По отсеку прокатилась волна возмущения.
— И давно вам это известно? — нахмурив брови, поинтересовался Корнеев.
— Я повторюсь, — поспешил оправдаться капитан, — это ещё не точно! Именно поэтому я попросил Владимира Ивановича не распространяться об этом.
— Но капсул всего пять! — возмутилась Алла Марр, словно не слыша капитана.
— И это тоже послужило поводом для нашего молчания, Алла. Нам действительно предстоит нелегкий разговор. Ложная надежда могла негативно сказаться на общем настрое, плюс ко всему я боялся, что у кого-нибудь сдадут нервы и из-за места в капсуле начнётся грызня. Я ошибся. Васильев мёртв. И, к сожалению, я не исключаю, что мотивом к его убийству могла послужить информация о капсулах.
— Но в таком случае у нас всего двое подозреваемых, не так ли? — сказал Вершинин. — Вы, капитан, и физик Ильин.
— Да, — спокойно согласился Сопкин, — и я прекрасно отдаю себе в этом отчёт. Но, увы, мы не можем исключать и экзотические версии.
— Это какие, например? — спросил Балычев.
— Например, мы так и не нашли тело выведенного на «Осирисе» репликанта.
— Но системы корабля показывают…
— Я знаю, что показывают системы корабля! — грубо перебил Аллу Марр капитан. — Те же системы под руководством ИИ «Осириса» сводят нас с ума. Нарушают нашу психику и ещё бог знает на что пойдут ради достижения целей, нам неизвестных. Спятившему компьютеру ничего не стоит предоставлять нам ложную информацию о количестве живых существ на борту. Кому из нас понадобится уничтожать капсулы? Они наш единственный путь к спасению! И да, не забывайте о том, кто лежит в секционной «О-1». Вопросов много, — подытожил Сопкин, — ответов нет.
На минуту в кают-компании воцарилась тишина. Каждый обдумывал сказанное. Капитан продолжил:
— Сейчас я хочу спросить вас и жду максимально честного ответа. Можно без подробностей, просто поднимите руку. Кто из вас за последние три дня испытывал психологическое давление? Я имею в виду не банальный стресс, страх, ссоры или иные физиологические реакции. Я говорю о вполне конкретных психических нарушениях, которые вы могли за собой заметить.
Сопкин пристально обвёл взглядом отсек и первым поднял руку. Через секунду, поколебавшись, руку поднял и Ильин. За ним обозначили себя Алла Марр, Вершинин и Медведев. Оценив обстановку, руку поднял и Балычев. Не стали поднимать руки только Корнеев и Мирская, правда, перед этим они как-то странно переглянулись. Эта маленькая невербальная беседа между влюбленными не ускользнула от Сопкина, но настаивать на их разоблачении капитан не стал. Коротко кивнув, он сказал:
— Спасибо. Теперь мы знаем, что влиянию «Осириса» подвержены почти все члены экипажа. Ввиду этого у меня есть два предложения. Первое. Мы не знаем, какими возможностями обладает нейроинтерфейс. Думаю, нам всем следует быть на виду друг у друга. Какое-то время ночевать будем здесь, в кают-компании. Оставаться наедине я запрещаю. И второе. Поскольку главной нашей ценностью на данный момент являются капсулы, я предлагаю организовать возле них круглосуточное дежурство. Кто бы ни пытался их повредить, такая мера должна помешать саботажу. Вахту будем нести по двое. Пары я назначу лично. Вопросы?
— Только один, капитан, — подняла руку Алла Марр. — Если всё получится, как мы будем выбирать тех, кому достанутся капсулы?
На этот вопрос Сопкин ответа не знал. Он растеряно посмотрел на второго пилота и тихо произнес:
— Давайте сперва наведаемся на «Марк». Этот вопрос мы будем решать вместе и только после того, как нашему физику удастся перенастроить инкубаторы. Мы люди и прежде всего должны исходить из принципов гуманизма. Это лично моё мнение. Вам же предстоит подумать над этим вопросом и предложить свои варианты. Выберем тот, который поддержит большинство. Пока всё. И да, Владимир Иванович, — Сопкин подошёл к физику, — как только будете в состоянии, проверьте, пожалуйста, состояние поврежденной капсулы. Нам нужно знать, на что мы можем рассчитывать.
Глава 19
— Плохо дело, — сказал Ильин, выбираясь из-под сгоревшей капсулы. — Сгорела не только проводка, но и вся электроника. Ни один привод не работает, ни один насос.
— Не удастся починить? — уже зная ответ, уточнил Сопкин.
— Нет, — покачал головой физик.
— Да чтоб тебя! — выругался Сопкин и от души пнул уже бесполезную капсулу.
С момента убийства Васильева прошли сутки, и за это время ничего экстраординарного на «Осирисе» не произошло. Решение капитана быть всем на виду и ночевать вместе было встречено прохладно, тем не менее лучшего варианта так никто и не придумал.
Предложение о несении вахты возле капсул также никто не оспорил — все понимали, что от их сохранности зависит, выживет хоть кто-нибудь или нет. Естественно, новость о том, что на всех капсул не хватит, оптимизма экипажу не придавала. Люди замкнулись в себе и почти не общались, каждый переживал эту маленькую трагедию по-своему.
Первыми возле капсул дежурили Корнеев и Мирская, за ними шестичасовую вахту несли Марр и Медведев. Сопкин выбрал себе в напарники Ильина. Дождавшись его относительного восстановления, капитан сообщил, что они отправляются дежурить в ночную смену. Ему было важно первым узнать правду о состоянии сгоревшей капсулы.
— Значит, осталось четыре, — успокоившись, сказал капитан и взглянул на физика.
— То есть убийство Васильева никак не поменяло расклад, — сухо ответил Ильин и поймал на себе колючий взгляд Сопкина.
— Считаешь, это я его убил?
— Я ничего не считаю, Георгий. Ты или кто-то другой, какая разница? У нас по-прежнему дефицит в четыре капсулы.
— В три, — поправил его Сопкин. — Или ты уже пересмотрел свои взгляды на геройство?
Ильин рассеянно посмотрел на капитана и кивнул:
— Три. Нет, я просто…
Тут физик закрыл лицо руками и зарыдал. Сопкин оторопел — не ожидал он такой реакции. Не каждый день видишь, как взрослый, умудренный жизненным опытом и сединами мужчина вот так открыто выражает свои эмоции.
— Володь… — Сопкин осторожно подошёл к физику и положил свою ладонь ему на плечо, — ну, хорош, Володь, ты чего? Тебя же никто не заставляет. Четыре так четыре, будем думать обо всех…
Неловкие слова утешения сделали только хуже. Ильин уже рыдал в голос, содрогаясь всем телом. Внезапно он отнял руки от лица и посмотрел на Сопкина полными слёз глазами.
— Страшно мне, Георгий. Боюсь я… Сперва казалось — смогу. А сейчас…
— Ну, полноте, — Сопкин крепко прижал физика к груди, обнял. — Спокойно, Володь, возьми себя в руки. Ну, даже неловко как-то…
Они стояли посреди зала, уставленного капсулами. Двое взрослых мужчин. Ильин прижимался к груди Сопкина, как ребёнок, которого никак не успокоить, и рыдал навзрыд. Сопкин молчал. А что тут скажешь? Все они были людьми. Всем было страшно умирать. И ещё страшнее было самим выбирать себе вариант смерти. Вся давешняя бравада физика испарилась, из человека со стальными нервами он в одно мгновение превратился в старика, преисполненного сожалений. Так плачут только на смертном одре в ожидании прощения и отпущения грехов, зная, что конец близок, как никогда. Плачут искренне, от всей души. Неизлечимо больные плачут, престарелые или жертвующие собой люди. Те, кто точно знает, что выбор уже сделан, что иного пути нет и не будет. Те, кто понимает, что пошли последние часы их жизни. А ещё так плачут от бессилия. Сопкин не забыл, как рыдал после того, как был спасён тогда. Естественно, все поняли эти слёзы превратно. Что угодно они могли предположить: что это слёзы счастья, скорби по погибшим, просто нервный срыв. На самом же деле Сопкин плакал тогда по себе. Он бросил их, бросил её. Он испугался и улетел. Похоронив своих друзей, Сопкин тогда похоронил и себя.
Они простояли так минут десять. Каждый думал о своём, слушал внутренний голос и решал, подчиниться ему или проявить волю. Постепенно эмоциональный взрыв Ильина иссяк, рыдания прекратились, слёзы перестали его душить. Он медленно опустил руки, отошёл на пару шагов назад и поднял взгляд на растроганного капитана — глаза Сопкина тоже были влажными.
— Нет, Георгий, я принял решение, — наконец сказал Ильин, утираясь рукавом. — Просто…
Он не знал, как оправдать эту свою слабость, и Сопкин просто кивнул ему, давая понять, что всё, что происходит сейчас в душе физика, трогает и его.
— Прости меня, капитан. Я на тебя подумал. Я про Васильева.
— Не бери в голову, я и сам уже на себя думаю. Ляг, Володь, поспи. Тебе восстанавливаться нужно. Завтра тяжелый день.
— Нет, я в норме.
— Ложись, ложись, — покровительственно кивнув на сложенный в углу матрац, сказал Сопкин. — Тебе действительно нужно отдохнуть, ты вчера ещё трупом лежал. Нам без тебя никак, впереди много работы.
— Хорошо. Ты только растолкай меня через пару часов.
— Лады.
Экспедиция на «Марк» была запланирована на утро. Ещё сутки, и всё будет кончено. А после настанет час икс — будет решаться вопрос, кому достанутся капсулы, а кому придётся примерить на себя роль мученика. Решение капитана о совместном пребывании экипажа нарушало все планы Балычева, его шансы на спасение таяли с каждым часом. Он был на сто процентов уверен, что в случае тайного голосования его запишут в жертвы первым, о том же ему без устали твердил и его альтер эго. Но что тут можно было поделать? Как незаметно убить человека, если рядом ночуют ещё пятеро? Нет, Балычев ещё не перешёл ту черту, за которой дороги обратно не будет, но чувствовал, что его оппонент в скором времени окончательно продавит свою волю.
Андрей приподнялся на локтях и сделал вид, будто у него затекла спина. Он выгнулся несколько раз, украдкой осматривая кают-компанию, где разместились остальные члены экипажа. Корнеев и Мирская лежали в обнимку возле выхода и, похоже, спали. К ним было не подобраться. Марр только вернулась с дежурства на мостике, её сменил Вершинин. Девушка укладывалась недалеко от Медведева, который, к слову, тоже не спал. Виктор на секунду оторвался от своего планшета (с ним он не расставался с самого прибытия на «Осирис»), кивком поприветствовал вернувшуюся Марр и вновь уставился в тусклый экран. Кажется, он книгу читал. Нашёл (непечатно) время просвещаться, подумал Балычев. Сопкин и Ильин сейчас дежурили возле капсул, что тоже было не на руку Андрею — он планировал грохнуть капитана сразу после Васильева.