ще на это согласился. Да, выбора особо не было, но я тогда и не думал отступать, не боялся ничего. А теперь волосы дыбом от одних только воспоминаний.
— Н-да, занятно, — задумчиво произнёс капитан.
— Я всё-таки не пойму, — сказал Ильин. — Вся эта история с нейроинтерфейсом и его пагубным на нас влиянием — зачем всё это?
— В каком смысле? — не понял Сопкин.
Физик пояснил:
— Ведь этим нейроинтерфейсом управляет программа, искусственный интеллект «Осириса», верно? Я никак не могу взять в толк, зачем ему всё это? Неужели всё объясняется простым сбоем?
— К чему вы клоните, Владимир Иванович? — удивился Медведев.
— Да я всё думаю об этом и не могу связать концы с концами. Если всё это вызвано каким-то сбоем, то не кажется ли вам этот сбой слишком уж продуманным? Как я понимаю, эта программа каким-то образом настраивает нашу мозговую активность против нас самих. Ну не может же она, в самом деле, читать наши мысли! Не может она просто взять из нашей памяти самые потаённые секреты и вывернуть их наизнанку, мучая нас, возвращая в прошлое и сводя с ума. Таких технологий просто не существует! Да и чего ради-то?
— Думаешь, это программное обеспечение было загружено в главный компьютер «Осириса» намеренно? — уточнил Сопкин.
— Я не знаю, — честно признался Ильин. — Но просто на совпадение или случайный сбой это не похоже. Я чувствую, тут кроется какая-то тайна. За всем этим что-то стоит.
— Что-то или кто-то? — мрачно уточнил Сопкин.
— Или кто-то, — согласился Ильин. — У меня такое впечатление, будто нас проверяют. Испытывают нашу психологическую устойчивость. Я ощущаю себя участником чьего-то эксперимента. Дьявольски изощрённого, хитрого и бесчеловечного, но всё же именно эксперимента.
— В таком случае это было спланировано заранее теми, кто посылал сюда этот корабль, — продолжил мысль Медведев.
— Возможно, — согласился Сопкин. — Но есть одно «но» — не могли те, кто руководит программой «Осирис», знать наверняка, что именно «Осирис-3» выйдет из строя на пятнадцатом году полета. Не могли они знать, что в этом секторе будут корабли нашего класса. Это слишком большой горизонт планирования. Слишком сложно для такого эксперимента, не находите? Гораздо проще было нанять добровольцев и воссоздать похожие условия на Земле.
— Тоже верно, — поддержал мысль Ильин, — и всё-таки я не могу отделаться от этой мысли. Всё происходящее не случайность, как мне кажется, а порождение чьей-то воли. Опять же, этот странный ихтиандр у нас в секционной. Кто он? Как сюда попал?
— А может, этот эксперимент проводят вовсе не люди? — бросил мысль Медведев и поймал на себе два взгляда. — Что? Мы первые в истории человечества узнали о существовании внеземной жизни. Давайте уж не будем искать сложные конспирологические версии — эта выпотрошенная тварь точно не человек! И она точно не с Земли, так почему бы ей не взяться откуда-то ещё? А если она откуда-то прилетела, то разве нельзя предположить, что где-то неподалёку есть и другие? Может, это они проводят над нами этот долбаный эксперимент!
— Вы знаете, друг мой, — сказал Ильин, — в ваших мыслях есть рацио. Я бы даже сказал…
— Капитан! — прорвался в эфир голос Мирской. — Срочно сюда, нужна помощь! Скорее!
Все трое бросились к медицинскому отсеку. На полпути их застал вой сирены, а Ильин ещё загодя почувствовал знакомый запах палёной проводки.
— Нет, нет, нет! — заорал он, вбегая в зал с капсулами и оглядывая оставшиеся четыре. Он не ошибся — капсула номер два полыхала, из-под её днища валил густой сизый дым. Мирской нигде не было.
— Валерия! — закричал Сопкин. — Где вы?
В густом дыму ничего не было видно. Сопкин и Медведев метались в растерянности и, зажимая рот рукавами, пытались разглядеть хоть что-то. Ильин снял свою верхнюю куртку и попытался сбить ею пламя с капсулы. Откуда ни возьмись мимо капитана и физика промчался Вершинин с огнетушителем.
— Медведь, держи дверь! Не дай бог заблокируется — задохнёмся!
С этими словами пилот двинулся к капсулам, зажал гашетку огнетушителя и принялся гасить пламя струёй газа. Огонь погас практически мгновенно, но дыма стало ещё больше. Натужно заревели вентиляторы системы дымоудаления. Гул в медицинском отсеке стоял такой, что люди сами себя не слышали. Медведев нашёл тяжёлый ящик с инструментами и подпёр им вход, причём сделал это вовремя — дверь с шипением закрылась и упёрлась в ящик. Виктор с облегчением выдохнул: они чуть было не угодили в смертельную ловушку.
— Где Мирская? — попытался докричаться до пилота капитан.
Вершинин жестом указал в сторону секционных отсеков и принялся помогать Ильину с дымящейся капсулой. Физик, похоже, пытался снять с неё уцелевшие блоки, пока те не погорели. Сопкин схватил за рукав Медведева и потянул того к секционным отсекам.
— Проверь последние два! — крикнул капитан, сам же бросился в третий, зная, что во втором, кроме трупов, ничего быть не должно, а в первом они заперли останки ихтиандра.
Двери оказались заблокированы системой — стандартная предосторожность при пожарах. Неясно только, почему «Осирис» в борьбе за жизнь был настолько избирательным. Корабль включал пожарную тревогу, блокировал двери отсеков, запускал систему дымоудаления. Но при всём этом он и не думал активировать систему пожаротушения, предоставляя людям самим бороться с огнём. Страшно представить, что было бы с «Осирисом», случись пожар до появления на борту людей.
Силой магнитные замки было не отпереть, а потому Сопкин принялся колотить кулаком во все двери по очереди. Из четвертой секционной ответили глухим стуком. Сопкин понял, что Мирская и остальные прячутся именно там, возможно, испугавшись пожара. Это было довольно странно — при пожаре экипаж должен не прятаться, а срочно проводить мероприятия по борьбе за сохранение корабля, то есть тупо тушить пожар, раз уж автоматическая система тушения не сработала. Какого чёрта они попёрлись все в секционку?
— Не открываются двери! — крикнул вернувшийся Медведев.
— Я уже понял. Они тут, в третьем.
— Стучали? — догадался Виктор. Сопкин кивнул.
— Пока на корабле действует пожарная тревога, двери не разблокируются.
— Да неужели! — саркастично протянул Сопкин, оглядываясь по сторонам. Вентиляция работала на полную мощность, дыма стало заметно меньше, уже видно было, как суетятся возле капсул Вершинин и Ильин. Сопкин решил им помочь. Чем скорее они всё потушат, тем быстрее разблокируются отсеки. Но только они с Медведевым подошли к капсулам, как у них буквально на глазах заискрилась и вспыхнула третья из них.
— Что вы наделали! — накинулся на капитана Ильин, застав мужчин возле нового очага возгорания.
Сопкин поднял руки вверх:
— Мы только подошли, она сама загорелась!
— Тушите! — закричал перепачканный сажей Ильин. — Снимайте блок питания! Медведь, вырви тот кабель! Серёга, огнетушитель!
Вершинин вовремя сориентировался и подбежал к очередной горящей капсуле. Открытый огонь был потушен оперативно, третья капсула дымилась уже не так сильно. Густой сизый столб дыма тонким пляшущим торнадо поднимался к воздухозаборникам в потолке.
На ликвидацию пожара ушло минут десять. Внезапно все звуки стихли, сирена пожарной тревоги наконец заткнулась. Гул от вытяжки тоже поутих, поскольку капсулы уже перестали коптить. Уставшие и шокированные мужчины повалились на пол.
— Вы видели это? — еле переводя дыхание, спросил Медведев. — Капсулы, оказывается, никто не поджигал. Они сами загораются. Капитан, вы же тоже это видели!
Сопкин кивнул.
— И теперь у нас лишь две рабочие капсулы, — чуть ли не рыдая, выдохнул он.
Раздался глухой металлический звук — видимо, разблокировались двери секционных отсеков.
— Надо Мирскую найти с мужиками, — сказал Сопкин, кивая на третью секционку. — Они от пожара там прятались?
Вершинин, словно опомнившись, бросился к третьему отсеку и принялся крутить ручку гермозатвора.
— Не пряталась она! — крикнул он, открывая отсек. — Она этих петухов спасала.
Ни Сопкин, ни Медведев, ни Ильин фразы пилота не поняли. Кого спасала, от чего спасала? Все трое подошли к отсеку «О-3», Вершинин поднатужился и отпер дверь. Картина, которую увидели мужчины, ужасала. Отсек был весь в крови, на сей раз в самой что ни на есть человеческой. Медицинский столик был перевёрнут, инструменты разбросаны на полу, громоздкий секционный стол завалился к стене. В самом углу отсека, неловко прислонившись к стене спиной, в луже крови полусидел-полулежал Корнеев. Стеклянными неживыми глазами инженер смотрел куда-то в пустоту перед собой и не моргал. Его руки плетьми повисли вдоль туловища, в правой был зажат окровавленный вибрационный скальпель. Из груди инженера торчал какой-то металлический инструмент, по рукоять вогнанный прямо в сердце.
— Он мёртвый.
Голос Валерии был обезличен и спокоен, а потому до мурашек страшен. Девушка сидела в противоположном углу отсека, справа от входа. Картина убийства настолько поражала, что вошедшие мужчины не сразу её там заметили. У её ног лежал Балычев, тоже весь в крови. Шокированный Сопкин подошёл к телу Андрея, присел на корточки и потянулся руками к лицу Мирской.
— Господи, девочка, что же тут случилось?
— Они пытались убить друг друга, — тихо сказала Валерия, перевела взгляд на мёртвого Корнеева и заплакала.
Сказать, что медик Мирская была в шоке, Сопкин не мог бы. Сейчас она стояла в секционном отсеке «О-4» с кружкой горячего белкового напитка в руках (кто-то догадался раздобыть) и вполне спокойно отвечала на вопросы. Её рассказ полностью подтвердил Вершинин. По их словам, когда они прибыли в медицинский отсек, всё уже было кончено. Балычев и Корнеев лежали на полу секционной «О-3» и истекали кровью. Опытная Мирская сразу поняла, что Корнеев мёртв, она лишь пульс у него проверила. А вот Балычев, несмотря на множество глубоких порезов по всему телу, оказался более удачлив — крупные артерии не были задеты. Мирская вовремя сориентировалась и ввела ему необходимые препараты из собственных запасов с «Марка». Сейчас Балычев, абсолютно голый, лежал под капельницей на секционном столе. У изголовья стояла Мирская и заканчивала обработку ран. Девушка накачала Андрея обезболивающим и провела противошоковую терапию. Часть порезов пришлось сшивать скобами, остальные она просто перевязала. Закончив с порезами, она поставила новую капельницу и накрыла раненого простыней.