— А я вам скажу — не было тогда его вовсе, этого практического смысла. На тот момент в физическом присутствии человека на Луне или на Марсе не было никакой необходимости. Все те манипуляции, которые американцы проводили на Луне, наши проводили при помощи луноходов и автоматических зондов, причём задолго до того, как туда полетели пилотируемые миссии. Взять пробы грунта? Так мы уже. Пробурить скважины? Да пожалуйста! Отработать системы жизнеобеспечения? Так у нас уже всё отработано на орбитальных станциях. Причём запускать пилотируемые миссии было в десятки раз дороже, чем беспилотные. А потому я повторюсь: никакого практического смысла, кроме банальной гонки вооружений, в физическом присутствии человека на других планетах Солнечной системы не было. Всю работу, которую мог выполнить человек, роботы выполняли не хуже, а во многом и лучше, поскольку им, извиняюсь, кушать и в туалет не нужно, они могут не спать, их не сжигает радиация. Я могу ещё с десяток преимуществ назвать, но думаю, суть вы поняли.
— Владимир Иванович, — вставил свои пять копеек Сопкин, — этот исторический экскурс, бесспорно, очень интересен, но какое отношение он имеет к нашей ситуации?
— Прямое, Георгий Васильевич. Зная всё это, вы теперь можете ответить на вопрос: а где тогда физическое присутствие человека действительно будет актуально?
Мирская робко подняла руку вверх:
— В колониях?
— Это да, — согласился физик, — в колониях, куда было перенесено с Земли всё грязное производство. А также на далеких шахтах, рудниках и карьерах. Практически на любой из планет нашей звездной системы, а также на их спутниках мы нашли ценные ресурсы — от золота и урана до гелия-три. Там же наладили их добычу и переработку, потому что так было выгодно и удобно. Для экологии самой Земли, опять же, плюс. И да, там, в колониях, присутствие человека уже было целесообразно. Кто-то же должен был всё это строить, а после добывать и перерабатывать ресурсы. Тут мы подошли к нашему веку, к заре человеческой экспансии в космос. Но я веду к другому. Кроме вышеперечисленного, то есть кроме добычи, переработки и транспортировки полезных ресурсов, где человеку во вселенной место?
— На экзопланетах! — выкрикнул Вершинин и в этот раз угадал.
Ильин демонстративно похлопал в ладоши и сказал:
— Браво, Сергей, в точку! Единственное место во вселенной, где будет уместен человек, — это планета, похожая на нашу Землю. То есть планета земного типа, или по иному — экзопланета.
— И зачем человеку там быть? — не поняла Мирская. — Экзопланеты, которые мы знаем, располагаются очень и очень далеко. Ближайшая известная находится в четырех световых годах от нас. При условии, что мы летаем лишь на пятнадцати процентах от скорости света, и это, я полагаю, на ближайшие столетия наш предел, никакого смысла летать туда живым людям нет. Вы же сами сказали, роботы и автоматические станции сделают ту же работу быстрее и качественнее.
— Правильно, и я не отказываюсь от своих слов. И мы находимся сейчас как раз на такой автоматической станции, напичканной оборудованием, при помощи которого можно изучать что угодно. Хоть Солнце, хоть экзопланету. И лететь к этим планетам земного типа человеку действительно необязательно.
— Тогда к чему вы клоните? — не понимал Сопкин.
— Живым космонавтам туда лететь необязательно, поскольку мы мыслим лишь потребительски. Мы пока не вышли из своей земной колыбели и думаем только о том, как бы где чего добыть да притащить к себе на Землю. При таком раскладе нам действительно никуда лететь не нужно, за нас всё сделают роботы и автоматические зонды. А вот если предположить, что мы ищем не ресурсы, а новый дом для землян, тогда всё встает на свои места. Летать туда и обратно долго. Если люди в кораблях ещё могут прибегнуть к гибернации, ну, такие, как мы с вами, которых на Земле особо ничего не держит, то в массовом смысле такие экспедиции по сути своей — полёты в один конец. Даже если кто из космонавтов и вернётся, не сильно постарев, на Земле за это время сменятся поколения.
— Так ведь именно поэтому и была запущена программа «Осирис» — для поиска экзопланет, пригодных для жизни человека, — сказал Сопкин.
— В точку, капитан! — воскликнул Ильин. — Вы правильно сказали — для поиска пригодной для жизни планеты. И большую часть этой миссии действительно выполнит ИИ и автоматика. Но есть одно большое «НО». Ни одна автоматика, никакие даже самые точные данные, собранные роботами, не заменят реальный эксперимент на живых организмах. Но посылать ради таких экспериментов космонавтов негуманно, даже если они и будут добровольцами. Именно тогда и придумали систему капсульной инкубации человеческих эмбрионов.
— Никогда о такой не слышал, — почесал затылок Сопкин.
— И я не слышала, — согласилась Мирская.
— Мало кто знает об этом проекте, — сказал Ильин. — Его суть в том, чтобы провести реальный эксперимент на живом человеке, не прибегая к услугам граждан планеты Земля.
— То есть вы хотите сказать, что для этих целей на каждом корабле из проекта «Осирис» есть такие инкубаторы? — уточнил Вершинин.
— Да.
Тут вмешалась Мирская:
— А разве эксперимент над искусственно созданным человеком чем-то отличается от эксперимента над космонавтом-добровольцем в смысле гуманности? Разве человек из пробирки — не человек?
— Человек, — согласился Ильин, — в биологическом смысле. Но в социальном…
— Что вы имеете в виду? — капитан Сопкин как-то посерьёзнел. Было заметно, что информация, которой делился физик, нравилась ему всё меньше и меньше.
— Если бы в полёт отправили искусственно выведенных и социализированных людей в гибернаторах, то да, этот эксперимент считался бы негуманным. Но в программе «Осирис» используют не гибернаторы, а инкубаторы. Людей выращивают в пути, у них нет возможности социализироваться. Они появляются на свет лишь с базовыми животными инстинктами. Да, биологически это люди, но в широком смысле эти существа стоят в развитии ниже приматов. Единственное их предназначение — испытать на себе условия жизни на тех планетах, куда направляются «Осирисы».
— Какой кошмар! — выдавила из себя Мирская. Остальные тоже были поражены.
— Но это же неэтично! — тут же высказалась Алла Марр.
— Неэтично, — хмыкнул Балычев, — это (непечатно) мягко сказано. Куда честнее было бы отправить добровольцев. Они, по крайней мере, знают, на что идут, и сами принимают за себя решения.
— Я действительно не понимаю, — поддержал Балычева Сопкин, — что не так с добровольцами? Наверняка для такой работёнки нашлись бы желающие.
— Человек разумный, гомо сапиенс, в сравнении с клоном, выращенным в инкубаторе, обладает одним важным недостатком, — пояснил физик.
— И каким же? — саркастично усмехнулся Вершинин. — Думать умеет?
— Как ни странно, — пожал плечами физик, — но вы правы. Именно поэтому. У сформировавшегося при нормальных социальных условиях человека есть одно важное свойство, отличающее его от животных, — у человека есть психика. Человек — разумен. Он склонен к анализу, обучению, самопознанию. Он думает, задаёт вопросы, ищет на них ответы, ошибается и порой под влиянием внешних факторов действует иррационально. Именно поэтому корпорация с одноименным названием «Осирис» пришла к выводу, что для подобных испытаний им потребуется не полноценный человек, а всего лишь его макет, живой муляж. Точная копия человека в биологическом смысле, но в глобальном плане — просто болванка, пустой диск, способный к простым биологическим функциям: жить, дышать, есть, пить, смотреть. Им нужен был тот, на ком можно провести такой эксперимент, кого можно после изучить и сделать выводы о реальном положении дел на исследуемой экзопланете. Проверить, сможет ли человек жить, работать и развиваться в новых условиях.
— Даже если так, это всё равно бесчеловечно! — нахмурилась Мирская. — Ничем не лучше экспериментов над животными.
— Тем не менее над животными учёные не гнушаются ставить опыты, — ответил физик. — На них до сих пор проводятся эксперименты. К слову, эта программа инкубаторов была создана как раз на этот случай. Некоторые препараты слишком опасно испытывать на добровольцах, а испытать их на человеческом организме, не рискуя реальными, думающими, чувствующими людьми, уже вполне допустимо.
— Кем допустимо? — рыкнул Медведев, которому тоже не понравилось то, что он услышал. — Кто взял на себя такую ответственность — решать, что допустимо делать с такими людьми, а что недопустимо?
— Да, и кто контролирует эти процессы? — добавил геолог. — Вот испытали, скажем, какой-нибудь противовирусный препарат. Хорошо или плохо он сработал, неважно. Дальше что делают с такими болванками, как вы выразились?
Чем глубже собравшиеся окунались в вопросы этики, тем страшнее становилось осознание того, что рассказал Ильин.
— Ответа на этот вопрос, если честно, у меня нет. Я лишь видел конечный результат работы инкубаторов. В общем и целом такие существа…
— Люди! — сухо поправила физика Валерия Мирская.
— Нет, все же существа! — уперся физик. — Человеку, чтобы стать человеком, мало иметь здоровый организм. Нужна психическая активность, когнитивные процессы в голове. А те существа (их, к слову, называют репликантами) никаких психических функций не имеют. Они не люди, они всего лишь вместилища для души, для сознания. Согласитесь, ведь людей, получивших серьезные, несовместимые с жизнью травмы мозга мы отключаем от аппаратов искусственного дыхания? Если мозг мёртв — мёртв и человек.
— Но у этих ведь мозг жив! — упорствовала Мирская.
— Мозг — да, жив, иначе фармацевты не смогли бы изучать воздействие на него различных препаратов. Но мало иметь компьютер. Сам по себе любой компьютер — это набор микросхем, проводов и прочего железа, перепаянного между собой. Компьютер начинает работать только тогда, когда в него загрузят операционную систему. ИИ начинает работать на базе этой операционной системы, исходя из тех алгоритмов, которые изначально были заложены человеком. Мозг — высококлассный биологический компьютер, но от него мало проку, если туда не загрузить сознанюбие человека. Если человек не родился естественным путём, если не претерпевал все стадии становления личности, то и человеком он считаться не может. Кроме того, репликантов держат в состоянии искусственной комы, они никогда не просыпаются. Это условие — одно из главнейших требований международной этической комиссии. И да, я не знаю, что ученые делают с репликантами после своих экспериментов. Подозреваю, что поддерживают в них жизнь до следующего эксперимента или передают в другую лабораторию.