Щит и меч
52
Директор «Прибора» Валерий Дубровин отрыл окно, выходящее на пожарный расчет. Его кабинет находился в левом крыле корпуса на втором этаже и фактически не пострадал. Первые пять минут после взрыва Дубровин звонил шефам оборонных предприятий, после сам стал получать звонки с рекомендациями, и все они сводились к одному: уничтожать документацию по исследованию и разработкам узлов пусковых систем. Он мог уничтожить декадные отчеты и наработки, хранящиеся в сейфе его рабочего кабинета, дать соответствующий приказ начальникам отделов. Но где взять время и как воскресить тех, кто не отвечал на его телефонные звонки...
Он стоял перед раскрытым сейфом и смотрел на труды своего коллектива, собранные в папки. Технология не новая, главное в них — принципиально новая техническая система. Разведки Саудовской Аравии, Ирана и других стран дорого бы заплатили даже за часть этих бумаг.
Валерий Дмитриевич подбодрил свою сорокалетнюю секретаршу кивком головы. Чуть раньше, усадив ее за свой стол, твердо, но не веря своим словам, сказал: «Со мной они тебя не тронут». А перед глазами директора не бородатые боевики в униформе, а гладко выбритые эсэсовцы; нападение без объявления войны.
Дежурный по этажу занял пост в приемной. Он даже отстреливался. Только не до последнего патрона своего табельного «Макарова» — до последнего отстрелялся террорист, ворвавшийся в приемную, а затем и в кабинет директора.
Руслан Гареев появился через десять минут после штурма. В униформе, которую не мог представить Дубровин, с автоматом на шее и пистолетом в руке. Его пунцовые губы контрастом выделялись на фоне черной маски.
— Пошла вон, — в своей манере, негромко и пренебрежительно бросил он секретарше. Поторапливая женщину, выстрелил поверх ее головы.
Дубровин молчал. Он был напуган. Другая причина на этом фоне звучала робко: ниже его достоинства было разговаривать с бандитом и убийцей.
В этом просторном кабинете с задней комнатой находилось уже трое террористов. Руслан отдал приказ на чеченском, и один из боевиков, освободив себя от оружия, начал вынимать документацию из сейфа. Он складывал папки на маленьком столике, смахнув с него телефонные аппараты, оставляя лишь факс.
«Да, я не учел этого момента», — побледнел директор.
— В этих бумагах нет ничего ценного, — наконец заговорил Дубровин. Он был без галстука, в распахнутом пиджаке, с расстегнутой верхней пуговицей на рубашке. Седые волосы растрепаны. — Мы проводим исследования на устаревших технологиях, они известны...
— Не вам решать, профессор, ценные они или нет.
— Я не профессор.
— Хорошо, я буду называть вас доцентом. Давид, у тебя все готово? — спросил Руслан боевика.
— Да, — откликнулся высокий и стройный Гогиашвили.
— Начинай.
Террорист взял первый лист и заправил его в факс. Первой секретной информацией, ушедшей в неизвестном направлении, была тема, касающаяся исследования пусковых контейнеров...
— Эта ваша главная цель? — спросил Дубровин, не сводя глаз с факса, пожирающего секреты оборонки здесь и отрыгивающего их на другом конце света. — А потом вы выдвинете требования вывести войска из Чечни. Вы не террористы, вы... ловчилы!
— Хотите поговорить на эту тему? — Руслан сел в кресло директора и указал рукой место напротив. Дубровин отказался, покачав головой, и остался стоять между рабочим столом и окном. — Я буду краток, — сообщил Руслан, — всего несколько слов. На языке, который вам будет понятен.
— На языке силы?
— Не перебивайте меня, — предупредил Гареев, не повышая голоса. — На языке вашего журналиста Речкалова. Ваши идеологические позиции в Чечне слабы и неубедительны. По сравнению с ними кровавый ваххабизм выглядит для моего народа социально-справедливой идеологией. Вы сами придумали международный терроризм, и теперь он гуляет по всему свету. Теперь пару слов от себя. Борьба с международным терроризмом и высокие цены на нефть — вот два главных козыря для вашей экономики и вашего президента. Огромный доход. Это все, профессор, добавить мне нечего.
Прошло пять минут. Руслан принял очередной звонок.
— Тащите ее сюда, — коротко распорядился он.
— Не трогайте мою секретаршу! — вступился за подчиненную директор, расшифровав приказ террориста по-своему. — Мы пятнадцать лет работаем вместе.
— Ты трахаешь ее?
— Не ваше дело!
— Мне плевать на ваши отношения. Можете хоть сейчас валить в заднюю комнату. Твоя подруга в приемной, наверное, пусть принесет нам чаю. Где тут кнопка селекторной связи?
— Она на телефонном аппарате. Его столкнул на пол ваш... человек.
Руслан рассмеялся. Он встал, прошелся по кабинету, разминая ноги. Сказалось долгое ожидание в машине, а до этого почти бессонная ночь, проведенная за столом, над планами и схемами, за телефонными разговорами, в беседах с оперативниками Германа Адамского.
Террорист остановился напротив окна и закрыл створки. Прошел в приемную, взятую под охрану парой боевиков, и сам распорядился насчет чая.
Едва он вернулся на место, как дверь снова открылась, и Руслан увидел симпатичную женщину лет тридцати с растрепанными волосами. Пришел к выводу, что такой хаос на голове ей идет. Вначале она показалась ему чуть диковатой, потом он прикинул, что минуту назад она поднялась с постели и не успела привести себя в порядок. Оделась в то, что было под рукой: слегка расклешенные брюки, короткие сапожки, свитер. Не забыла и про оперативную кобуру.
Она пыталась высвободиться из крепкой хватки боевика, сомкнувшего сильные пальцы на предплечье, и действительно выглядела маленьким храбрым зверьком, попавшим в капкан.
— Отпусти ее. — Руслан принял от товарища табельный пистолет Скворцовой и удостоверение личности.
— Ну надо же, кто пожаловал к нам в гости, — усмехнулся Гареев, читая документ. — Скворцова Екатерина Андреевна, майор Федеральной службы безопасности. С правом ношения и применения огнестрельного оружия и спецсредств. — Он переключился на боевика: — Узнали, как и почему произошел взрыв на КПП?
— Скорее всего, сами подорвались, — последовал ответ Казбека Алабина. — Там обе мины взорвались. От Шамиля только верхняя одежда осталась.
Руслан снова удостоил своим вниманием Скворцову.
— Что ты здесь делаешь?
— Мимо проходила, — ответила Катя.
Она видела много хроники. Часто то, что было недоступно широкой публике; последней всегда предлагают добротный и привычный боевик. Она никогда не пыталась представить себя на месте заложников, вообразить их мысли, проникнуть в их душу.
Захват. Быстрый, как молния, оглушающий, как гром. Все повержены. Все сбиты в единое целое, охваченное ужасом. И ее в общем-то удивила не совсем обычная обстановка здесь. Люди блуждали по зданию. Пусть они напуганы, шокированы, ранены, но все же.
Пять минут назад она стояла в егоровской лаборатории, слышала отдельные голоса — казалось, кто-то заблудился в неузнаваемом здании, слепо плутал по коридором и аукал. Внизу вяло протекал бой. Боевики не разбрасывались, они действовали грамотно. Они оставили в покое наиболее пострадавшую от взрыва часть корпуса и осваивали нетронутую. Этот участок, походивший на разрушенную в ходе боев пятиэтажку в центре Грозного, они оставили на потом.
И на этой периферии ожидалась встреча двух человек. Живых. Хотя чуть раньше Катя думала иначе: «Здесь будут лежать два влюбленных трупа».
Невероятно, качала головой Скворцова. Она словно находилась в резерве, ждала своего часа, причем знала ориентировочное время. Пока его хватало даже на мысленную придирчивую оценку. Она еще не видит Марковцева, но представляет его в пыли, в майке с коротким рукавом, испачканной кровью, его сильные руки, синие от ушибов...
Она без труда угадывала, о чем думает стоящий рядом Алексей Родионов. И не ошиблась. Он плюнул ей под ноги и обозвал уродкой. «Вокруг люди гибнут, а ты скалишься в предвкушении встречи».
Ушел он от нее или сбежал, это уже неважно.
Руслан вынул нож. Взял со стола лист бумаги и провел по нему ножом сверху вниз. Острое лезвие разделило бумагу надвое.
— Давай ее сюда.
Алабин дернул Скворцову за волосы так сильно, что из глаз женщины брызнули слезы. Он швырнул ее на стол, задыхающуюся от страха боли, безысходности. Она лежала лицом вниз, придавленная сверху тяжелым телом террориста. Казбек распластался на ней, готовый сделать все: изнасиловать, придушить, сломать ей шею, перегрызть горло.
Руслан встал и сильно потянул руку Кати вперед. Придавив левой ладонью ее запястье, он воткнул нож в стол — в сантиметре от мизинца. Чуть отпустил нож, и лезвие коснулось пальца.
— Я буду отрезать тебе пальцы один за другим, пока они не кончатся. Их у тебя двадцать. Я еще раз спрашиваю, что ты здесь делаешь?
— Я мимо проходила.
Террорист покачал головой.
— Ты даже не представляешь, сколько людей корчились под моими пытками.
— А смешные случаи были?
Руслан надавил сильнее и отсек первую фалангу на мизинце женщины.
53
Родионов изучил свой объект вдоль и поперек. Он знал много мест, где можно было отсидеться час, два, сутки. Вообще пересидеть весь этот кошмар. Но что потом? У него нет пути назад. Кто бы мог подумать, что секреты оборонки он продавал ФСБ. Что существует какой-то приказ, который на адском сленге звучал жутковато: отправлять в преисподнюю слабых и тщеславных. Он был нормальным человеком, но вот выходит приказ, согласно которому его натурально распотрошили.
Когда Алексей и Катя отсиживались в техническом помещении, не зная, что передвигаться можно с приличной скоростью и не таясь, майорша выдала следующее: мол, Сергей по отношению к тебе был курирующим оперативником, значащей личностью и, как часто бывает, самым близким человеком. В чем-то она оказалась права. В какой-то момент Алексей живо почувствовал это на своей шкуре.
Сейчас переменил мнение на прямо противоположное. Ему показалось, эти двое участвовали в террористическом спектакле, были героями второго плана и озабочены только собой. Как и чем все закончится — не ясно, только они уйдут отсюда в обнимку.
Террористический спектакль. Родионов был близок к точному определению этого кровавого действия.
Он насильно сбрасывал со счетов свою персону, в чем ему помогла выкладка майорши: «Ты был связан и на прицеле, что ты мог сделать?»
Ничего.
Они знали свое дело. Одна пробивала Алексея по каналам ФСБ, другой классически, не напрягаясь, завербовал его. Да, голова у него варит, обработать может любого.
«Тварь! Я убью его!»
Ненависть подстегнула воображение. Алексей видит вербовщика, вооруженного пистолетом, протягивает руку и требует, пощелкивая пальцами: «Дай мне пистолет». Слышит вопрос: «С какой стати?» — «Я в армии служил. И стрелять я умею. Приходилось». Он берет пистолет и стреляет в вербовщика, обломавшего его жизнь, раз, другой третий, пока патроны не кончатся.
Сколько раз он перерождался за последние дни, а теперь вот и минуты, Алексей представить не мог.
Он знал много мест, где можно было отсидеться час, два, сутки. Но вместо этого, стараясь не делать резких движений, неторопливо отправился к лестнице. Он спустился, держа руки над головой, и вышел из боковой двери правого крыла корпуса. Секунда, и на него уставились два «Калашниковых».
— Не стреляйте! — Алексей поднял руки еще выше. — Я хочу поговорить с вашим командиром. У меня есть ценная информация. Это срочно.
«Я проходила мимо. Я просто проходила мимо». Стиснув зубы, Катя терпела невыносимую боль. Тонкий ручеек крови медленно, но верно подбирался к ее лицу. Кровь хлынет из ран, едва этот садист уберет свою руку. Он сильно давил на запястье; поверхность стола и его ладонь слились, превратившись в жгут.
Она хотела одного: потерять сознание. Всегда мечтала быть слабой и защищенной, но вынуждена быть сильной. Как и сейчас. Когда вслед за одним словом из нее вытянут другое, и она расскажет все. Через нее окончательно подставят ее отдел, управление, через нее выйдут на Марковцева. Они выманят его, где бы он ни был. Он откликнется тотчас, как откликнулась сама Катя, бросаясь ему на помощь.
«Марковцев жив... А я просто проходила мимо... Господи, дай мне силы...»
Бог услышал ее и сделал наоборот. Катя потеряла сознание.
54
Генерал Котельников, опершись локтем о столешницу и приложив ладонь ко лбу, неотрывно смотрел на телефонный аппарат, который двоился, троился. По громкой связи, казалось, говорили несколько человек, как на селекторном совещании. Ладонь была горячей, лоб холодным.
А совсем недавно настроение было превосходным. Позвонила внучка: «Дед, ты так рано ушел, что я не успела поздравить тебя». — «С чем?» — по-простому осведомился генерал, предугадывая подвох восьмилетней девочки. «С тридцатилетием вашей с бабушкой свадьбы». А он и не вспомнил об этом... И жена утром промолчала. Приготовила завтрак, проводила на работу — и молчок. Потом раскололась и преподала урок через внучку. Что только приподняло настроение генерала. Он видел себя на пороге дома с букетом цветов, бутылкой шампанского. Поздравления, извинения. Нет, наоборот. Ахи, вздохи: «Тридцать лет совместной жизни... Не верится».
Котельников видел много хроники — много больше, чем Катя Скворцова, — записанной в том числе и чеченскими хроникерами. Подрывы зданий, бронетехники, захваты, штурмы, атаки, освобождения, зачистки, казни, расстрелы. Многое мог мысленно представить и воспроизвести. Сейчас же все ранее увиденное смешалось. Перед глазами пикирующий вертолет с разлетевшимися лопастями, громадная воронка, чернеющий и еще не остывший после террористической атаки остов многоэтажного здания, деформированные вагоны, смятые в гармошку автобусы, горящие БТРы. Раненые, контрольные выстрелы в голову; трупы, глумливые пинки в мертвые тела... Снова раненые, носилки, врачи, проблесковые маячки спецмашин...
«Как такое могло произойти?» — пока еще сдержанно, не осознав целиком случившегося, недоумевал генерал, переведя взгляд на часы и не успевая за неутомимой секундной стрелкой. Как?..
Он терял время. Но в мысленном хаосе, с невероятным трудом подавляя непорядок в душе, припомнил имя человека. И лишь потом перед взором предстал его образ. Николай Груздев. Кремлевский администратор. Ответственный за исполнение приказа Совбеза. Именно за исполнение, словно проклятый приказ был изначально закован в непробиваемые рамки закона. Этот человек был единственным, кто мог удержать ситуацию на плаву. От его решения зависело многое, если не все. И Котельников предугадывал действия чиновника; наверное, на его месте он поступил бы так же.
Генерал потянулся к трубке телефона. Услышал вначале голос адъютанта, потом самого Груздева. Он, конечно же, слышал о теракте на Курчатова...
— Николай Андреевич, — перебил администратора Котельников, — необходимо срочно встретиться. Боюсь, плохие новости не кончились.
Генерал прихватил со стола сотовый телефон со спецсвязью, набросил пиджак и вышел в приемную.
Адъютант опередил его:
— Машина ждет внизу, Евгений Антонович.
Время. Если бы не оно, Котельников прогулялся бы до Кремля по Никольской, считая переулки. А их всего три.
— Все срочные звонки переадресовывай на мой сотовый, — распорядился он, покидая приемную.
Машина генерала въехала в Кремль через ворота отводной стрельницы Боровицкой башни, пристроенной не спереди, как у других башен Кремля, а сбоку. Собственно, холм, на котором зародился когда-то Кремль. Это был древнейший выход из Кремля и ближайшие ворота к реке.
Машина остановилась у центрального портика здания, где работало когда-то Советское правительство.
Груздев был бледен. Но не это в первую очередь отметил Котельников. Пожалуй, он впервые видел человека, вытирающего слюну концом галстука. Может, слюна у него бесценная, прикинул генерал, оценивая галстук в пятьсот долларов.
Администратора словно подкинуло в кресле. «Пошел на взлет», — тут же отметил гость. Груздев вскочил на ноги так, как будто их предварительный разговор заканчивался обнадеживающей фразой: «У меня для вас хорошие новости».
Они поздоровались с друг другом за руку. Генерал занял место сбоку рабочего стола Груздева и вместо документов положил на него сотовую трубку.
— Черт! — помянул нечистого Груздев. — До сих пор не могу поверить... Евгений Антонович, что вы хотели мне сообщить? Какие-то детали... — Хозяин кабинета развел руками и умудрился дернуть плечом и головой. — Если можно, по порядку.
— "ПриборЭкспо" был в нашей разработке, — начел генерал.
— Ну да, ну да, — дважды повторил Груздев. Он незаметно нажал на кнопку мобильного средства подавления записи на диктофон, вмонтированного в кейс-атташе. Черт его знает, что за телефон генерал выложил на стол. — Согласно совбезовского приказа.
— Да, приказ также фигурирует в этом деле. Алексей Матиас... — начальник управления выдержал короткую паузу, наблюдая за реакцией чиновника, — получил этот секретный документ от служащего секретариата майора Косоглазова. Через три дня Косоглазов был убит. Это послужило поводом к расследованию. Санкцию я получил лично от заместителя генпрокурора Ступина.
— Ступин вникал в детали? — настороженно спросил Груздев.
— Он подмахнул санкцию не глядя, — обнадежил генерал. — На него слово «убийство» всегда действовало магически.
— Что было дальше?
— Начали расследование, — продолжал Котельников, — нашли подходящую кандидатуру и провели операцию по внедрению агента в круги, близкие к Матиасу. Вскоре агент получил от банкира задание: проникнуть на объект и подготовить к взрыву одно из помещений «почтового ящика», копируя спецслужбы. Что он и сделал. Но он при всем желании не мог пронести на режимный объект столько взрывчатки. По предварительным данным, масса заряда составляла от ста до двухсот килограммов тротила. Возможно, взорвалось от десяти до двадцати килограммов армейского пластита. У нас все было под контролем. Мы фиксировали проникновение агента на видео: кто и когда ему передал мину, как он проходил пропускной пункт. Запись оборвалась ровно в 8.30. Что совпало со взрывом. Через минуту объект атаковали террористы. Да, вот еще что: легального агента, который согласно приказу должен был осуществить учебную акцию, мы сняли с задания.
— Что вы наделали... — еле слышно выдавил из себя Груздев. — Вы понимаете, что вы наделали? — повысил он голос. — Вы провели подготовительную работу, протоптали дорогу террористам. Почему вы не доложили мне?
— Я не знал о ваших трениях с Матиасом.
— Но о том, что я ответственный за проведение учебных мероприятий, слыхали?
Груздев осекся. Но слово — не воробей. Он был вправе предположить, что оперативники в ходе следствия установили те самые трения между администратором и банкиром, между управляющими компаниями и самой администрацией. Но все это пустое. В СМИ давно можно было найти в том числе и резкий комментарий Груздева на некоторых российских банкиров. Ничего личного.
— Необходимо изъять видеозапись вашей артподготовки, — акцентировал Груздев. — Чтобы ни один кадр не попал в посторонние руки. — Он бросил быстрый взгляд на эксклюзивные часы «Мерседес» с отделкой из серебра и платины, отмечая время и дату. — Шеф сейчас на Украине, хранит боевое спокойствие по формуле «насколько я знаю, насколько я информирован». Ваш патрон, кстати, там же.
— Я знаю, — кивнул Котельников. — В Киев прибыл глава ФБР Роберт Мюллер, идут подготовительные мероприятия по подписанию соглашения в сфере борьбы с международным терроризмом.
— Как нельзя кстати, — ввернул Груздев. — Я получил распоряжение созвать силовых министров, вы будете представлять Федеральную службу безопасности. Вместе мы позаботимся о том, чтобы в управления ФСБ и ГРУ разослали другой приказ, где не фигурирует «ПриборЭкспо».
— Проще изъять приказ из управлений и проинструктировать людей, причастных к его исполнению. Мои люди могут заняться этим прямо сейчас.
— Да, вы правы. Я почти вовремя дал отбой на учебные диверсии, — почти порадовался за себя Груздев. — Иначе пришлось бы инструктировать руководителей всех объектов. Евгений Антонович, сделайте все, чтобы в СМИ не просочилось ни капли про вашу — и совбезовскую, конечно, — деятельность. На совещании я, безусловно, обозначу эту тему. Эти два компонента, объединившись, станут куда мощнее нынешнего взрыва. Я мог бы примириться просто со взрывом, но не с захватом оборонного предприятия. Это уже переходит всякие границы. Теракт — это мощный фактор.
— Мы забыли об одной вещи. Матиас обладает приказом Совбеза, а в данной ситуации это солидный козырь.
— Согласен. Но он ничем не подкреплен. Вот если бы он был обладателем еще и видеозаписи... Мы сможем повесить на него этот теракт?
— Думаю, нет. Во всяком случае, не сразу. Как вести следствие, скрывая свое косвенное причастие к теракту?
— Хорошо, мы обсудим эту тему на совещании. А боевики могли снимать что-то на видеокамеру? — снова обеспокоился Груздев.
— Не исключено. Они часто так делают. Это называется хроникой, за это они получают деньги, приманивают спонсоров. Вероятно, такой материал мы скоро увидим по телевизору. Но там не будет конкретных лиц. Я очень на это надеюсь.
Груздев невольно посмотрел на то место, где совсем недавно рассыпал завуалированные угрозы Алексей Матиас: «Вы будете долго жалеть об этом».
«Сволочь!»
— Сволочи! — Груздев переключился на террористов, и его понесло. — Они заряжены убивать. В их жилах течет кровь, выдержанная в трехсотлетней войне с русскими. Они находятся в постоянном, нескончаемом кровавом хмелю, и этому не видно конца. Это река, ежеминутно подтачивающая берега. Остановить ее нельзя, повернуть вспять — тоже.
— Разве что перегородить плотиной.
— Что?
— Я говорю про плотину. Но в этом месте река превратится в водопад. — Котельников продолжал уже мысленно: «Вот тут-то и возникает интересный момент: тот, кто поставил плотину и воткнул генератор, аккумулирует и наживается на бесплатной энергии. А вы все спрашиваете, как люди кормятся на войне».
Груздев проводил генерала до двери и сам открыл ее, бросив взгляд в просторную приемную.
— Евгений Антонович, видеозапись принесите на совещание. Никаких посредников. И своих людей проинструктируйте, возьмите расписки, если это необходимо. Нам нужно вместе отмываться от этого дерьма.
55
Алексей Родионов, оказавшись в кабинете директора, в первую очередь показал на Скворцову:
— Вот про нее я хотел рассказать. И про ее дружка тоже.
Охранник моргал еще чаще, чем раньше. Окружающие его предметы то затухали, то вспыхивали и покачивались вверх-вниз. Лишь розоватый фон оставался неизменным.
Катя сидела на стуле, прижав окровавленную руку к груди. Повыше запястья жгут из носового платка. Руслан знал свое дело. Он дал немного передохнуть ей, чтобы потом она заново прочувствовала боль. Он снова и снова будет отрезать ей по одному пальцу.
— Кто ты? — перебил Руслан Алексея.
— Я... — Родионов еще несколько мгновений смотрел на обезображенную руку Скворцовой. — Я работаю здесь. Начальником охраны. Вот она и ее друг обрабатывали меня. Я дал им полный расклад о системе контроля, передал пропуск начальника отдела.
— Ты для нас старался, так что ничего не бойся. Она, — Руслан кивнул на Скворцову, — наш человек. И ты тоже. Присаживайся.
Руслан охватил всю картину в целом, недоставало мелочей, что не суть важно. Они выяснятся позже. Баран-охранник совсем заблудился в этом зверинце, но так даже лучше. Он все поймет. Позже. Сам Руслан походя разобрался в явке с повинной Родионова. Он настолько погряз в предательстве, что видел единственный путь к спасению в диверсионной группе Руслана. У него одно желание: уйти с ними. Подставили его нет ли, но за пределами института он не жилец. Он не доживет не то что до суда, а до следствия, его уберут как свидетеля.
У Руслана было много времени. Даже до первых переговоров с властями около двух часов. Подъехали первые милицейские машины, только встали на приличном расстоянии от захваченного объекта. Патрульные патрулировали, милиция наводила порядок на улице. Спецназовцы завязывали шнурки на ботинках, их начальники совершали все новые перестраховочные звонки, соображали, как уйти от ответственности, как переложить вину на чужие плечи. Как всегда. Можно свободно оставлять занятые позиции, оставляя заложников, и долго пить чай. Никто не двинется с места, никто и близко не подойдет к захваченному объекту.
На базе одного плана родился другой. Руслан помогал как себе, так и Алексею Матиасу. Они делали одно дело.
Через пять минут видеокамера — непременный атрибут терактов — замерла в руках хроникера. Руслан готовил сцену, рассаживая актеров по своим местам.
Он нацелился ножом на Скворцову.
— Ты мимо проходила, сейчас меня это устраивает. Я вижу, ты не замужем, обручального кольца у тебя нет. Дам тебе совет: не выходи замуж. Если разведешься, тебе не на что будет надевать кольцо. Теперь мне плевать, что ты делаешь здесь. Я не хочу искать причину, по который ты так упорно молчишь.
Руслан пододвинул стул к рабочему столу директора и похлопал ладонью по спинке.
— Садись сюда, майор Скворцова. Руку убери под стол, чтобы не было видно. — Рядом он поставил другой стул и кивнул Родионову: «Занимай место рядом с директором». Громко крикнул: — Принесите четыре чашки чая! — И последний жест, адресованный хроникеру: — Приготовься снимать.
Руслан вышел во двор. И почти сразу нашел средство оповещения. Пожарная машина осталась на месте. Из ее красного чрева кишками торчали брезентовые рукава, простершиеся до самого корпуса. На крыше «ЗИЛа» торчала «пищалка»-громкоговоритель. Гареев сел на место водителя. Обнаружил витой шнур, уходящий в бардачок. Открыл дверцу и среди прочего хлама (початая пачка печенья, сигареты, аудиокассеты, штук десять зажигалок) увидел плоский желтоватый микрофон.
Пять минут назад он заходил на КПП и сумел увидеть детали, оставшиеся для его боевиков незамеченными. Действительно, от Шамиля осталась лишь верхняя одежда, а внутренности разбросаны по стойке профайлинга. Аслана также крепко задело. Он лежал в позе собаки, чешущейся за ухом. Каждый при оружии. Вроде бы. Руслан не ограничился поверхностным осмотром. Трое боевиков под его руководством перевернули все обломки, но так и не нашли армейского пистолета Аслана; искать хрупкий передатчик от замыкателя бесполезно. Кто-то завладел «гюрзой» и мог чувствовать себя с ней, пробивающей корпуса ракет, более или менее уверенно. Этот кто-то уже обрел имя и образ. Руслана не устраивала перспектива присутствия на объекте подполковника спецназа ГРУ.
Руслан взял микрофон и похлопал им по раскрытой ладони, стряхивая с него пыль и крошки. Передвинул клавишу на панели и дунул в него. Снаружи до него донеслось громкое шипенье. Работает.
— Начальнику штаба и тем, кто слышит меня, — неуклюже, не готовясь, начал Руслан. Он открыл дверцу машины, чтобы проверить, насколько громко работает «пищалка», слышат ли его на площади. — Вы будете слышать то, что мне нужно сказать одному человеку, лишнему на этой территории.
— Сергей, ты слышал меня. Теперь я обращаюсь к тебе лично. Сейчас я не могу сказать тебе «уходи». Время ушло. Ты сам поторопил его. Я видел твою работу на КПП. Очень умелую. — Руслан выдержал паузу, снова прислушиваясь. — Я даю тебе тридцать минут. Тридцать первая станет последней для одного — очень тебе дорогого — человека. Сколько патронов в твоей «гюрзе», восемнадцать? Столько пальцев осталось и у твоей подруги. Выходи во внутренний дворик с поднятыми руками. Время пошло для вас обоих.
Гареев выключил микрофон и положил его на место. Закрыл дверцу бардачка и спрыгнул на землю. Он не очень надеялся на скорую встречу с Марковцевым; вряд ли подполковник подчинится ультимативному требованию и появится с поднятыми руками. Руслан неплохо разбирался в людях. От спецназовца-ветерана он ждал активных действий и что тот проявит себя или обозначит. Руслан завел его, полагая, что провел удар в печень и сбил дыхание.
Ответственный за проведение спецоперации генерал милиции Василенко, еще не определив, где будет находиться штаб, собрал журналистов прямо на проезжей части, отгороженной с двух сторон патрульными машинами.
— Информация о выступлении террориста не должна пройти в эфир.
— Причины? — резко спросил тележурналист НТВ в расстегнутой куртке.
— Причин море! Мы не знаем, к кому обращался главарь террористов, какую женщину имел в виду. И вообще террористы могли просто провоцировать спецслужбы, вести какую-то игру. Успеете! — повысил голос генерал, — Устанете снимать. Пока разрешаю передавать общий план и свои комментарии. Будьте осторожны в своих высказываниях, чтобы не навредить заложникам.
— Число заложников установлено?
— Не думаю, что цифра равна штату служащих. — И неохотно пояснил: — Две с половиной тысячи человек.
— Что-нибудь известно о жертвах?
— С уверенностью мы можем говорить только о десяти погибших. Тех, кого мы можем видеть своими глазами. Это все, господа. Мне нужно работать.
Генерал подошел к начальнику ГУВД Москвы. О чем они говорили, журналистам узнать не удалось.
56
Силы были неравны. Марковцев мог рассчитывать только на себя.
У него полчаса времени. Сергей ударил в стену кулаком, разбивая костяшки. Он видел свою кровь, сливающуюся с кровью Кати, и эта смесь пенилась на его губах.
Полчаса.
Можно что-то придумать, но как успеть реализовать?
У Сергея был телефон. Он за две минуты мог выйти на штаб, мог отзвониться своему куратору из ГРУ, который был с ним на связи. Но что толку? Какие указания ему дадут, как он ими воспользуется и воспользуется ли? Может, ему что-то посоветуют или попросят; а сам Марковцев ждал, наверное, одного: «Смотри сам, действуй по обстоятельствам». Тогда к чему использовать связь? Сергей, приканчивая последние всполохи ярости, вдребезги расколотил трубку о стену.
Так легче. Нет связи, и нет соблазна воспользоваться ею.
Было два варианта. Выйти с поднятыми руками и дать призрачный шанс на спасение Кате... или исчезнуть. Как там сказал Матиас? «Смерть — это всего лишь начало»? Но что-то слишком часто приходится умирать.
Есть рынки живого товара. Марковцев находился на рынке товара мертвого. И закалка плохо помогала. Тошнотворный комок подступил к горлу, когда Сергей подбирал подходящий труп. В своей богатой практике он уже использовал этот прием и надеялся на удачный повтор. Легкое головокружение было вызвано не этим неординарным шагом, а чувствами, кровоточащими видениями, стучало пульсом в этом ампутированном временном отрезке.
Ампутированном.
«Сколько патронов в твоей „гюрзе“, восемнадцать? Столько пальцев осталось и у твоей подруги».
Паскуды!
Перед глазами рябоватая морда Матиаса и жирная — Адамского. За ними спокойный, деловой фон рабочего кабинета. Светильники над диваном проливают на них желтизну, насыщая лица гепатитным шафраном. Они уже покойники, более или менее спокойно подумал про них Сергей. Встреча с ними не за горами.
В пяти метрах от лестницы, ведущей короткими пятиступенчатыми маршами в подвальное помещение, лежал труп мужчины лет сорока. Скорее всего умер от контузии и удара о стену. На его теле не было видно ран, за исключением ссадины на лбу и лопнувшей губы. Глаза открыты и косятся на Марковцева.
Сергей поднял тело и спустил его к подвальной двери. Вовремя. На площадке, где он, как на адовом рынке, выбирал товар, раздались шаги и голоса террористов.
Он хладнокровно, словно наверху шумели соседи, приступил к осмотру. Дверь была деревянной, обитой листовым металлом и выкрашенной в черный цвет. Замок реечный. Открыть его — пара пустяков. Марк срезал с перил слой дерева и несколькими уверенными движениями подогнал щепку под размер прямоугольной скважины. Заострив ее конец, сунул в отверстие и начал тихонько надавливать рукояткой пистолета. Лучше бы, конечно, постукивать по универсальному ключу, чтобы он, расщепляясь в пазах рейки, толкал ее и, самоустраняясь, осыпался стружкой по другую сторону двери. Но соседи сверху могут прибежать на шум.
Он открыл замок за две минуты. В запасе у него оставалось двадцать три.
В подвале было темно. Сергей пошарил рукой справа от двери, слева. Пальцы наткнулись на выключатель. Он включил свет и спустил труп в подвал. Закрыл за собой дверь. Теперь отыскать запасной выход. Пусть это будет неудобный лаз, неважно. Он нашел выход рядом с широкой решеткой, перегораживающей этот подземный коридор. Она походила на гаражные ворота с дверцей, вмонтированной в створку. В самом конце решетки на уровне головы находилось окошко — маленькое, натуральный лаз, забитое досками.
Марк снова пустил в ход нож и через пару минут сумел снять деревянный щит целиком.
Он встал на цыпочки и определился, куда выходит оконце.
Оно выходило на северную часть предприятия. В пятнадцати метрах высокий бетонный забор, прерванный в одном месте резервными воротами. Метрах в пяти справа примыкало к стене маленькое крытое строение с покатой гофрированной крышей. Собственно, стандартный пристрой для входа в подвальное помещение с улицы. Сергей прикинул: такая же массивная, но меньших размеров дверь ведет в другую, перегороженную часть подвала. Можно будет понаблюдать через решетку за действиями противника.
Судя по всему, дверь крепкая. Самому строению столько же лет, сколько и зданию. Дверная коробка древняя, постоянно подверженная перепадам температур и влажности. Вряд ли она устоит под хорошим и точно выверенным ударом, понадеялся Сергей.
Для решающего действия все было приготовлено. Необходимо остыть; не тот случай, чтобы приступать к работе как оголтелому.
Он просунул деревянный щит на улицу, вернулся к входной двери и закурил. Он намеревался действовать по принципу шуточной школьной задачи. Два острова. На одном обезьяна, на другом обезьяна. На одном острове камни, на другом растут гранатовые деревья. Обезьяна на каменном острове кидается камнями в свою соседку, та с дуру бросается в ответ гранатами и кормит свою противницу. Чтобы его забросали гранатами, нужно бросить в противника такую же гранату. И он знал, где ее достать.
Сергей отбросил окурок и расположил труп служащего в семи метрах от двери. Примерно на такое расстояние полетят гранаты, брошенные из-за угла, и здесь же разорвутся. Его не интересовала «комнатная» температура трупа, она повысится, когда эквивалентные двумстам граммов тротила гранаты начнут рваться вокруг.
Пора. До окончания ультиматума осталось ровно пятнадцать минут.
Марковцев открыл дверь и, соблюдая осторожность, поднялся на площадку.
Казалось, его поджидали. Слева и справа, с интервалом в секунду, обозначились два боевика. С таким же промежутком Сергей выстрелил в одного, потом в другого; подшагивая назад и выбрасывая руку в направлении выстрела. Стрелял снова в контур, чтобы стреножить наверняка, а потом добить. Он шагнул влево, нажал на спуск, и пуля попала боевику в голову. Несколько шагов в обратном направлении, и снова выстрел.
Эргэдэшки хранились в нагрудных кармашках курток и были соединены кольцами с подкладкой шнурком. Сергей вынул гранату и оборвал шнурок, потом вторую. Рассовал их по карманам и начал отступать к подвалу. Обозначая себя наверняка, выстрелил еще несколько раз в воздух и снова окунулся в кисловатую атмосферу подвала. Одна стена была заставлена продолговатыми ящиками защитного цвета. Земляной пол неровный, сходящийся к середине под небольшим углом. Над головой проходили трубы; одни открытые, другие укутанные стекловатой. В подвале было не просто тепло, а жарко. Сергей заметил это только сейчас, когда смыкал пальцы трупа на рукоятке армейского пистолета: крупные капли пота, скопившиеся на лбу, скатились на руку покойника.
Возвращаясь назад и выдергивая на ходу кольцо гранаты, он едва не ударился головой о толстую трубу. Выругался. Растянулся бы на полу, выпустив из рук гранату...
Он остановился у последней ступеньки, глядя в проем снизу вверх и присушиваясь. Гортанные выкрики отзвучали в ушах со стереоэффектом — слева и справа. По меньшей мере четыре человека бежали сейчас к нему. Вот крики усилились — боевики наткнулись на своих мертвых товарищей. Один террорист перекрикивал остальных, видимо, докладывая в рацию.
«Бараны!» — снова выругался Сергей. Они остались на месте. Они словно ослепли и не видят ступеней, ведущих в подвал.
Подполковник расслабил пальцы, и чека отлетела в сторону. Поднявшись на пару ступенек, он забросил гранату на второй пролет и тут же ретировался, приготовив вторую.
Взрыв. Крики. Ругань. Выстрелы. Автоматные пули, мечущиеся в наклонном бетонном рукаве. Тяжелые и частые шаги по ступеням.
Сергей поравнялся с трупом, освободил последнюю эргэдэшку от чеки и швырнул в проем. Не дожидаясь, когда «обезьяны» начнут бросаться в обратку, побежал к спасительному окошку. Легко подтянулся на руках и выбрался наружу. Поставил щит на место и кинулся к покатому строению. Чуть приостановив бег, с ходу ударил ногой в замок. Дверь распахнулась, и Марк юркнул в темноту. Дверь стала на место в тот момент, когда раздался первый ответный взрыв. Он услышал его с двух сторон: и с улицы, и из подвала. Снова стереоэффект.
И еще два синхронных взрыва. Сергей даже представил, как двое боевиков, стоя по разные стороны проема, кивают друг другу, одновременно бросают гранаты и отступают. По системе «афганской зачистки».
Марковцев шел на звук, поскольку эта часть подземного помещения тонула во мраке. Так же темно было и по ту строну решетки. Первым же взрывом снесло лампы, болтающиеся между труб, осталась одна-единственная, над дверью. Но и ее света хватило, чтобы увидеть результаты своей работы. Дав несколько автоматных очередей, боевики спустились в подвал и почти сразу же напоролись на труп.
Они толковали между собой по-чеченски, только не нужно быть переводчиком, чтобы различить короткое и грозное слово «гюрза». Они увидели пистолет, некогда принадлежащий их товарищу.
Марк отпрянул от решетки и прижался к стене. Один из боевиков шел вдоль решетки, трогая каждый прут. Ненадолго остановился у такой же решетчатой дверцы и потряс ее. Щелкнул зажигалкой и обследовал навесной замок. Дошел до стены и повернул обратно. В темноте он не обнаружил окошка и не обратил внимание на струящийся сквозь тонкие щели дневной свет. Он был настолько близко к Сергею, что тот мог просунуть руки через прутья и придушить его.
Боевики, покрикивая друг на друга, подтащили труп к лестнице и бросили его там, бегло осмотрев. Марковцев не мог видеть его, но представлял, в каком он состоянии...
Он опустился на корточки и прислонился спиной к прохладной стене.
На него снова опустилась рука слабости. Загнанный коротким единоборством, Сергей отреагировал глубоким вздохом и дал себе передохнуть.
Порой мимолетные поединки выматывают больше затяжных; во время которых силы можно распределить. В этом же случае, взвинченный еще и переживаниями за Катю, Сергей отдался ему без остатка. Еще минутку, уговаривал он себя. Еще минутку. Что будет дальше, он не знал. Мог лишь представить себя на месте командира диверсионного отряда. Стал бы он в этом случае отыгрываться на заложнице? Он — нет. Руслан может поступить по-разному. С одной стороны, ему нет резона избавляться от офицера ФСБ. Скворцова для него — козырь, и он понимает, что может что-то выторговать за нее — вот сейчас. Но не двадцатью минутами раньше, когда вынес ультиматум. Эти двадцать минут решили многое.
Правильно я поступил, правильно, лукавил сам перед собой Сергей. У него не было другого выхода. Он не мог представить себя с поднятыми руками. Такого не будет никогда.
Казбек подошел к Руслану и положил на стол пистолет, имеющий зализанные формы, принятый на вооружении российских силовых структур под названием «СР-1». Эта «гюрза» некогда принадлежала Аслану.
— Все это время он прятался в подвале, — докладывал Алабин. — После твоего предупреждения стал прорываться наверх, положил двух наших — Рината и Магомеда. Успел забрать у Рината гранаты. Огрызался до последнего. Мы забросали его гранатами. Пистолет был у него в руке.
— Почему он не ушел подвалом? — поинтересовался Руслан и взял «гюрзу» в руку. Ему показалось, оружие еще хранило тепло человека, уже давно зарекомендовавшего себя в качестве высококлассного бойца.
— Ему некуда было уйти. Подвал перегорожен решеткой. Может, он торкался, но без толку. Решил снова прорваться наверх. Где-то в середине его и зацепило.
— Ладно, одной проблемой меньше.
Руслан повернулся к Скворцовой и долго смотрел на ее безжизненное лицо.
Марковцев многое передумал, ставя себя на место командира диверсионной группы, но не брал в расчет простое сочувствие. Сейчас Руслан — человек жестокий и беспощадный — соболезновал этой молодой женщине. Он готов был отсекать ее пальцы, резать на лоскуты. Но причина этой перемены крылась не в ней и не в нем, а в Марковцеве. Руслан не мог не уважать сильные личности.
— Все закончено, ни к чему ворошить пепел.
Катя заплакала. Она представляла себе это по-другому. Зная характер Сергея, она вторила ему: он не мог сдаться ни при каких обстоятельствах. Он нашел достойный выход из безвыходного положения. Нет, он не метался в подвале, не торкался в решетку, не натыкался на стены. Он вызвал огонь на себя и отвел от нее угрозу.