— Разумеется. — Толстяк вновь хрюкнул. — И это мы тоже используем на благо великой Гиамуры. Девушка скучает без дела, я же давно мечтал найти и обезвредить всех сидоммских скорпионов, затаившихся в щелях моего дворца.
— Принеси ещё воды. И новые свечи.
Слуга поклонился и исчез, будто растворился в воздухе. Гевар помассировал виски, вздохнул и вновь принялся рассматривать знаки, начертанные на тонко выделанной коже — очередное агентурное донесение. Да, ну и почерк… Даже открытым текстом пишет так, что никакого шифра не надо…
Слуга, вновь материализовавшись из воздуха, неслышно заменил опустевший стеклянный кувшин на полный, без дополнительного приказа налил воду в высокий стакан, накрыл всё салфеткой. Так же быстро и неслышно поменял в шандалах свечи, по очереди гася оплывшие огарки и зажигая новые… Сидоммские школы рабов всегда славились качеством подготовки домашней прислуги.
Когда слуга вновь исчез, начальник тайной службы отпустил записку, и та, свернувшись в рулончик, покатилась по столу. Гевар откинулся на спинку кресла (всегда старался возить с собой любимое рабочее кресло), тяжело вздохнул. Нет, решительно невозможно сегодня работать… Мысли просто одолевают.
Золото. Архонская казна. Вот оно, искушение… Герхем сказал правду — он не Арх Последний, и Гевар никогда не рискнул бы, подобно Самуру… Без золота нет власти, и самоубийство можно совершить множеством гораздо более простых и безболезненных способов. Да, без золота он навсегда остался бы вторым, «альтер эго» Владыки, его тенью…
А с золотом?
Казна Архона… Такую массу золота не удержать никому, кроме Владыки. Или Повелителя, скажем. Раздавит… Для того чтобы это золото явило свою мощь, нужна власть. Верховная власть.
Гевар сбросил салфетку, жадно выпил воду из стакана, и вновь замер, сжимая стеклянную посудину в руке. Тот пират, отчаянный парень Клоп со своими товарищами уже доставил груз в Гиамуру. Что с ним случилось дальше, уже неважно. Вероятно, парень таки успел зарезаться, как обещал, или хотя бы уколоть бедро булавкой… Самострел взведён, осталось нажать на спуск. Дать знать остроухим, и всё… Отчего же он, Гевар, медлит?
Начальник тайной службы криво усмехнулся. Наедине с собой можно быть откровенным. Медлит он потому, что в глубине души теплится надежда — паук и скорпион уничтожат друг друга. И тогда настанет его час.
Конечно, наилучшим вариантом является гибель Владыки при взятии логова грязных разбойников, проклятой Гиамуры. Причем это должно произойти в тот и только в тот момент, когда Гевар наберёт достаточный вес, и никто из сидоммских военачальников не сможет назвать его узурпатором, не поплатившись. Вариант трудный, но реально возможный. Впрочем, возможны и другие.
Напрасно Герхем оставил здесь огненные трубы. Этот гиамурский боров отнюдь не так глуп, как кажется на первый взгляд. И молодой Верховный жрец Гиамуры, похоже, переплюнул своего папашу. Свинцовые шарики, надо же… Это уже не каменные шары, годные лишь для разрушения стен.
Если бы гиамурский кабан двинул своё войско прямо сейчас, сегодня, весь этот край отошёл бы в его лапы практически даром. Армия Сидоммы на отдыхе и пополнении, собрать её дело не столь быстрое. Плюс дорога от Сидоммы до Архона. А когда усталые от многодневного марша воины достигли бы наконец этих мест, их уже ждали бы отдохнувшие и отоспавшиеся гиамурские полки. И тридцать два медных чудовища, стреляющих массой свинцовых шариков. Да, дюжина орудий Гаура тоже наверняка бы отошла к Хамхеру…
Перед глазами встало видение — стены Сидоммы, рушащиеся под ударами каменных шаров, и полчища гиамурцев, слитно вопящих «Ха-хай! Ха-хай!» Начальник тайной службы тряхнул головой. Пошлют ли остроухие карательную группу для примерного наказания и демонстративной казни злодея, посмевшего покуситься на их девку? Или ограничатся разгромом логова гиамурского кабана, освободят девицу, перестреляют всех, попавших им на глаза и отбудут со спасённой на летающей лодке? Если так, решающий выстрел Гевара будет мимо… Зато если дать знать в ближайшие дни, удар наверняка попадёт в цель. И обезглавленная Гиамура станет лёгкой добычей Герхема, после чего он обретёт такое величие, что всякие попытки выбраться из тени Великого будут обречены на провал. Даже несчастный случай, скажем, на охоте, или внезапная кончина по иным причинам уже не помогут Гевару занять место, которого он достоин.
Сидоммец встряхнул головой, козлиная борода мотнулась. Ладно. Решение задачки с боровом и остроухими можно отложить ещё. А вот с золотом…
— Там к тебе Гаур, мой господин. — Давешний слуга вновь возник неслышно, будто привидение.
— Ну так пригласи немедленно. Нехорошо заставлять ждать коменданта целого края, — чуть улыбнулся Гевар.
— Здравствуй, Гевар. — Комендант ввалился в шатёр во всём великолепии. Сияла начищенная бронза и серебро доспехов, алый плащ только что не волочился сзади по земле. Начальник тайной службы усмехнулся.
— Ты, верно, и спишь в этих латах, Гаур. Охота тебе целыми днями таскать на себе полтора пуда бронзы?
— Тебе проще, а мне иначе нельзя. — Комендант с лязгом обрушился в походное кресло. — Я должен внушать и поднимать боевой дух! — Он воздел вверх палец.
— Ну раз должен, деваться некуда, — засмеялся козлобородый. — Вина? Ты ужинал вообще?
— От чаши не откажусь.
Гевар хлопнул в ладоши.
— Принеси кувшин вина и закусить, — велел он слуге, столь же неслышно явившемуся на зов. — Может, дождёшься горячего? Через полчаса будет.
— Э… — махнул рукой Гаур. — Где их взять, те самые полчаса? Ладно… Я, собственно, посоветоваться. Нехорошие дела у нас, Гевар. Мором пахнет или я чего-то не понимаю?
Начальник тайной службы помрачнел. Храбрый артиллерист был прав. Длительное стояние такого скопления людей лагерем на одном месте уже чревато, если же учесть, что воздух буквально пропитан мертвечиной… Первые больные появились уже дней десять назад, позавчера число покойников перевалило за сотню.
— Вот сводка на сегодня. — Гаур протянул свиток папируса. — Там внизу общая сумма.
Гевар вчитался в документ, глаза его расширились.
— Двести восемьдесят покойников?
— И пятьсот с лишним лежачих. Но хуже того, кто лёг, уже не встаёт. Паники пока нет, но… А ты говоришь, сними доспехи. — Комендант мрачно принял у слуги чашу с вином, отхлебнул. — Что будем делать?
Гевар задумчиво пожевал губами. Сам того не подозревая, доблестный Гаур положил конец искушению. Мор среди воинов, это всё меняет.
— Меня вызывает Владыка, в Сидомме накопилось много дел по моей части. — Гевар тоже налил себе вина, отхлебнул. — Демоны, как всё скверно выходит… Ладно. Тебе надо развести людей из общего лагеря, пока мор не выкосил всех.
— У меня и так почти половина людей шарится по архонским землям! — стукнул чашей о столик комендант. — Если ещё и этих рассредоточить, какой же это будет гарнизон? Сидоммские летучие отряды переловят нас тут, как кроликов!
Можно ли привыкнуть к постоянному ношению ведра на голове? Металлического ведра, непроницаемого для движения мысли…
Фионна с отвращением взглянула на золотые стены, украшенные аляповатыми чеканными картинками, изображающими сексуальные развлечения говорящих обезьян. Эти твари ухитрились извратить и смешать с грязью даже любовь… впрочем, какая у них может быть любовь? Все их отношения основаны на насилии, и продолжение рода тоже. Животная похоть вместо любви…
Девушка поймала себя на эмоциях и тут же постаралась подавить их. Спокойствие, главное, спокойствие. Какое ей дело до того, как именно обезьяны украшают свои логова? Подумаешь, картинки… Вот то, что эти золотые листы не пропускают движения мыслей — это действительно проблема.
Фионна чуть заметно усмехнулась. Можно ли привыкнуть к постоянному ношению ведра на голове? Нельзя. Его можно просто терпеть. Терпеть и ждать. Столько, сколько нужно. Мохнорылые глухи к чужим мыслям и не подозревают, что держат здесь свою смерть. Они беспомощны и беззащитны перед ней, Фионной Кассителниррой, и через сотню с небольшим лет исчезнут.
Закутанная в белое служанка возникла неслышно, как тень, сменила серебряную урну-плевательницу, ночной горшок и так же неслышно исчезла. Эльдар проводила её глазами. Несчастное забитое существо не вызывало у неё жалости. Да, главари мохнорылых имеют обыкновение превращать часть своих соплеменников в некую разновидность биороботов. Ей даже наглядно продемонстрировали, каким образом — ещё тогда, в той пещере… Что ж, в каждом термитнике свои порядки. Если разумное существо — женщина! — согласно мириться с участью бессловесного скота из простого нежелания умереть, и при этом даже не помышляет о мести, оно той участи заслуживает.
Фионна вновь обвела взглядом золотой футляр, куда её поместили. Да, этот ящик намного просторнее того, в котором её доставили. Три довольно больших окна, густо забранные узорчатыми золотыми решётками, столик, днём и ночью уставленный питьём и яствами — всё свежее, меняют трижды в день — кровать под балдахином, увешанная и устеленная цветастыми тряпками, на которой можно спать хоть вдоль, хоть поперёк… Даже золотая ванна, которую сюда втащили в первый же день пыхтящие от натуги рабы. Пленница уже не раз улавливала мысли служанок, отчаянно завидующих и мечтающих оказаться в такой роскошной клетке. Её это не трогало. Как не трогало постоянное наблюдение через глазки, установленные во всех углах. Она раздевалась донага, принимала ванну, делала ежедневные гимнастические упражнения, ела, спала, справляла малую и большую нужду так, как будто вокруг не было ни единой живой души. Собственно, в какой-то мере это соответствовало истине. Все переживания по данному поводу остались там, в пиратской пещере.
А вот то, что этот волосатый толстяк не полез знакомиться с её телом сразу, как только пленницу отмыли в душистой воде от наслоений дорожной грязи, было уже интереснее. Тем более что она успела уловить в его голове — во-первых, он здесь самый главный бабуин, во-вторых, вполне оценил достоинства фигуры и прочее и, в-третьих, не привык себе ни в чём отказывать. А вот сношаться со всем, что шевелится, вполне способен с утра до вечера. Пожалуй, такое существо могло бы измучить её не хуже дюжины пиратов. А вот поди ж ты, такая деликатность… Была у толстяка в голове ещё какая-то скрытая мысль, касающаяс