– Ну… да. И когда он его увидел, то понял, что…
– …кроме него на необитаемом острове живет лишь одноногий чемпион по прыжкам в длину? – язвительно вопросил декан. Голова у него жутко болела, и поэтому хотелось кого-нибудь поддеть.
– Вообще-то, потом он обнаружил и другие отпечатки…
– Жаль, я на необитаемом острове не один, – откликнулся главный философ, мрачно наблюдая за аркканцлеровым бегом на месте.
– Это со мной что-то не в порядке, – спросил декан, – или мы действительно очутились неизвестно где в тысячах миль и лет от дома?
– Да.
– Так я и думал. А завтрак тут подают?
– Тупс раздобыл яйца всмятку.
– Этот юноша чистое золото, – простонал декан. – И где же он их раздобыл?
– На дереве.
В голове декана начали всплывать отрывочные воспоминания о вчерашнем дне.
– На яичном?
– Совершенно верно, – подтвердил главный философ. – Отличные яйца. В мешочек. С хлебными солдатиками чудо как хороши.
– Ага, а потом он пошел и отыскал ложечное дерево…
– Ничего подобного.
– Хорошо.
– Потому что это был куст.
Главный философ продемонстрировал присутствующим деревянную чайную ложечку. На ее ручке еще топорщились клейкие листочки.
– Куст, на котором растут чайные ложки…
– Согласно утверждениям юного Тупса, в этом нет ничего особенного, декан. Нам нужны были ложки, вот мы их и нашли, сказал он. Тем более что чайные ложки вечно куда-то теряются. Больше он ничего не сказал, потому что разрыдался.
– В его словах, однако, есть смысл. Честно говоря, это место похоже на какой-то Сахарный город в Шоколадной стране.
– Я за то, чтобы убраться отсюда как можно скорее, – заявил заведующий кафедрой беспредметных изысканий. – Думаю, сегодня нам следует заняться лодкой. Что-то не хочется еще раз встретиться с каким-нибудь жутким ящером.
– Здесь ведь всякой твари по одной – ты что, забыл?
– А ты уверен, что вчера мы встретились с самым злобным их представителем?
– Думаю, что построить лодку будет не так уж и трудно, – сказал заведующий кафедрой беспредметных изысканий. – С этим легко справляются даже примитивные народности…
– Слушай, – раздраженно перебил его декан, – мы вчера весь остров облазили в поисках библиотеки. И знаешь что? Ее тут просто нет! Полная ерунда. И как, по-ихнему, люди тут должны выживать?
– А что, если… всего-навсего попробовать… самим сделать лодку? – неуверенно предложил главный философ. – Ну, знаете… посмотреть, что будет тонуть, а что – нет. И так далее.
– Так ты хочешь узнать, что, как правило, не тонет? Сейчас я тебе все объясню…
Заведующий кафедрой беспредметных изысканий решил, что пора разрядить обстановку.
– Я тут как раз подумал, – сказал он, – ну, рассуждая в общем… Декан, если бы тебя, к примеру, забросило на необитаемый остров… ты бы какую музыку захотел послушать?
Лицо декана помрачнело еще больше.
– Думаю, завкафедрой, я бы захотел послушать музыку в анк-морпоркской Опере.
– А. О? Ну да. Конечно… очень… очень честный ответ, декан.
Ринсвинд выдавил улыбку.
– Так ты… стало быть, ты крокодил.
– А тебя что-то не уфтраивает? – отозвался трактирщик.
– Нет! Что ты! Просто я подумал, а другого имени у тебя нет?
– Ну… ефть еще профвище…
– Правда?
– Ага. Крокодил Крокодил. Но больфинфтво пофетителей фовут меня Ганди. Уж не знаю почему.
– Понятно… гм-м… А можно еще поинтересоваться? Как называется вот этот напиток?
– Мы его фовем пивом, – ответил крокодил. – А у ваф он как нафываетфя?
На трактирщике были засаленная рубаха и штаны. Впервые в жизни Ринсвинду довелось увидеть штаны, скроенные для существа с очень короткими ногами и очень длинным хвостом. Прежде он никогда не задумывался над превратностями портновского ремесла.
Ринсвинд стал разглядывать пиво на свет. Вернее, свет сквозь пиво. Потому что свет в местном пиве не задерживался, а так насквозь и проходил. Оно было настолько чистым, что почти прозрачным. Тогда как анк-морпоркское пиво было, строго говоря, элем. Оно обладало текстурой и варилось из того, что упадет в котел. И анк-морпоркское пиво всегда имело характерный привкус, о происхождении которого вы старались не задумываться. Оно было настолько густым, что последние полдюйма осадка можно было есть ложкой.
Ну а местное пиво было прозрачным, пузырчатым и выглядело так, словно кто-то его уже пил. На вкус, однако, оно оказалось вполне приемлемым. И не так давало по почкам, как анк-морпоркское. Слабоватое, конечно, но в гостях не стоит оскорблять чужое пиво.
– Интересный вкус, – оценил Ринсвинд.
– И откуда ты явилфя?
– Э… Приплыл на бревне.
– Вмефте ф верблюдами?
– Э… ну да.
– Молодеф ты.
Ринсвинду срочно нужна была карта. Не географическая (хотя и она бы не помешала), а карта, по которой можно было бы определить нынешнее местоположение его «крыши». Нечасто за трактирной стойкой встретишь крокодила, но остальные посетители заведения, по-видимому, не находили в этом ничего особенного. Хотя посетители тоже были еще те: три овцы в рабочих комбинезонах да парочка кенгуру, играющих в дротики.
Впрочем, нет, то были не совсем овцы. Они выглядели как… человекообразные овцы. С торчащими ушами, все в белых кудряшках, взгляд совсем овечий, глупый, и при этом стоят прямо, а вместо передних копыт – руки. Но человека нельзя скрестить с овцой, в этом Ринсвинд был уверен почти на все сто. Будь такое возможным, в отдаленных сельских районах давно бы об этом знали.
С кенгуру была та же история. Всё на месте – и остроконечные уши, и характерные кенгуриные рыла, но, закончив партию в дротики, парочка перебралась к стойке и снова принялась потягивать свое жидкое, странное пиво. На одном из кенгуру была надета засаленная жилетка с едва различимой под слоем грязи надписью на спине: «Саленое Сенцо – Твая Ржаная Радость!»
Одним словом, Ринсвинда не покидало ощущение, что он смотрит вовсе не на животных. Он глотнул еще пива.
Но обсуждать данный вопрос с Крокодилом по прозвищу Ганди не стоило. С философской точки зрения было бы не совсем верно привлекать внимание крокодила к тому факту, что в его заведении пьет пиво пара самых настоящих кенгуру.
– Иффо круфечку? – подал голос Ганди.
– Да, пожалуй, – отозвался Ринсвинд.
Он перевел взгляд на пивной насос, на котором висела табличка с улыбающимся во всю пасть кенгуру и подписью «Пиво Ру».
Ринсвинд повернулся к облезлому плакату на стене. «Пиво Ру» рекламировалось и там. На плакате был изображен все тот же кенгуру в обнимку со все тем же пивом, ухмыляющийся все той же ухмылкой знатока.
И этот кенгуру выглядел очень знакомо…
– Не могу не затемнить… – Сделав паузу, Ринсвинд предпринял еще одну попытку. – Не могу не заметить, – продолжил он, – что некоторые из трактиррропосетитетеллей отличаются от остальных поситететелей…
– Ага. Пофледнее время фтарина Пуфтобрех Джо что-то рафполнел, – ответил Ганди, невозмутимо полируя бокал.
Ринсвинд опустил голову.
– А чччи этта ноги?
– Друг, ф тобой вфе в порядке?
– Наверна, мення апять кто-тта уккусил.
Внезапно Ринсвинд ощутил острую потребность выйти.
– Фадний двор – туда, – подсказал Ганди.
– Каждой зззаднице – ззззадний двор. – Качаясь, Ринсвинд поднялся со стула. – Ха-ха-ха…
И врезался в железный столб, который сгреб его за шиворот и слегка оторвал от пола, оставив качаться в воздухе. Взгляд Ринсвинда, проследовав вдоль толстенной руки, уперся в чью-то большую, красную от гнева рожу, на которой отчетливо читалось: пиво, булькающее внутри хозяина рожи, жаждет битвы, а тело, собственно, и не возражает.
Но пиво внутри Ринсвинда жаждало несколько иного. Оно настойчиво просилось наружу.
В подобные минуты за человека говорит пиво.
– Слыш, й-йа тут тебя слышал. Ты, господинчик, откуда бушь? – спросило пиво великана-собеседника.
– Из Анк-М’рпорка…
Ну как соврешь хорошему человеку?
В трактире мигом воцарилась мертвая тишина.
– И после ты имеш наглость являться сюда? По-твому, мы тут только и могем, шо напиваться в соску да мутузить друг друга? И чем тя не устраиват, как мы тут трындим?
– Будь спок… – умиротворяюще пробулькало Ринсвиндово пиво.
Резким рывком великан притянул волшебника к себе. Никогда в жизни Ринсвинду не доводилось видеть такой носище.
– Ты ж небось даже не знашь, мы тут такие вина гоним – закачашься! Вот наш шардонне. Он высококачествованный и умеренноценный, не говоря о богатом, уссыщенном букете, гарантированным выноградниками, растущими исключительно в Ржавой долине. Истинная наслада для знатоков, и вообще… ты, гад ползучий!
– Я слушаю, слушаю! Эй, трактирщик, пинту шардонне!
– Что, приссал?
– Честно говоря, уже да…
– Эй, как насчет того, штоб поставить мого дружка обратно? – раздался чей-то голос.
На пороге трактира стоял Безумный. В зале возникла краткая возня. Все, кто мог, быстренько убирались с дороги.
– А, коротыш, ты, гля, тоже нарывашься?
Ринсвинда уронили на пол. Великан, сжимая кулаки, повернулся к гному.
– Никогда не нарывался. Это обычно на меня нарываются. – Безумный обнажил нож. – Ну чо, Уолли, ты оставишь мого дружка в покое?
– И это ты называшь ножом? – Великан выхватил из-за пояса острый предмет, который, сжимай его рука нормального человека, вполне сошел бы за меч. – А вот что я называю ножом!
Безумный бросил на великана внимательный взгляд, после чего его рука стремительно нырнула за спину и тут же появилась вновь.
– Да ну? Будь спок. А вот это, – сказал он, – я называю арбалетом.
– Итак, это бревно, – констатировал Чудакулли, инспектирующий работу комитета по строительству лодки.
– Не просто бревно, а… – начал было декан.
– О, вижу, вы даже приделали мачту и привязали к ней купальный халат казначея. И все равно, декан, это бревно. Снизу корни, а по бокам остатки веток. Вы даже не удосужились выдолбить углубление, в котором можно было бы сидеть. Следовательно, это бревно.