— Болван ты, Губа, — усмехнулся Клоп. — Не имеешь никакого понятия. Она должна ссать и срать в нашем присутствии, на глазах у всех. И пить-есть будет тогда, когда я решу, а не когда сама захочет. А ещё вы будете щупать её везде, и трахать прямо сквозь сетку. Когда мы продадим её заказчику, девка станет мягче козьего пуха!
— Ура капитану! — осклабился могучий пират по кличке Рваный. — Так, может, сейчас и начнём? Все по разику…
— Я не сказал, Рваный, что вы все будете трахать её, сколько захотите, — отрезал Клоп. — Это вам не «собачья наложница», сукины дети! Обломать — не значит заморить! Напомню, она стоит на вес золота!
В этот момент мочевой пузырь Фионны окончательно взбунтовался. Девушка еле успела присесть, и горячая струя с журчанием хлынула на камни.
— Ну вот, а кто-то сомневался! — Капитан с ухмылкой разглядывал пленницу, и гордая эльдар, не выдержав, разрыдалась. — Всё, сопли пошли. Скоро эта гордячка будет отличной рабыней!
Поджарый пёс с гладкой палевой шкурой усиленно обнюхивал прибрежный песок, потом поднял голову и заскулил, преданно глядя в глаза хозяину.
— Ладно, ладно, Аэдис. Ты ни в чём не виноват. — Тиарон похлопал пса по затылку.
Почувствовав, что хозяин не сердится, пёс успокоился и лёг на горячий песок, вывалив язык. Эльдар криво усмехнулся. Действительно, обвинять собаку в данном случае было бы несправедливым. Собака не умеет и не обязана думать, тем более за начальника экспедиции.
Следователь ещё раз оглядел берег, изрытый следами. Вон там она сидела, предаваясь размышлениям — эльдар вообще склонны к уединённым раздумьям, а уж девушек водой не пои, дай поразмышлять-попереживать… Вот она вышла из охранного круга, вот направилась к воде, очевидно, намереваясь перед сном искупаться… А вот тут была устроена ловушка — надо признать, весьма хитроумная для хомо ловушка. И место выбрано с учётом психологии — справа россыпь острой гальки, неприятной для босых ног, слева небольшой обрывчик… Только этот кусочек пляжа лишён всяких недостатков. Тут и устроили бородатые свою ловушку, закопав в песок ловчую сеть. А вон там они сидели, эти бандиты, держа в потных ладонях концы верёвок…
Тиарон вздохнул. Судя по всему, шайка похитителей знала, как положено обращаться с пойманными эльдар, и уже одно это наводило на определённые размышления. То, что девушка жива, следователю было ясно как день. Труп — вещь совершенно бесполезная, так, кажется, говорят бородатые… Поэтому молчание Фионны Кассителнирры можно истолковать однозначно. Экранирующая сетка, и никак иначе — в противном случае девушка обязательно послала бы мысленный зов. То, что жертва не ощутила их гнусных мыслишек, тоже легко объяснимо — очевидно, преступников укрывала вторая экранирующая сеть.
Лагерь неудачливой экспедиции был полон народу. Помимо самих участников и следственной бригады, на месте происшествия присутствовали родственники и прочие заинтересованные лица. Кругом маячили бойцы охранения с могучими гепардами на поводках и лучемётами под мышкой, зеркально отблескивали обтекаемые тела унилётов. Сейчас на этот лагерь не рискнул бы напасть даже самый полоумный из местных владык хомо, пожалуй.
— Когда она имела с тобой последнюю связь? — обратился следователь к молодому человеку, стоявшему чуть в сторонке от остальных.
— Три… нет, теперь уже четыре дня назад. — Вэон клял себя в мыслях. Это он, он виноват… Ну что стоило поговорить вчера вечером, прикоснуться мыслью? Она была тут одна, и никто не пришёл на помощь…
— Значит, так… — Тиарон обернулся к ожидавшим его вердикта эльдар. — Почтенный господин Аркуэнон, в утешение могу сказать одно: твоя дочь жива, и никак иначе. Сам характер похищения говорит о том, что это сделали отнюдь не голодные каннибалы. Судя по всему, это работа шайки работорговцев, причём очень опытных. Они знают цену добыче и будут беречь госпожу Фионну, как сундук с золотом — чем, собственно, она для них и является.
— И что теперь? — хмуро поинтересовался Аркуэнон.
— Как мы знаем, посудины хомо ходят под парусом, медленно и притом только по ветру. За это время судно с похищенной не могло уйти дальше, чем на сто пятьдесят тысяч шагов. Ну пусть даже двести тысяч. В этом районе не так уж много судов. Думаю, уже сегодня мы досмотрим все без исключения.
— Так чего же мы ждём?! Вперёд! — не выдержал Вэон.
Следователь грустно усмехнулся.
— Минута-две ничего не изменят, юноша. Меня беспокоит другое… Раз эти хомо додумались до экранирующей сетки, то уж про «летающие лодки» эльдар знают наверняка. Все суда в море мы, естественно, досмотрим, и мысли экипажей тоже. Однако высока вероятность, что преступники сейчас уже забились в какую-либо щель, затопив свою посудину. Имея запас сушёных фиников и жареного ячменя, можно сидеть долго, очень долго. А потом, когда всё стихнет, спокойно возобновить путешествие.
— И что в таком случае? — совсем уже мрачно поинтересовался Аркуэнон.
— Тогда твою дочь нужно будет искать где-нибудь в Чёрных Городах хомо, почтенный. Не так уж много имеется бородатых, способных приобрести такую пленницу, тем более содержать её. Одна медная клетка чего стоит…
— Моя дочь… в клетке… — В глазах главы Дома Кассителнирров разгорался мрачный огонь. — Они за это дорого заплатят. Очень дорого.
Оранжевые отблески огня плясали на шершавом камне, гул голосов бородатых тварей сливался в сплошной неразборчивый звериный рёв. Воняло смолой, палёной шерстью, жареным мясом и людьми.
Фионна лежала на соломенных циновках, в четыре слоя настеленных на полу пещеры, и смотрела прямо перед собой невидящим взором. Мысли в голове были под стать — не мысли, обрывки… Как долго ещё продлятся мучения?
Сетка надёжно изолировала Фионну от грязных мыслей проклятых тварей, однако совершенно не защищала ни от грязных взоров, ни от грязных лап. И не только от лап… В первый же день главарь этой обезьяньей стаи изнасиловал её — отверстия в сетке оказались достаточно велики, как оказалось. Потом были ещё… впрочем, это уже она не очень отчётливо…
Фионна пыталась отказаться от воды и пищи — её стали кормить и поить насильно, через рожок. Держали голову и вливали в рот мерзкий мясной бульон. И вообще, грязные твари совершенно не стеснялись её, как будто бессмертная эльдар была просто пойманным диким животным, которое крайне желательно довезти живым и невредимым, не более того. Щупали, охлопывали… И наконец верх всего — устроили взвешивание пленницы, прямо в сетке. Соорудили из трёх вёсел треногу, подвесили большой бронзовый безмен… Вероятно, результаты взвешивания не слишком удовлетворили главаря. Он долго ощупывал живот, ягодицы и бёдра девушки, хмурился и бурчал. Вечером пленнице впервые развязали руки, и она долго растирала кисти, казалось, навсегда скрючившиеся в кулаки. Затем перед Фионной поставили большую миску ячменной каши, обильно сдобренной оливковым маслом, ложку, тарелку с сушёными финиками без косточек, а рядом рожок и глиняный горшок с бараньим бульоном. Намёк был более чем прозрачен, и чтобы избежать новой пытки, девушка принялась есть сама, неловко проталкивая ложку сквозь ячеи сетки. Главарь бандитов удовлетворённо хмыкнул, и с этой поры Фионну оставили в относительном покое — то есть больше не насиловали и не вливали в рот мерзкий отвар. Впрочем, послабление режима содержания только этим и ограничилось. Девушке по-прежнему приходилось справлять естественные надобности в присутствии грязных скотов, и вообще её не оставляли без присмотра ни днём, ни ночью. Сеть оказалась очень прочной, разорвать её голыми руками не было никакой возможности, однако для надёжности руки пленнице на ночь всё-таки связывали, не забывая надеть рукавички. Более того, нижний край сети-кошёлки, служившей Фионне одеянием, на ночь стягивали, превращая в мешок. Ни малейшего шанса…
Огонь в маленьком очаге, и без того скудный, начал угасать. Главарь говорящих обезьян экономил сухие чурочки, служившие топливом, а также, вероятно, опасался выдать логово обильным дымом. Сколько дней ещё намерен он терзать свою жертву в этой норе?
Пират с медным кольцом в ухе поставил перед Фионной полную миску каши — непременный и обязательный ужин. Воткнул ложку. Кстати, посуду обезьяны споласкивали у входа в пещеру, войдя в воду по грудь, в то время как мочились и испражнялись ближе к берегу, на мелководье. Вероятно, вонючки полагали это верхом санитарной культуры.
— Лопай, лопай! — подбодрил пленницу пират, щеря крепкие крупные зубы. Девушка взяла ложку и принялась медленно, безразлично поглощать кашу, неловко проталкивая узкую ложку в ячейки сети. — Тебе следует быть упитанной!
— Разочарую тебя, Колдырь, — подал голос Клоп. — Эти остроухие не бывают жирными, хоть убейся.
— А жаль, — искренне огорчился бандит. — Как представлю, что эта каша в её утробе превращается в чистое золото…
— Вон ещё один!
Унилёт заложил крутой вираж и пошёл на снижение. Кораблик, выглядевший с заоблачной высоты соринкой на водной глади моря, рос на глазах, и уже было видно, что это вязаная камышовая ладья. Такие строят в Двуречье и ещё в стране Хаара-Па, как её называют местные хомо.
На палубе судёнышка возникла суета. Немногие из хомо видели вблизи «летающую лодку остроухих», однако все знали — просто так эти самые лодки не прилетают.
«Они просто привыкли не ждать от жизни ничего хорошего» — пилот уже уравнивал скорость. — «Что бы ни случилось, всё к худшему»
«Они сами творят зло, и оно возвращается к ним отовсюду» — Вэон сжал рукоять лучемёта.
Унилёт завис над кормой камышовой ладьи, в боковой стене протаяло овальное отверстие, и на палубу один за другим выпрыгнули четверо эльдар в защитных костюмах, непробиваемых для холодного оружия. Боевые шлемы с защитным кольцом-нимбом сверкали зеркальной полировкой, внушая бородачам священный трепет — все гоблины и хомо уважают блеск металла и огня.
Палуба судна оказалась бук