Когда волшебники спустились обратно к подножию горы, как раз занимался рассвет.
– Очень даже неплохой бог, – нарушил молчание главный философ. – То есть для бога.
– И кофе неплохой варит, – поддержал заведующий кафедрой беспредметных изысканий.
– И кстати, вы заметили, насколько быстро он вырастил кофейный куст, когда мы ему наконец объяснили, что такое кофе? – добавил профессор современного руносложения.
Некоторое время они молча продолжали путь. Госпожа Герпес, негромко напевая, шла немного впереди. Волшебники старались держаться от нее на почтительном расстоянии. Они ощущали, что каким-то неведомым образом она взяла над ними верх, хотя и не могли сказать, в какой именно игре она победила.
– Забавно, что молодой Думминг решил остаться, – произнес главный философ, отчаянно пытаясь думать о чем угодно, но не о розовом видении.
– А бога его решение порадовало, – отметил профессор современного руносложения. – И он сказал, что внедрение секса потребует коренной переработки всего остального.
– В детстве я любил делать из глины змеек, – радостным голосом вставил казначей.
– Прекрасно, казначей.
– Больше всего возни было с лапками.
– И все же меня не оставляет мысль: по-моему, мы что-то… напортачили, аркканцлер. В этом самом прошлом, – сказал главный философ.
– Каким, интересно, образом? – возразил Чудакулли. – В конце концов, прошлое происходило и до нашего появления здесь.
– Верно, но теперь мы здесь, и мы его изменили.
– Значит, мы изменяли его и раньше.
И этой фразой он, по всеобщему мнению, прекрасно подытожил сказанное. Очень легко запутаться в хитросплетениях временны́х парадоксов, однако ничто так эффективно не разрешает все проблемы, как хорошее большое эго.
– И все же чертовски радостно думать, что выходец из Университета примет участие в разработке совершенно нового подхода к созданию форм жизни! – воскликнул заведующий кафедрой беспредметных изысканий.
– Что верно, то верно, – кивнул декан. – У кого после этого повернется язык сказать, мол, образование – это плохо, а?
– Понятия не имею, – поднял брови Чудакулли. – У кого?
– Не важно. Но если у кого и повернется, то мы с полным правом можем указать на Думминга и возразить: вот, посмотрите на него, работал, не жалел сил, прислушивался к руководителям, а теперь он сидит одесную бога.
– Какое замечательное выражение. Оно означает… – начал было профессор современного руносложения, но декан опередил его.
– Оно означает, что Думминг сидит с правой стороны от бога, – объяснил он. – Из чего следует, что он с технической точки зрения ангел.
– Никакой он не ангел. Думминг боится высоты. Не говоря уже о том, что состоит он из плоти и крови, а ангелы, они должны быть из… из света или чего-то в том же духе. Хотя за святого он вполне бы сошел.
– Он что, может творить чудеса?
– Точно не знаю. Когда мы уходили, они с богом как раз обсуждали, как изменить задницу бабуина, чтобы сделать ее крайне привлекательной для самок.
Воцарилось задумчивое молчание.
– По моим понятиям, это вполне тянет на чудо, – наконец признался Чудакулли.
– Не могу, однако, сказать, что счел бы такое времяпрепровождение очень приятным, – задумчиво произнес главный философ.
– Со слов бога, все это делается для того, чтобы вызвать в живых существах желание предаться… заняться… увлечься процессом создания нового поколения, вместо того чтобы посвящать время какому-нибудь другому, более… интересному виду деятельности. Очевидно, чтобы достигнуть этой цели, многих животных придется полностью перестроить.
– И перестройку следует начать прямо с нижнего, ха-ха-ха, этажа.
– Чрезвычайно ценное замечание, декан.
– И как же именно это должно работать? – поинтересовался главный философ. – Самка бабуина видит самца и говорит: «Мама дорогая, какая неподражаемая задница, не заняться ли нам… брачными танцами?»
– Признаюсь, я и сам частенько задумывался над подобными вопросами, – согласился профессор современного руносложения. – Возьмем, к примеру, лягушек. Если бы я, скажем, был лягушкой и искал себе мужа, я бы, разумеется, пожелал узнать, какой длины у кандидата ноги, насколько хорошо он ловит мух…
– И насколько длинный у него язык, – добавил Чудакулли. – Декан, будь так любезен, прими что-нибудь от своего жуткого кашля!
– Верно, – согласился профессор современного руносложения. – И есть ли у него хороший пруд. Ну, и так далее. Не могу сказать, что мое решение определялось бы его способностью раздувать зоб до размеров брюха и издавать «кролик-кролик-кро-о-олик».
– Мне кажется, это скорее «ква-ква-ква-а-аклик».
– Ты уверен?
– Вполне.
– А кто же тогда издает «кролик-кролик-кро-о-олик»?
– Наверное, кролики.
– А. Ну да. По-моему, они беспрерывно издают нечто подобное.
– Лично мне всегда казалось, что секс – довольно безвкусный способ самовоспроизведения видов, – заметил заведующий кафедрой беспредметных изысканий, когда волшебники вышли на пляж. – Наверняка должен быть способ и получше. А этот… очень уж старомоден. И требует непомерных энергетических затрат.
– Я, допустим, с тобой согласен, но что ты предлагаешь взамен? – спросил Чудакулли.
– Бридж, – твердо заявил заведующий кафедрой беспредметных изысканий.
– Бридж? Как это?
– Ты о карточной игре? – уточнил декан.
– А почему бы и нет? Бридж может быть очень волнующим занятием, подразумевающим интенсивное общение. К тому же никакого специального оснащения не нужно.
– Но для партии требуются четверо участников, – указал Чудакулли.
– Ах да. Я и забыл. Ты прав, могут возникнуть проблемы. Ну… А что ты скажешь насчет… крокета? В крокет можно играть вдвоем. Да что там вдвоем! Если уж на то пошло, я частенько сам с собой играю.
Чудакулли незаметно увеличил дистанцию между собой и заведующим кафедрой беспредметных изысканий.
– Не совсем понятно, каким образом это можно увязать с увеличением численности себе подобных, – тщательно обдумывая каждое слово, произнес аркканцлер. – Развлечение – да, тут все понятно. С увеличением же численности проблема. Как, по-твоему, она будет решаться?
– Я здесь, что ли, бог? – пожал плечами заведующий кафедрой беспредметных изысканий. – Всякие детали – это его задача.
– Но не думаешь ли ты, что женщина захочет прожить с человеком всю жизнь только потому, что у него хороший удар клюшкой? – усмехнулся декан.
– Вообще, если задуматься, то клюшка в человеке не… – Чудакулли осекся на полуслове. – Думаю, лучше сменить тему, – заключил он.
– Я с ним играл в крокет. Не далее чем на прошлой неделе, – прошептал декан на ухо Чудакулли, едва завкафедрой немного отошел. – И теперь мне очень хочется принять ванну!
– Будь уверен, как только мы вернемся, я незамедлительно прикажу запереть все клюшки в чулане, – шепнул в ответ Чудакулли.
– Кстати, тебе известно, что у него комната под потолок забита всякими книжками о крокете? Некоторые даже с цветными иллюстрациями!
– И что на них изображено?
– Сцены знаменитых крокетных ударов, – сказал декан. – И у него такая большая клюшка. Нам надо быть с ним поосторожнее.
– По этому вопросу мы почти сходимся во мнениях, декан. Практически сходимся, – произнес Чудакулли.
В один прекрасный день некий относительно волшебник расположился на отдых у высохшего русла водоема, в тени раскидистого дерева, назвать которое он не смог бы ни за что на свете. Безуспешно колотя банкой с пивом о камень, он яростно ругался.
– О боги, ну какой идиот догадался поместить пиво вот в это?
Когда наконец он сумел пробить в банке дырку, пиво немедленно рванулось наружу, щедро орошая окрестности. Однако, следует признать, кое-что перепало и волшебнику.
Если не считать этой маленькой неприятности, дела обстояли весьма неплохо. Ринсвинд осмотрел деревья на предмет возможной угрозы и не обнаружил ни одного падучего медведя. И Скрябби тоже куда-то задевался, что не могло не радовать.
Вскрыв – на этот раз более умело – еще одну банку, он принялся задумчиво потягивать пиво.
Ну и местечко! Все не такое, каким должно быть, – даже птицы говорят, по крайней мере пытаются. К тому же здесь никогда не шел дождь. При этом под землей воды хоть залейся, а выкачивают ее насосами на ветряных мельницах.
Выбравшись из каньонной местности, он почти сразу наткнулся на еще одну мельницу. Ее усилиями в лохань едва-едва сочилась тонкая струйка воды. Но буквально на глазах струйка превратилась в редкие капли, а потом и вовсе пересохла.
Проклятье! Ну, почему, помогая тем овцам, он не догадался набрать немного воды себе?
Ринсвинд проверил содержимое мешка. Там обнаружился хлеб, весом и размерами напоминающий пушечное ядро, и немного овощей. По крайней мере, овощи выглядели знакомо. Он даже вроде бы узнал картошку.
Взяв одну картофелину в руку, он поднял ее к закатному небу.
Ринсвинду довелось питаться во многих странах Плоского мира, и несколько раз он даже успевал закончить еду до того, как надо было подхватываться и убегать. Но во всех этих трапезах всегда чего-то недоставало. Нет, не то чтобы еда была пресной. Совсем напротив: чужеземные повара проявляли чудеса кулинарного искусства, добавляли специи, маслины, рис – да чего только не добавляли! Но ему всегда недоставало ее – скромной картошки.
Было, впрочем, время, когда он в любой момент мог получить целую тарелку пюре или чипсов. Надо было лишь зайти на кухню и попросить. В Незримом Университете, следует отдать должное этому заведению, еду выдавали по первому требованию, даже если данное требование высказывалось с набитым ртом. И самое смешное, Ринсвинд этой привилегией почти никогда не пользовался. На общих обедах, когда передавали блюдо с картофелем, он иной раз накладывал себе ложечку – а иной раз и нет! И блюдо… уплывало… дальше… Вместо картофеля он брал рис. Рис! Нет, рис, конечно, по-своему питательный продукт, но если посмотреть в суть вопроса, то выращивают рис только там, где картофель плавал бы на поверхности.