Ринсвинд уже усвоил урок, что если натягивать поводья, то ничего не добьешься, только руки потом будут ныть. Наверное, единственным способом остановить эту лошадку, если она не захочет останавливаться, будет соскочить с нее, забежать вперед и вырыть на ее пути глубокую траншею.
Сзади опять показались всадники. Они прогрохотали мимо, из пастей коней летела пена.
– Прошу прощения. Эта дорога ведет в?..
Но всадников уже и след простыл.
Ринсвинд нагнал их десять минут спустя. Кони неуверенно топтались среди низкорослых горных кустиков, а предводитель орал на своих подопечных.
– Э-э, никто, случаем, не знает, где?.. – вновь попытался спросить Ринсвинд и осекся.
Он понял, почему они остановились. Кончилось то, куда скакать. Земля резко падала вниз, в каньон, и на почти отвесном склоне колыхались лишь несколько пучков травы да пара-тройка кустиков.
Ноздри Снежка опять раздулись. Даже не попытавшись затормозить, он устремился вниз по склону.
Он должен был кубарем скатиться вниз – это было ясно как день. Нет, не скатиться, а просто упасть, ведь склон был почти отвесным. Даже горные козлы преодолевали бы его только в связке. Вокруг прыгали камни, а некоторые – те, что покрупнее, – ударяли сзади в шею, а Снежок все трусил и трусил вперед, поддерживая ту ровную скорость, с которой привык передвигаться по всякой плоской поверхности. В конце концов Ринсвинд решил, что лучшей политикой будет держаться покрепче и вопить.
На полпути вниз он увидел дикий табун. Кони галопом проскакали вдоль каньона, оскальзываясь, обогнули скалы и исчезли в расселине.
Осыпаемый дождем гравия, Снежок достиг дна, где и остановился.
Ринсвинд рискнул открыть глаза. Его жеребец, раздувая ноздри, смотрел в глубь узкого каньона. Снежок, словно в нерешительности, несколько раз ударил в землю копытом, после чего нацелился на высокую и абсолютно отвесную стену, которая высилась всего в нескольких шагах от них.
– О нет, только не это, – взмолился Ринсвинд. – Пожалуйста, не надо…
Он хотел высвободить ноги, но они намертво сцепились прямо под лошадиным животом и наотрез отказывались расцепляться.
«Он точно проделывает какие-то манипуляции с силой тяготения», – думал Ринсвинд, пока Снежок трусил вверх по отвесной стене с таким видом, будто это не стена вовсе, а какой-нибудь своего рода вертикальный пол. Пробки, свисающие с полей шляпы, весело стукали по носу Ринсвинда.
А впереди… то есть над ними… нависал выступ…
– Не надо, пожалуйста, не надо…
Он зажмурился. Ощутив, что Снежок остановился, Ринсвинд с облегчением вздохнул. Наконец он собрался с духом и глянул вниз: гигантские копыта и впрямь стояли на твердом плоском камне.
Только пробок что-то больше не видно.
В состоянии медленно нарастающего ужаса Ринсвинд обратил взор туда, где, как он всегда считал, находится верх.
Там тоже оказалась каменная поверхность. Только эта каменная поверхность тянулась далеко вверх – или вниз. И там же покачивались пробки – или стояли дыбом.
Снежок удобно расположился на обращенной к земле стороне выступа и, судя по всему, наслаждался открывающимся взору зрелищем. Ноздри у него опять раздувались, и он довольно тряс гривой.
«Он свалится, – подумал Ринсвинд. – Вот сейчас до него дойдет, что он стоит вверх ногами, и он полетит вниз, а упав с такой высоты, разобьется в лепешку… Но сначала разобьюсь в лепешку я, а потом меня накроет этим сумасшедшим конем…»
Что-то про себя решив, Снежок двинулся вдоль изгибающегося выступа.
Пробки рывком вернулись на свое привычное место и заколотили Ринсвинда по носу. И зеленые верхушки деревьев теперь смотрели в правильную сторону, а именно – вверх, вот только теперь они были не зелеными, а черно-белыми.
Взгляд Ринсвинда, преодолев пропасть, уперся во всадников.
– Здоровеньки! – прокричал он, размахивая шляпой и начиная трястись из стороны в сторону, поскольку Снежок возобновил движение. – У меня, по-моему, началась цветная горячка! – добавил он, и его вырвало.
– Эй, друг, ты меня слыш? – прокричали в ответ.
– Да?
– Это было зыкински!
– Отлично! Будь спок!
Оказалось, выбранная Снежком дорога представляла собой не более чем узкую полоску между двумя каньонами. Впереди ждал очередной вертикальный спуск – или подъем. Но Снежок, к величайшему облегчению Ринсвинда, отвернулся от обрыва и затрусил по его краю.
– О нет, прошу тебя, не надо…
Через бездну лежало рухнувшее дерево, этакий узенький и крайне ненадежный мостик. Снежок повернул к нему, даже не снизив скорости.
Дерево обоими своими концами принялось выбивать дробь о кромки склонов. Посыпались мелкие камешки. Снежок шариком преодолел образовавшийся разрыв и приземлился на противоположной стороне ровно за секунду до того, как ствол, ударившись о лежащие внизу валуны, разлетелся в щепки.
– Пожалуйста…
На противоположной стороне их ждала не очередная отвесная скала, а длинный, покрытый камнями склон. Застыв, Снежок снова принялся раздувать ноздри – и вдруг прямо на глазах у Ринсвинда каменистая осыпь пришла в движение.
Далеко внизу, на входе в узкий каньон появился летящий во весь опор табун.
Тем временем, разбрасывая во все стороны камешки, Снежок невозмутимо спускался по своему личному оползню. Первые камни ударились о дно каньона всего лишь через мгновение после того, как туда проскакала замыкающая табун лошадь.
Одеревеневший от ужаса и тряски Ринсвинд вгляделся вперед. Каньон заканчивался тупиком, то есть очередной отвесной стеной.
А камни все падали и падали, образуя подобие грубой стены. И когда скатился последний валун, Снежок грациозно приземлился прямо на него.
После чего посмотрел вниз – на запертый в каньоне, сбившийся в кучу табун. Ноздри у Снежка раздувались. Ринсвинд был почти уверен, что лошади не умеют хихикать, но Снежок, похоже, надрывался со смеху.
Всадники показались лишь десять минут спустя. К тому времени табун почти присмирел.
Всадники посмотрели на лошадей. Потом на Ринсвинда, который в ответ выдавил дрожащую улыбку.
– Будь спок, – пробормотал он.
И все-таки Ринсвинд не свалился со Снежка. Медленно-медленно, крепко сцепив ноги под лошадиным животом, он раскачивался из стороны в сторону, все увеличивая амплитуду колебаний, пока в конце концов не ударился головой о землю.
– Отлично ездишь верхом, друг!
– Не поможет ли мне кто-нибудь расцепить ноги? У меня такое чувство, что они там завязались мертвым узлом.
Двое всадников спешились и после некоторых усилий расцепили его лодыжки.
Предводитель пристально посмотрел на Ринсвинда.
– Назови свою цену за этого резвого скакуна, друг! – воскликнул он.
– Э-э… как насчет трех… э-э… кальмаров? – еще не совсем придя в себя, предложил Ринсвинд.
– Ты в своем уме? Три кальмара за этого выносливого дьяволенка? Да он тянет по крайней мере на двести!
– У меня с собой только три…
– Его, кажется, камнем ушибло, – сказал один из тех всадников, что помогли Ринсвинду расцепиться и теперь держали его на весу.
– Объясняю, друг: я хочу купить его у тя, – терпеливо разъяснил Угрыз. – Я те так скажу: двести чертовских кальмаров, мешок чертовской еды, а еще мы выведем тя на дорогу… Куда там он намыливался, а, Клэнси?
– В Пугалоу, – промямлил Ринсвинд.
– Э-э, послушай старика Угрыза, не надо те в Пугалоу, – отозвался Угрыз. – Нет там ничего интересного, а живут одни придурошные чмошники.
– А мне нравятся попугаи, – промямлил Ринсвинд. Ему очень хотелось, чтобы его опустили на землю. – Э-э… а как по-иксиански описать человека, который ослаб так, что вот-вот чокнется от усталости?
Всадники переглянулись.
– Может, «отлямзенный, как вомбачий хвост»?
– Не-е-ет, «отлямзенный» – это когда «раза словил», – возразил Клэнси.
– Точняк, что нет. После раза это ж… когда тебе… ну, когда ты… ну да, когда нос у тебя… Нет, это называется «свернуть кран».
– Э-э… – Ринсвинд схватился за голову.
– Да что ты мелешь? «Свернуть кран» – это когда «заглушки текут». А это когда ты нырнул и в уши тебе вода попала. – Несколько мгновений Клэнси неуверенно смотрел себе под ноги, словно что-то припоминая. Потом решительно кивнул. – Ну да, точняк!
– Не-е, друг, это называется «словить на грудь опоссума».
– Прошу прощения, – попытался напомнить о себе Ринсвинд.
– Фигня. «Словить опоссума» – это когда ты обтрехался по самое не балуй. А когда у тебя уши заложены, что чайник тети Маджи после недели сплошных пятниц, это называется «уйти в запор, как мул Моргана».
– Ты, наверное, имел в виду «запой»? То есть «ухрюкаться, как мул Моргана»?
– Да нет, это «ужраться в зюзю, что мул Моргана, который наелся вороньего пирога Ма».
– А это так здорово? – пискнул Ринсвинд.
Все дружно уставились на него.
– Прям как угрю в змеиной яме, – откликнулся Клэнси. – Ты чо, простого языка не разумешь?
– Во-во, – поддержал другой всадник. – Верхом он, может, и неплохо ездит, но при ентом тупой, как…
– Ни слова больше! – заорал Ринсвинд. – Мне уже гораздо лучше. Просто… Впрочем, нет, все хорошо, все отлично! Лучше не бывает! – Он разгладил свой оборванный балахон и поправил шляпу. – А теперь, если вы покажете мне дорогу в Пугалоу, я не стану больше злоупотреблять вашим временем. Снежка можете оставить себе. Не знаю, правда, куда он подевался, – наверное, пошел прогуляться по очередной скале.
– Да ты чо, друг? – покачал головой Угрыз. Вытащив из кармана рубахи кошелек, он извлек оттуда пачку банкнот и отслюнил двадцать купюр. – Я свои долги всегда плачу. Но, может, прежде чем отправиться дальше, побудешь с нами денька? Нам лишний всадник не помешает, да и тебе в компании все легчей будет. Тут же сплошные ранжиры кругом.
– Кто-кто?
– Ну, ранжиры, они еще повсюду шарятся, как будто им дело есть.
– Рэйнджеры, что ли? Типа следопыты?