Оставшийся
70
"...Одна группа обезвредила террористов на подходе к резервным воротам, — читал Алексей Матиас на электронной странице центрального издания. — Две другие блокировали, а потом уничтожили основную группу террористов во главе с человеком, лицо которого сильно пострадало после взрыва и пока идентификации не поддается. Рядом был обнаружен труп женщины. Кто она, также пока неизвестно.
Штаб по освобождению заложников показал хорошую работу и настрой. Бдительность боевиков, с которыми якобы договорился руководитель штаба генерал Котельников, была усыплена. И за полчаса до оговоренного сторонами срока группы спецназа штурмовали объект.
Следствие только началось, однако нашему специальному корреспонденту Игорю Виноградову удалось получить комментарии генерал-полковника Котельникова. Мы приводим его слова дословно.
«Оперативные и другие данные позволяют сделать смелый на первый взгляд вывод. После захвата одного стратегического объекта террористы готовили удар в аналогичном направлении: захват аэропорта Домодедово. Думаю, я имею право уже сегодня представить телевизионным СМИ небольшую часть оперативной съемки. В одном из помещений „Прибора“ под присмотром террориста находилась переодетая в военный камуфляж группа заложников-мужчин, — заявил Евгений Котельников. — Этот маскарад террористы устроили для того, чтобы под видом заложников занять места в автобусе и, прикрываясь женщинами, проследовать в аэропорт. А заложники-мужчины были бы уничтожены силами спецназа. Мы предвидели и такой ход бандитов, поэтому сработали оперативно и четко. Также хотел бы отметить мужество заложников. Они еще до вторжения групп спецназа сумели обезвредить своего конвоира и связать его. Он задохнулся. Я поясню почему это произошло. Среди заложников не было профессиональных военных, никто не владел способом связывания на полное обездвижение противника. Выводы одного из спецназовцев о том, что террорист был „спутан на медленное удушение“, являются домыслом...»
Алексей Матиас откинулся на спинку кресла, оставляя электронную страничку открытой. Он узнал все, что хотел. Его даже не интересовала подборка оперативной съемки, предоставленной как телевизионным СМИ, так и электронным. Все новости носили однообразный характер.
«Все кончено?» — спросил он себя. Отсиделся на деньгах, с подачи Груздева возвратился в прежнее состояние и на этом фоне мог честно ответить на вчерашний вопрос администратора. Но он не совсем точно сформулировал вопрос, ему стоило бы спросить — тебе не страшно? Нет. Было в самом начале что-то безобразное: уродливый облик элитной жабы и свой собственный, неприглядно разгоряченный. От приказа Совбеза повеяло дьявольским холодом, встреча с Сергеем Марковцевым чертовски разгорячила, смертельно ранило его предательство, жутко громыхнуло в «почтовом ящике» и крайне противоречиво отозвалось в груди. Скудный набор, все определения на одно лицо.
Закалка.
И дело даже не в ней. В России можно делать все что угодно — скупать предприятия и людей, создавать уголовный кодекс под преступников и давать его на правку их адвокатам, качать головой: «такого не может быть в принципе», но продолжать свое дело.
Правит и долго будет править власть преступности над обществом и государством, самая авторитарная и популярная, неизменная и загадочная. Как можно чего-то или кого-то бояться, стоя в ее плотных рядах?
Фигня все это. Писк недорезанных остатков совести. Покраснеть можно перед домашними, своими в доску, остальные же...
Размышления Матиаса были прерваны телефонным звонком. Алексей был одет в спортивный костюм. Он собирался совершить утреннюю пробежку, но прежде покопался в электронных СМИ. Заодно и в своей душе, черт ее возьми!
— Да, слушаю.
Звонил Адамский. Он всегда говорил в нос, а последнее время — через губу, и этакий лениво-пренебрежительный носоглоточный говорок стал раздражать банкира. Пора ставить его на место.
— Чего ты хочешь, Герман? Ты же знаешь, что в этот час меня нет на месте ни для кого! Подождет все, что бы ни случилось.
— Нужно встретиться. Я выяснил, через кого ФСБ вышла на обмен секретной информации.
— Передай ему привет, черт побери! Хоть раз понервничай за меня! Все?
— Этот человек дорог тебе. Последнее время.
Пауза.
— Саша?
— Да. Это она расшатала Интернет-трафик.
— Точно?
— Разумеется. Она у тебя?
Матиас глубоко выдохнул.
— Да. Подъезжай.
Он положил трубку и вздохнул: «Ах, Саша, Саша...» Совсем недавно он вздыхал по поводу другого человека: «Ах, Марк, Марк...» Он так хотел верить в него...
Кабинет Алексея Михайловича находился на втором этаже. В другом крыле — в одной из гостевых комнат — отдыхала Саша Попова. Бурная ночь с новой любовницей, которая все больше нравилась Алексею, с коньяком и шампанским закончилась лишь к пяти утра. Когда пробило пять, Матиас понял, что она имеет над ним власть, и по определению просилась называться шестой властью. Его возбуждал повелительный подбородок секретарши, который он раньше в шутку называл административным, ее холодноватые глаза, ее смелые желания, жесты, движения.
«Ах, Саша, Саша... Вот это ты раскачала трафик...»
Случайно ли, намеренно, Алексея уже не волновало. Случайно — зачастую небрежно. Невнимательности, халатности банкир не прощал никому. А нынешнее отношение Поповой к работе могло вылиться в серьезную проблему. А если не случайно? Что, еще одно предательство?
Неожиданно, однако небезосновательно Алексей представил Сашу в объятьях Груздева. «Я хочу тебя. Я люблю тебя». Стоящей на коленях перед Адамским: «Ты мне нравишься». Пошла по кругу. И ни капли ревности, лишь отвращение, перекосившее лицо банкира.
Он рывком снял трубку и позвонил Адамскому на сотовый:
— Герман, прихвати на всякий случай Соболева.
— Он со мной, — коротко ответил Герман. — Мы на пути к тебе. Отошли охрану.
— Да, ты прав. Все сделаю.
Адамский врал. Валерий Соболев был мертв. А сам Герман вел разговор под дулом пятнадцатизарядного «вальтера».
Джип с Адамским за рулем сопровождали две машины с оперативниками военной контрразведки. Кортеж на приличной скорости мчался в Сосновку. Длинная Крылатская улица, разделившая Сосновку и Екатериновку, брала начало на Рублевском шоссе, проходила мимо гребного канала и велотрассы, затем круто поворачивала на запад. У первого съезда в Сосновку машины сопровождения оставили «Мерседес» и поехали в сторону Московской кольцевой. Свою работу они сделали: черные спецномера отпугнули гаишников, патрулирующих зеленую зону столицы. В самом поселке джип Адамского был частым гостем и проезжал чек-пойнты беспрепятственно.
Последняя контрольная точка, выводившая на улицу, а затем и к дому банкира. Дежурный поднял шлагбаум, и «Мерседес» на небольшой скорости покатил по дороге, окаймленной вековыми елями.
Может быть, сама природа этого натурального заповедника подействовала на Адамского или что-то другое, но он наконец раскрыл рот. После тридцати минут молчания его голос прозвучал и не к месту и неожиданно. Для начала он отыскал в панорамном зеркале глаза Марковцева, расположившегося на заднем сиденье.
— На всем готовом выезжаешь, падла! Пришел с большими пацанами!
— Тебя это нервирует? — спокойно заметил Сергей.
Адамского это бесило. Марковцев — не мужик. Понятия, правила, морально-воровские нормы — все это он растоптал, заявившись к нему домой с группой захвата. Сука, он руководил камуфлированными вышибалами, был главным! Он дирижировал своим «вальтером», словно сросся с ним.
— Кто ты без пистолета? — продолжал вопрошать Герман. И сам себе отвечал: «Важно, кто он с ним. Спускает курок не раздумывая». И вообще не думает, выезжает на штампах. Соболев прибыл по звонку, теперь вот Матиас получил телефонограмму. Валеру он завернул в туалет и закрылся с ним на несколько секунд. Еле слышный хлопок-плевок, и Соболева буквально смыло в унитаз. О чем он с ним говорил, что сказал на прощанье? Дурак!
— Мудила! Тебе нужно ловить момент, занимать выгодное место подле банкира. Работа, деньги, власть, что еще? Ни просить, ни требовать не надо — бери, момент назрел.
Герман уже не мог размышлять нормально. В голове все перепуталось и он городил ахинею. Он боялся Марковцева, обливался холодным потом и каждую секунду ожидал выстрела в спину, в затылок. Потому не мог противиться его воле. Разве что огрызался.
— Едешь ставить свечку — мой тебе совет: поставь за здравие. Или завтра тебе поставят — за упокой. Тебя используют, а потом бросят.
Герман увидел, как сузились глаза Марковцева. И он снова потерял его из виду. Показалась черепичная крыша особняка, съезд, ворота, распахнутые настежь. На площадке лишь одна машина — «Мерседес», сделанный по спецзаказу. Джипа сопровождения не было. Матиас внял совету и отослал своих телохранителей. Мало того — он лично вышел встречать шефа службы безопасности: в спортивном костюме, в куртке, наброшенной на плечи, в яркой шерстяной шапочке с дурацким помпоном.
— Глуши двигатель и выходи из машины, — приказал Марковцев.
— А дальше?
— Дальше у тебя появится шанс закрыть своего шефа грудью. Начнешь бегать по двору, узнаешь, каково кабану под вышкой. Давай, пошел!
Обе двери открылись одновременно. Банкиру показалось, что кто-то подменил линзы на очках и он обрел дар видеть то, что простому смертному недоступно. Действия опережали мысли. Матиас ринулся было к двери, но едва не упал. Следующая попытка убежать была пресечена выстрелом из любимого оружия Марковцева. Пуля просвистела над головой банкира и звонко ударилась в верхнюю дверную петлю.
— Моргнешь — убью! — услышал Матиас за спиной. И слепо уставился в богатую филенку. Почти не различал очередных команд «воскрешенного оборотня», потерял представление о времени. Но вот рядом, уперев одну руку в наличник двери, а другую в боковой откос оконного проема, раскорячился, широко расставив ноги, Герман Адамский.
Сергей подошел к банкиру и несильно ударил его ребром ладони по шее. Ноги Алексея резко подогнулись, и он сполз на площадку.
— Бери его и тащи в гостиную, — распорядился Марковцев. И окончательно обезоружил банкира, сняв с него очки.
Герман оторвал руки от наличников и склонился над бесчувственным телом босса. Взял его под мышки и втащил в прихожую.
Марковцев вошел последним и закрыл за собой дверь.
В гостиной, едва Адамский опустил шефа на пол, Сергей положил очки на стол, освободил «вальтер» от обоймы и положил его рядом.
— Ты хотел посмотреть, кто я без пистолета? Лови момент, Герман. Один человек сказал тебе недавно, что я приду за вами. Вспомнил его?
Адамскому вспомнилось многое. Он отчетливо услышал голос священника: «Господь, кого любит, того наказывает...» «Кровь козлов уничтожает грехи...» «Он придет за вами, козлы...»
«Кончай его».
Тугой шлепок, и перекладина алтарного креста прочно увязла в голове Николая Румянцева.
«Вот оно что...» — запоздало пронеслось в голове Германа. Но неужели Марковцев настолько набожный, богобоязненный и прочее в таком же духе? Или он прячет свою ненависть за смертью священника, прикрывается им?
Адамский не стал додумывать. Он регулярно посещал спортзалы и слыл неплохим бойцом. Он был ниже Марковцева, но намного тяжелее. Он встал в стойку и качнулся из стороны в сторону. Резко шагнул и снова качнулся, определяя себя вторым номером. Изобразил приманивающий жест рукой:
— Давай, сука, я покажу тебе, как месили твоего священника.
Марковцев не двинулся с места. Он стоял в паре метров от противника, держа руки с открытыми ладонями у лица. Часто смаргивал, словно делил секунды поровну или прогонял влагу из глаз, в каждое мгновение ожидая любого выпада кряжистого полковника. Он мог решить исход поединка, сморгнув ровно два раза. Но решил потянуть время. Даже скосил глаза в сторону, указывая на богатый выбор кухонных ножей в деревянной стойке. Он посчитал справедливым видеть вооруженного, даже хорошо вооруженного противника, проводя незримую параллель с безобидным священником. «Нет, его не убили», — все это время настраивался Марковцев, — его казнили. Он принял мученическую смерть".
Это кровоточащее оскорбление до сей поры не выветрилось и не могло выветриться из души Сергея. Он едва сдерживал себя в компании с Адамским, обсуждая детали диверсии, маскировался за полушутливым тоном, успокоение находил в одном: скоро эта мразь ответит за все.
Герман не выдержал напряжения и ринулся на Марка, думая столкнуть его на пол, придавить массой, бить головой и руками в лицо.
С первого раза не получилось. Сергей легко ушел от бешеного рывка в сторону и развернулся, поджидая атаку с другой стороны.
Герман походил на взбешенного быка. Сейчас он чувствовал свою мощь как никогда. Это не сам Марковцев отшатнулся в сторону, его сдуло неистовым напором Адамского. Он расставил руки еще шире, чтобы зацепить противника за одежду, в какую бы сторону тот ни двинулся. И фактически открыл свои намерения, снова рванув вперед.
Сергей моментально поймал его за руку, тут же подсел и захватил бедро. Легко, используя напор Адамского, оторвал его от пола и бросил через голову.
Герман отлетел к стене и ударился головой. Он чудом не сломал себе шею и сумел лишь встать на четвереньки. Но тут же получил мощный удар по лицу. Упал на бок, поджав под себя ноги и притянув голову к коленям. Марковцев распрямил его несколькими пинками в спину.
Матиас пришел в себя. Пошарил по полу в поисках очков. Не нашел. Сощурил подслеповатые глаза и определил, кто кого бьет. Вот Герман перелетел через стол, сбивая посуду... Разогнался с помощью Марковцева и протаранил головой настенный шкаф.
«Так его, суку», — слабо подзадорил своего боевика-ветерана Алексей. Ему на миг показалось, что Герман очухается и вопьется в горло противника, а Марковцев сомкнет свои здоровенные зубы на его мощной шее.
Адамский, с трудом поднимаясь на ноги, подхватил с пола упавший нож. «Зря... — мало что соображая, констатировал банкир. — Марковцеву это может не понравиться».
Герман нанес удар сверху. Сергей выбил нож круговым движением руки и ответил мощным толчком в грудь.
Банкиру казалось, эта бойня не кончится никогда. Он повел больной шеей в тот момент, когда Марковцев, стоя позади Адамского, свернул тому голову...
71
Сегодняшнюю ночь Миранда провела у приятеля на Трубецкой. Они вернулись из ресторана в третьем часу ночи, выпили еще немного и занялись любовью. Девушка не хотела секса. Она устала, голова шумела от выпивки, но бодрил и не давал свалиться с ног кокаин.
Приятель — сын Бориса Восканяна по имени Гвидон, эта жирная, как и его отец, сволочь, даже не встал проводить Миранду. Ей пришлось звонить водителю и вызывать его на Трубецкую.
В машине она задремала. Очнулась, когда колеса «БМВ» прошуршали по гальке, устлавшей часть двора. Прежде чем выйти из машины, девушка закурила. Ее воротило от табачного дыма, который живо напомнил ей, сколько она выпила и сколько вынюхала. Раньше просто баловалась, но после убийства Рукавишникова и напутственных слов Сергея Марковцева едва ли не ушла в запой. Наверное, потому, что не хотела никого ни оправдывать, ни защищать. Скрылась за дурманом и видела лишь бессвязные обрывки существования, мельтешение бытия. Избегала серьезного разговора с отцом. Который, впрочем, последнее время не баловал ее своим вниманием. Завалил секретаршу с гордым именем Александра. И где — в святая святых, в доме, пользуясь отсутствием своей половины. Вот это он отправил ее на лечебные грязи!
И все же Миранда опасалась очередного разговора по душам. Была согласна на него лишь под общим наркозом. Уже надоело что-то сочинять, врать, и надо ли?
— Поедешь куда-нибудь? — спросил водитель.
Девушка энергично замотала головой. Зябко поежилась, взявшись за ручку дверцы. Папаша дома. С ним Герман Адамский. Вон его джип стоит, подогнал чуть ли не вплотную.
Она вышла из машины и, пошатываясь, поплелась к дому. Открыла дверь. Остановилась.
Голоса. Доносятся из гостиной. Отчетливо слышно отца. Его собеседник наверняка Адамский. Спорят.
Миранда хотела подняться к себе в комнату, но остановилась в шаге от лестницы. Ее привлекли странные слова отца:
— Я не давал им команды убивать его. Они не должны были ни стараться, ни перестараться, просто спросить. Да, я понимаю, что ты об этом не спрашиваешь, но я обязан еще раз напомнить тебе...
Девушка подошла к гостиной и стала в проходе. Она не видела отца — Алексей Михайлович сидел справа от двери и продолжал говорить, не замечая Миранды.
— У меня был разговор с Груздевым. Я не мог ему ответить, нужен ли ты мне. Ты прав, нашим отношениям пошел девятый год, они не могут быть простыми. Потому что все наши дела были сложными. Ответь мне, Сергей: ты понимаешь себя? За что ты хочешь убить меня? За то, что все это время ты лгал мне? Кто к кому приперся со своей легендой, я к тебе или ты ко мне? Как я должен был ответить на твое перерождение, ну?.. Сегодня я просматривал прессу, везде черным по белому: все свидетели мертвы, никого невозможно опознать. Но я остался спокойным не по этой причине. Я бы почувствовал окончательный разрыв между нами.
Сергей смотрел на Миранду...
А банкиру казалось, его собеседник отвел взгляд. Что его слова действуют на него... нет, не магически. В них была правда и ничего, кроме правды.
— Да, я испугался, — продолжал он. — Снова испугался. Я подставил тебя, бросил, но ты тоже не ангел. О господи, я повторяюсь...
Сергей не выдержал взгляда Миранды. Опустив голову, он покачал головой. Она снова показалась Сергею умной девочкой. Она не ворвалась, не закрыла отца грудью. Разобралась, кто и как сможет помочь ему? Это молчаливый вопрос или такой же безмолвный ответ? Марковцеву не верилось, что одним-единственным жестом, блеском своих глаз она решила судьбу отца. Он был готов поклясться, что за глянцем в глазах девушки прячутся совсем другие чувства. И если бы он поправился и назвал этот блеск наркотической слизью, словно стекающей с одурманенных мозгов, — он бы расставил все по местам... и содрогнулся.
— Кто тебе сказал, что я хочу убить тебя? — спросил Марковцев, не глядя на банкира.
— Нет? — встрепенулся тот.
— Живи, Алексей... Ты правильно заметил: у тебя дочь, у меня дочь. Пока они живы, нам есть кому обломать ноги. Сейчас дело в руках.
— В каких руках?
— Пойдем к тебе в кабинет.
Марковцев незаметно кивнул Миранде: «Уходи!» Подошел к Алексею и подал ему очки.
— Что ты хочешь делать в моем кабинете? — спросил банкир.
— Заглянуть в твой сейф.
— А, вот в чем дело. Ты говоришь о щедрых руках. Понял. — Алексей не пытался скрыть гримасу. Марковцев переродился, но не мог побороть в себе алчность. Деньги. Все то кровавое, что существует в этом мире, сварено на деньгах и только на деньгах. Ничего святого. — Пойдем, я расплачусь с тобой. Поверь мне, ты удивишься.
Сергей дал Миранде время уйти. Он помог Алексею подняться, застегнул «молнию» на его спортивной куртке, поправил воротник. Он был на полголовы выше банкира и в этот самый момент походил на заботливого товарища. Даже взгляд стал мягким, успокаивающим.
Алексей вышел из гостиной первым. Сергей чуть задержался, прихватив острый кухонный нож и спрятав его в рукаве...
Кабинет банкира. Он напоминал его банковский офис, только в зеркальном отображении. Стол стоял напротив окна, а не у стены, и между ними не было прохода. Между книжными шкафами раскинулся широкий диван. В дальнем углу кабинета стоял высокий сейф со сложным и надежным замком в тяжеленной дверце. Металлическая обвязка сейфа служила еще и декоративным элементом, она выделялась на общем сером фоне хранилища поблескивающим хромом.
Банкир подошел к рабочему столу и вынул из ящика фигурный ключ. Перешел к сейфу, не пытаясь скрыть свои действия. Он поочередно вставлял ключ в отверстия, коих было ровно четыре. В первом случае он повернул ключ на пол-оборота вправо, в другом — на четверть влево. И руки не дрожали.
— У тебя один ключ? — спросил Сергей.
— Два. Один хранится в офисе. — Банкир уже не удивлялся своему спокойствию. Все тревоги позади. Осталось подчистить дерьмо, валявшееся в гостиной. — Но даже с ключом этот сейф никто не откроет.
Замок срабатывает автоматически, когда дверца встает на место.
Марковцев подошел к банкиру, когда тот открыл дверцу и держал левую руку на декоративной обвязке, а пальцы лежали на четверти металлической коробки. Сергей сильно толкнул дверь. И она стала на место с громким выкриком Алексея. Банкир дернул руку раз, другой, схватился за локоть и опустился, подвывая от страшной боли, на колени. Его раздавленные в лепешку пальцы держал самый дорогой в мире капкан. По узкой, едва приметной щели потек ручеек крови.
Марковцев вынул ключ и положил его в карман.
— Если соблазняет тебя рука твоя, отсеки ее... — он рукояткой вперед протянул Алексею нож.
Он был готов произнести: "Если у тебя возникнут трудности, найди меня. Если у меня начнутся проблемы, я найду тебя. Чтобы сказать всего два слова: «Ты последний».
Собственная, хотя и обоснованная нерешительность виделась Сергею противоестественной. Он лишь прищемил гадюку, тогда как ее положено было раздавить.
Он был готов не простить Матиаса, но отпустить его, чтобы тот прошел короткий отрезок пути до тюремной камеры либо до машины. В один прекрасный момент в его голову влетит пуля из оружия наемного убийцы. Людей, вставших на пути государственной машины, беспощадно сбивают. Просто на Матиаса не хватило времени. С начала кровавого поединка между ним и кремлевским администратором, где в качестве арбитров предстали руководители силовых структур, не прошло и месяца.
Миранда вынула из сумочки пластиковую коробочку, привычным движением высыпала на мышечный бугор большого пальца порцию кокаина и с шумом втянула наркотик. Он подействовал на нее быстро, вдогонку, добираясь до самых сокровенных уголков мозга и поглаживая чувственные нервы.
Фильмы со старыми переводами...
Миранду потряс американский фильм с Элизабет Хёрли, где девочка заказала отца лишь за то, что тот не разрешил ей сделать татуировку. Убийцы согласились за две тысячи долларов. Насадили папашу на полуметровый мачете и усадили на диване. Из него хлещет как из зарезанной свиньи, а малолетняя заказчица бегает по квартире в поисках денег. Нашла. Потом эта сопля раскисла, прикорнула на забинтованной груди родича в больнице. А детектив с больной спиной сообразил в чем дело и спустил дело на тормозах: нехай живут оба в любви и согласии.
Паршивый финал. Папаша по всем канонам современной жизни должен был откинуть копыта, а девочка сделать татуировку. Но он жив, и дочери придется заказать его еще раз, когда тот запретит ей нюхать кокаин. И так до тех пор, пока на нем не останется живого места, а операторы на «911» откажутся принимать заказы по этому адресу.
Миранда видела в Сергее Марковцеве киллера, себя представляла в роли заказчицы. В первом она не ошиблась и мучительно соображала, не ошиблась ли она в себе. Дело не в пресловутых регалиях и финансовых кубках отца, расцветших для нее во всей красе раз и навсегда. «Как тебе это на вкус и на цвет?» — спросил Сергей. Ничего так. Вставляет не хуже кокаина из ее собственных кубков, которые отец расшвыривал и цинично отвергал вкусовые качества дочери.
На вкус и цвет товарищей нет.
Товарищей.
Отец предстал товарищем.
А был ли он отцом? Она всегда видела в нем воротилу с огромным выменем. Он не целовал ее, но облизывал шершавым коровьим языком. Лягал, когда Миранда прикладывалась к соскам другой, бешеной, коровы, пасшейся на конопляных лугах.
Она не видела себя самостоятельным человеком. Отец продолжал топтать ее независимость, задаривал, шепча: «Я все для тебя сделаю». И тем самым развращал ее.
Она слышал крики отца. Кричит, значит, больно. Больно, значит, жив. Матерится на весь дом — факт вообще обнадеживающий и пугающий одновременно: начнет отыгрываться на домашних, смешивая дочерний кокаин с жениной грязью. Она даже лишнего сегодня услышала и больше ничего не хотела знать.
«Как попрощаться с Сергеем?» — думала Миранда, поджидая его на нижней ступеньке лестницы и затягиваясь сигаретой. Отчего-то именно этот вопрос стал на первое место. Сказать до свидания? Но к такой форме прощания прицепилось несуразное, рожденное под наркотическим хмелем: «спасибо вам за все», «приходите еще», «здесь вам рады»...
Но он еще ничего не сделал, чтобы одаривать его словами благодарности. Но если бы он сделал то, что отравленным полуметровым мачете сидело в груди Миранды...
Она подсознательно переписывала финал, чтобы девочка смогла сделать татуировку.
Сашу Попову разбудил грохот внизу. Она резко села в постели и минуту не могла пошевелиться. Провинциально подумала о ворах, потом о грабителях. Прошло пять минут. Шум стих. Она встала с кровати и увидела в окно «БМВ». Подошла ближе, прячась за тюлем, покачала головой и конфузливо наморщилась: «Миранда...» Как же некстати. Ко времени было ее отсутствие, как бы странно это ни прозвучало.
Щеки секретарши залило румянцем. Только сейчас она сообразила, что шум внизу мог быть вызван внезапным, как в анекдоте, приездом жены Алексея Михайловича. Правда, в анекдотах чаще всего появляется муж.
Скандал...
Саша натянула на голое тело джинсы, кофточку, схватила сумочку. Куда бежать? Тяжело опустилась на кровать...
Перед глазами начала вставать ночная оргия, по-другому не назовешь. Господи, чего она только не творила в постели и рядом с ней, ублажая, любя и ненавидя Алексея Михайловича...
Сашу вторично подбросило с кровати. Крик разнесся со стороны кабинета банкира. Что, что там происходит?
Вышла в коридор. Сделала шаг, другой, потом побежала. Миновала лестницу и ворвалась в кабинет.
Волосы встали дыбом. Алексей Михайлович стоял на коленях и держал в руке нож. Вторая рука была зажата в сейфе. Ее удерживали лишь жалкие остатки кожи — вытянувшиеся, похожие на растерзанные пальцы резиновой перчатки.
Саша будто не замечала рядом еще одного человека, которого видела дважды: в машине, мчащейся в афинский аэропорт, и в приемной, где он в резких тонах говорил шефу о каких-то бульдогах, смотавшихся в те же Афины. Сергей Марковцев смотрел на Сашу, но их взгляды так и не пересеклись.
Почти то же самое происходило и с Матиасом. В своей любовнице он увидел надежду на спасение, заслонившую собою смерть.
— Помоги... — прохрипел Алексей, увидев Сашу. — Я не могу сам. — И крикнул, раздирая голосовые связки: — Быстрей, проститутка е...я!
В его горящих болью глазах плескалась ненависть — но не тушила, а подливала страданий, которые становились невыносимыми. Он смотрел на ее начальственный подбородок, замечал то, что ускользало от него ранее: ее холодные глаза казались насмешливыми. Круглые, притворные, они глумились над его нестерпимыми муками. Он любил ее ушами, глазами... но не сердцем, не рассудком. И она воспользовалась этим.
Она непристойно распласталась перед Груздевым, раскорячилась перед Адамским. Очень знакомые позы, стойки. Что это?.. А, это чувства. Те самые редкие и дорогие гости в душе Алексея. Последнее время их не имел только ленивый. Вначале кремлевский гаденыш, потом монах с его грубыми ботинками, олицетворявшими двоедушие.
Вот он! Стоит перед человеком, отбивающим поклоны до самой земли. Поставил на колени, отдавая должное; заставил поверить в соблазн и дал оружие против этого смертельного греха. Ненависть к нему притаились где-то рядом. Она покажется в полный рост, когда он исчезнет. А пока ее где-то в темном углу притормаживал животный страх перед наемником.
Именно поэтому и только сейчас пришел ответ на вопрос о перерождении Марковцева. Он не мог переродиться. Всю жизнь его качало на качелях: вверх — вера, вниз — безверие; в середине остановка, похожая на короткую смерть. Вот если бы кто-то другой придумал эту формулу, однако она родилась в голове Алексея и он не мог сесть на чужие качели.
«Пока я жив, бог есть».
— Сука! — снова выкрикнул Матиас, не в силах поднять нож, чиркнуть им по кровавым ошметкам и наконец-то высвободить руку. — С тебя все началось. Ты стала дырой моей безопасности. О, как я хочу задушить тебя!
Брызжа слюной, Матиас продолжал изрыгать проклятья. Они звучали то с пафосом, то с ненавистью. И снова не замечал очевидного: серые глаза девушки постепенно менялись. Из них навсегда исчезали сладкие отображения утреннего солнца, шаловливого ветерка, призрачного образа острова, приютившего любовников, где все были равны — и богатые, и бедные, где материальные ценности теряли смысл...
Сказка. По сюжету положено бы появиться циклопу. Он и появился — но вот только сейчас. Он словно вылез из денежного хранилища — но не весь: остались в железном чреве его жадные пальцы. Урод, чудовище, пожиратель душ.
«Ты пришлась ко двору...»
Шорты, майка на голое тело, торчащие возбужденные соски.
И сейчас они так же возбуждены. Налиты ненавистью, местью.
Саша приблизилась к Матиасу. И снова не заметила очевидного: Сергей Марковцев отступил на шаг, давая ей дорогу. Всего несколько мгновений назад она была готова рухнуть на пол. И вот все перевернулось. Она взяла нож, вслушиваясь в каждое слово банкира, в каждую нотку, впитывала их в себя и набиралась сил. Когда ее переполнило и она не могла более удерживать оскорбления и бесчестия, Саша отбросила нож в дальний угол кабинета и насмешливо сказала:
— Попробуй дотянуться.
Она улыбнулась и степенно вышла из кабинета банкира.
Марковцев проводил ее взглядом, и ему на миг показалось, что из кабинета вышла Миранда и это ее голос прозвучал хлесткой пощечиной. Напоследок. Странное чувство.
«Попробуй дотянуться».
Не выйдет.
Сергей получил ответы на мучавшие его вопросы. Кроме одного. Он слышал голос Николая Румянцева, нормального человека, нормального мужика, нормального священника. Его голос прозвучал с легким укором: «Жертвы никогда не могут истребить грехов».
Да, да, в этом ты прав, Коля.
Споры. Вечные споры. О добре и зле. Пререкания в душе, в мыслях, в молитвах, в одиночестве, в компании, с безгрешными и грешниками. Споры во время покаяния и отпущения грехов. Споры на пороге жизни и смерти...
Сергей последний раз посмотрел на Алексея, стоящего перед ним на коленях. Передернув затвор «вальтера», он нажал на спусковой крючок...
В груди Марковцева словно что-то оборвалось, лопнуло, отдаваясь жаром в висках. И в то же время принесло облегчение. Он вслушивался в заунывный напев подсознания и вторивший ему хрип умирающего банкира. Полный и окончательный разрыв. Рассекающий некогда могущественный и таинственный орден ровно пополам. В деле «Щита» была поставлена последняя точка.
Он спустился по лестнице и увидел Миранду, сидящую на нижней ступеньке. К этому времени в голове девушки родилась прощальная, «отходная» фраза:
— Мы когда-нибудь встретимся?
Сергей наклонился к Миранде и прошептал ей на ухо:
— Не дай бог...
Во дворе он увидел то, что ожидал увидеть: Сашу Попову. Она не только сохранила талант угадывать настроение своего босса и расшифровывать недоконченные фразы и туманные жесты. Она перенесла свои способности на другого человека и ситуацию в целом. Вынужденно. Безошибочно угадав, что услуги секретаря и любовницы Алексею Михайловичу больше никогда не понадобятся.
Девушка стояла подле машины Германа Адамского, скрестив на груди руки. Она дождалась, когда Сергей займет место за рулем, и села на переднее кресло пассажира. Марковцев завел двигатель и включил переднюю передачу. Прежде чем отпустить педаль сцепления, он скосил глаза на девушку, смотрящую прямо перед собой.
— Попробуй дотянуться? — Сергей рассмеялся и тронул машину с места.
72
Катя поправила прическу и позвонила в дверь. Улыбнулась моложавому голосу, однако прозвучавшему из-за двери по-стариковски: «Иду!» Затем по-отечески, едва генерал Розанов открыл дверь и увидел гостью:
— Господи, Катя!..
Он обнял ее и, поддерживая, как тяжелобольную, провел в комнату. Даже проявил силу, не дав гостье снять обувь в прихожей. Опередил, проявив проницательность, и тем не менее повторился:
— Полчаса твое дело потерпит? — И пошел на кухню, коснувшись Катиного плеча.
Через минуту на столе появилась бутылка каберне и гроздь винограда. Леонид Михайлович, одетый в неизменную безрукавку, ловко открыл вино и разлил по бокалам.
— Я делал запросы, — начал он, грозно сдвинув брови, — но этот чертов Котельников молчит! Информацию выжимал по капле — не из газет, а из главных редакторов.
— Я вам расскажу все, — пообещала Катя, — в деталях. Пропуская незначительные.
Она рассказывала, а Розанов смотрел на ее забинтованную руку. Было видно, что он едва сдерживается, катая за щеками крутые желваки.
Едва рассказ Скворцовой подошел к концу, она положила на стол видеокассету. Леонид Михайлович немедленно вставил ее в деку магнитофона и включил воспроизведение. На экране телевизора четыре человека, ведущие беседу за чашкой чая. Звук не был записан. Но по лицам было видно, что беседа мирная и все сидящие за столом хорошо знают друг друга.
— Это главарь террористов Руслан Гареев, захвативший стратегический объект, — комментировала Катя. — Это начальник охраны Алексей Родионов. Рядом с ним директор Валерий Дубровин. А это я собственной персоной — майор ФСБ Скворцова, разработчик операции по внедрению в финансовые круги секретного агента. Приглядеться внимательно, он должен быть где-то рядом. Может, подавал чай. И отошел отлить, — грубовато закончила Катя. — В общем он на какое-то время выпал из кадра.
— Но потом он появился? — проявил интерес генерал.
— Да. Как по будильнику. Через двенадцать часов ровно. Но пленка к тому моменту кончилась. С ее помощью я хочу заручиться гарантиями — во множественном числе. Я одного человека имею в виду.
— Который является строго по будильнику?
— Да.
— Что-то стряхнулось в его механизме, раз он явился так поздно, — без тени улыбки заметил хозяин.
— Я разберу его. Обещаю.
— Обязательно посмотри, как работает его главная пружина.
— Обязательно, — повторила Катя и покраснела.
— Ты правильно сделала, что принесла эту кассету мне, — многократно покивал и повторил бывший главный борец с идеологическими диверсиями. — Я лучше тебя сумею распорядиться видеоматериалом. Знаю, как и в каком ключе преподать его. Завтра же навещу Котельникова. Знаешь, — Розанов сделал неопределенный, круговой жест рукой, — чтобы в его голове не зародилось что-нибудь провокационное. Тебе не дадут раскрыть заговор, но и не тронут — в этом будь уверена. И если тебя все еще тревожит тема финансирования и спонсирования международного терроризма...
Катя, вместо того чтобы отчаянно замотать головой, неожиданно кивнула.
— Давай продолжим эту тему, — тут же воодушевился Розанов. Он поудобнее устроился в кресле. Отхлебнул вина и поставил бокал на жесткий подлокотник. — Твоя теория отчасти подтверждается искусственным колпаком, под которым живет Россия. Что такое управляющие компании? — спросил генерал и сам же ответил: — Это бизнес, и он становится в России полноценным направлением развития финансовых групп с их стабильностью и независимостью. Большинство управляющих компаний являются дочерними или аффилированными структурами крупных финансовых холдингов, банков или просто инвестиционных компаний. Финансисты действуют в интересах всей банковской системы. Как сказал один крупный российский банкир: «Государство ничем не мешает». А я бы сказал, ничем не может помешать.
Если Розанов поудобнее устроился в своем кресле, то Катя обмякла в своем и опустила руки. Незаметно глянула на часы. В машине ее поджидал Сергей, а генерал, судя по всему, вознамерился говорить целый час. И никто его не остановит.