущениям, нет — ощущения были как раз самые что ни на есть натуральные. Они боялись поднимать на поверхность правду о себе.
У каждого из девяти членов экипажа рудовоза «Марк-10» было терзающее его душу прошлое. Да и, если задуматься, у кого его нет, прошлого? Жизнь есть жизнь. Ни в космосе, ни на Земле безгрешных нет. И разница между всеми этими грешниками только в том, как быстро их грехи стираются из памяти, вымарываются бесконечными оправданиями или замещаются другими, более тяжкими. Способность прощать самим себе то, что другим не простилось бы никогда, — порой единственный способ не загнать себя в ловушку самобичевания. До сегодняшнего дня каждый из этих девятерых несчастных думал, что властен над своим прошлым. Каждый был уверен, что знает цену своим грехам, что ошибки эти им уже прощены. Они ошибались.
Все молчали. Никто не рисковал открывать правду. Правду о том, что сегодняшний день сызнова открыл им глаза на их прошлое. Каждый боялся предстать перед товарищами в нелицеприятном свете. Каждый боялся вспомнить — вспомнить и пережить всё заново.
Время близилось к ночи. День выдался тяжёлым и богатым на события, люди стали раздражительными и валились с ног. В суматохе розыскных мероприятий поисковики как-то подзабыли, что всё это время там, в секционном отсеке «О-1» трудилась Валерия Мирская, изучая страшную находку. Уже возвращаясь в кают-компанию, Сопкин получил на свой коммуникатор сообщение от Корнеева.
«Капитан, с Валерией происходит что-то странное. Вы когда будете?»
«Уже возвращаемся», — написал Сопкин и мысленно выругался. Ну что там ещё могло произойти? Сейчас он уже ничему не удивился бы. На их долю уже выпало такое количество невзгод, что даже оживший мертвец не сгустил бы краски сильнее.
Группа Сопкина вернулась в кают-компанию первой, их встретили взволнованные Медведев и Корнеев.
— Ну что тут у вас? — устало спросил капитан, заглядывая мужчинам за спины.
Медведев развернулся боком и коротко кивнул на сидящую в дальнем углу Мирскую. Корнеев наклонился к Сопкину и прошептал на ухо:
— Мы туда не входили, кэп, слишком уж мерзко всё там выглядит. Валерия работала одна. Первые минут пятнадцать всё было в порядке, она даже шутить пыталась, а потом резко замолчала. Я заподозрил неладное, хотел войти, узнать, что к чему, но она выгнала меня, заперлась в секционной и проработала там часа три кряду. А когда вышла, уже была вот такая, — инженер тоже кивнул в сторону медика.
Сопкин вошёл в кают-компанию первым и замер у входа. Девушка сидела на полу, обхватив колени руками, и раскачивалась взад-вперед. Её затуманенный взгляд замер в одной точке, лицо выглядело апатично, словно она внезапно выведала все законы мироздания и теперь не понимала, как жить дальше, ради чего.
Капитан не решался приближаться. Мирская, казалось, не видела перед собой ничего и никого, отрешившись от всего мира. Сопкин в нерешительности повернул голову к Корнееву и шёпотом спросил:
— И давно она так сидит?
— Да уже часа два, — так же шепотом ответил инженер.
— Вы пытались с ней поговорить?
— Ну конечно! — оскорбился Корнеев и с тревогой посмотрел на девушку. — Мы и растормошить её пытались, и разговаривали, и по щекам били. Она молчит, лишь руками отмахивается. Один раз сказала слово «потом» и вновь в ступор впала. Ничего не говорит, ничего не делает. Просто сидит тут и раскачивается, бормочет что-то, но что — не разобрать.
— Капитан, — вмешался Медведев, — мы на всякий случай тот отсек заперли и ручку шваброй подперли. Мало ли что.
— Она в шоке, судя по всему, — сказал Сопкин, вновь кинув на девушку обеспокоенный взгляд. — Успокоительное давали?
— Да где ж мы его найдём-то, это успокоительное? — пожал плечами Корнеев. Мужчина был явно растерян и напуган. — Все лекарства там, в шлюзовом отсеке летают. Она сама их упаковывала. Да я и не знаю, что давать.
Капитан почесал затылок, прикидывая свои дальнейшие действия. Подошла вторая группа, и Балычев сходу доложил своим громогласным голосом:
— Не нашли мы ни хрена! У вас тоже пусто? Чего в проходе-то стоим?
На него шикнули — мол, гляди, человеку плохо. Балычев выругался:
— И что теперь? Всем плохо. Я сегодня в такие дырки забирался… Что ж нам теперь, в коридоре ночевать?
— Так, — сурово сказал Сопкин, — все на сегодня свободны. Раз мы никого не нашли, значит, на корабле находиться безопасно. Можете разойтись по своим каютам. Сегодня без ужина. Завтра приступим к разбору завалов в шлюзовом отсеке и подведём промежуточные итоги наших мытарств.
— А с цыпой чего случилось? — пропустив мимо ушей приказ капитана, спросил Балычев. Он явно уловил напряжение на лицах мужчин, да и странный транс медика его тоже заинтересовал.
— Пока не знаем. Андрей, уйди уже, бога ради! — закатил глаза Сопкин. — Медведев, давай, организуй тут тишину. Закройте нас в отсеке, я постараюсь поговорить с Валерией. Да, ещё воды принесите!
Герметичная дверь кают-компании отсекла все посторонние шумы, Сопкин остался с Валерией Мирской наедине. Девушка по-прежнему сидела в дальнем конце отсека, сжавшись в комок, и смотрела в одну точку. Сопкин с минуту наблюдал за ней. Что же произошло с бедняжкой? Выглядела она так, словно рассудок навсегда покинул её. Лязгнул затворный механизм, в отсек просунулась голова Аллы Марр — она принесла стакан воды. Сопкин поблагодарил пилота, взял воду и вновь запер за собой дверь.