Здесь находится английская армия, небесполезным которой можно было бы стать, будь я неаполитанцем; но, для того чтобы мое содействие оказалось полезным ей или, возможно, лишь для того чтобы она захотела его или разрешила, необходимо, чтобы английское правительство высказалось по этому поводу; необходимо, по крайней мере, чтобы оно удостоило одобрить мою кандидатуру или решительным образом дало всем знать, подхожу я им или нет.
Вы доставите мне истинное удовольствие и окажете огромную услугу, если сообщите все это г-ну Каннингу, ознакомите его с положением, в котором я нахожусь, и дадите ему знать, что я могу, вероятно, быть годным им для чего-нибудь и что это самое искреннее, равно как и самое горячее из моих желаний…
Англии важно вырвать Ионические острова из рук французов; она найдет там более чем шеститысячный гарнизон, включающий две тысячи итальянцев, а также полторы тысячи албанцев и эпиротов, которые тотчас же сделаются отличнейшими солдатами в ее борьбе против французов. Они окажутся в ее распоряжении, ну а Австрия согласится на все, лишь бы французы были устранены оттуда.
Если Англия сочтет меня приемлемой фигурой для захвата этих островов, я буду очень рад этому и готов действовать. Ручаюсь Вам, что вскоре буду иметь там небольшое сплоченное войско и наделаю с ним немало шуму. Если же Англия не пожелает принять меня во внимание, я буду крайне огорчен этим и попытаю счастье в другом месте; однако я действительно считаю, что это может произойти; обдумайте все это в своей умной голове, и я уверен, что Ваши дружеские чувства ко мне заставят Вас сделать все, что будет возможно».
XXV
К несчастью, и на сей раз быстрота военных побед Наполеона помешала герцогу Орлеанскому получить ответ на его письмо: Тильзитский мир разрушал замыслы 1808 года, подобно тому как Пресбургский мир разрушил замыслы 1805 года. В разгар всех этих событий, в период достаточно долгого пребывания герцога Орлеанского в Палермо, были достигнуты предварительные договоренности о его браке с Марией Амелией, дочерью Фердинанда Неаполитанского и Каролины Австрийской, которая приходилась сестрой Марии Антуанетте и в то время нисколько не подозревала, что двумя годами позднее Наполеон сделается ее племянником, равно как и племянником Людовика XVI, женившись на Марии Луизе.
Но в чем не было более никаких сомнений, так это в войне с Испанией.
Желая наказать Жуана VI за его союз с Англией, Наполеон приказал Жюно вторгнуться с двадцатичетырехтысячной армией на Пиренейский полуостров.
Жюно вступил в Лиссабон 30 ноября 1807 года и объявил династию Браганса отрешенной от власти.
Девятнадцатого марта 1808 года, то есть в тот самый момент, когда герцог Орлеанский и его брат находились на пути к Мальте, Карл IV был принужден отречься в Аранхуэсе в пользу своего сына, который к великой радости испанского народа в тот же день был под именем Фердинанд VII провозглашен королем Испании и Индий.
Причина столь великой радости испанского народа заключалась в том, что он избавился от всевластия Мануэля Годоя и королевы Марии Луизы.
Однако это отречение нисколько не устраивало Наполеона; несомненно, император французов и король Италии уже положил глаз на Испанию, намереваясь преподнести ее в дар какому-нибудь принцу из своей семьи, подобно тому как он уже поступил с троном Неаполя и с Голландским королевством. Отстранить от власти молодого государя, вознесенного на трон вследствие народного бунта, было намного труднее, чем старого короля, слабоумного и немощного.
В итоге Наполеон выступил посредником между отцом и сыном, вызвал их обоих в Байонну и вынудил Фердинанда VII вернуть Карлу IV корону, которая была отнята у того 19 марта и которую Карл IV уступил Наполеону по условиям договора, заключенного 5 мая 1808 года.
После этого произошли перемены во владении коронами: Мюрат стал королем Неаполя, а Жозеф Бонапарт — королем Испании.
И вот тогда король Фердинанд IV, который и сам находился в Палермо на положении беженца, решил послать своего второго сына, принца Леопольдо, получить боевое крещение, защищая суверенитет Испании.
На сей раз герцог Орлеанский принял решение сделать все возможное, чтобы принять действенное участие в войне; мы приводим полностью и дословно письмо, которое он написал в это время своей будущей теще:
«Палермо, 18 июля 1808 года.
Сударыня!
Милости, которыми Ваше Величество осыпало меня, и столь благородное и столь достойное Вас чистосердечие, с каким Вы соблаговолили расспрашивать меня о причине, по которой мне не терпелось иметь возможность открыто выразить свои убеждения, заставляют надеяться, что Вы простите меня за то, что я докучаю Вам письмом, в котором могу повторить их и удостоверить самым категорическим, самым определенным и самым торжественным образом. К тому же я испытываю удовлетворение от того, что могу воспользоваться разрешением, которое Ваше Величество соблаговолили мне дать, и сделать Вас хранительницей убеждений, которые мною руководят и которые я исповедую уже давно, а кроме того, я хочу изложить их письменно и таким образом, чтобы не опасаться всякого рода клеветнических измышлений и проявлений зависти, какова бы ни была успешность моих усилий и участь, уготованная мне Провидением. Поэтому я надеюсь, что Ваше Величество простит меня за то, что я буду говорить о себе столько, сколько мне придется говорить, чтобы достичь этой цели.
Сударыня, я связан с королем Франции, старшим в нашей семье и моим повелителем, всеми клятвами, какие могут связывать человека, всеми обязательствами, какие могут связывать принца. Я связан с ним как в силу ощущения долга перед самим собой, так и в силу присущей мне манеры воспринимать мое положение, мои интересы и в силу того честолюбия, что руководит мною.
Я не намерен выдвигать здесь напрасные возражения: моя цель чиста, и мои слова будут просты. Я не буду носить корону, пока меня не призовут к ней по праву рождения и в порядке наследования. Я счел бы себя УНИЖЕННЫМ, ОПОЗОРЕННЫМ, опустившись до того, чтобы стать преемником Бонапарта, и поставив себя в положение, которое презираю и достичь которого мог бы лишь путем самого возмутительного клятвопреступления, и где иметь надежду удержаться хоть какое-то время мог бы лишь путем ЗЛОДЕЙСТВА и ВЕРОЛОМСТВА, чему нам было дано столько примеров. Мое честолюбие иного рода: я стремлюсь к чести участвовать в ниспровержении его империи, к чести быть одним из орудий, которыми Провидение воспользуется, чтобы избавить от него род человеческий, восстановить на престоле наших предков короля, старшего в нашей семье и моего повелителя, и вернуть на их троны всех государей, которых он свергнул.
Но еще больше, возможно, я стремлюсь быть тем, кто показывает миру, что, если люди являют собой то же, что являю собой я, они гнушаются узурпации и презирают ее, и что лишь безродные и бездушные выскочки способны захватить то, что обстоятельства могут давать им в руки, но честь запрещает присвоить. Военное поприще — единственное, подобающее моему происхождению, моему положению и, коротко говоря, моим склонностям. Мой долг согласовывается с моим честолюбием, наделяя меня страстным желанием подвизаться на этом поприще, и других целей у меня нет. Я буду вдвойне счастлив вступить на него, если оно будет открыто для меня благодаря милостям Вашего Величества и короля, Вашего супруга, и если мои скромные услуги смогут когда-нибудь принести некоторую пользу Вашему делу, которое, осмелюсь сказать, является нашим делом и делом всех государей, всех принцев и всего человечества.
Соблаговолите принять, Ваше Величество, уверения в моем глубочайшем уважении к Вам и т. д.
Письмо герцога Орлеанского пришло в момент тем более благоприятный, что Совет регентства Испании, возглавлявшийся Кастаньосом, незадолго до этого обратился к королю Неаполитанскому с просьбой, чтобы какой-нибудь принц его августейшего дома соблаговолил взять на себя командование испанской армией и чтобы ему сопутствовал светлейший герцог Орлеанский, чье участие в событиях на Пиренейском полуострове не может не разжечь восстания во Франции.
Так что предложение герцога Орлеанского, призывавшего воспользоваться его шпагой, было принято, и он приготовился отбыть в Испанию в качестве наставника своего будущего шурина.
Но, поскольку герцог Орлеанский не хотел ничего предпринимать без согласия главы семьи, он отправил Людовику XVIII копию письма, написанного им королеве Каролине, и сопроводил его следующим посланием:
«Палермо, 19 июля 1808 года.
Государь!
Мне наконец-то позволено отдаться надежде, что вскоре у меня появится возможность проявить рвение к службе Вашему Величеству и мою преданность Вашей особе. Последние события, имевшие место в Испании, пленение обоих королей и их детей и общий бунт всей испанской нации против тирании Буонапарте и незаконного присвоения им власти, побудили короля Обеих Сицилий послать в Испанию своего второго сына, принца Леопольдо, дабы осуществлять там королевскую власть в отсутствие государей, своих старших родственников. Находясь в это время при дворе Их Неаполитанских Величеств, я поспешил воспользоваться этим неожиданным случаем, чтобы выйти из тягостного бездействия, к которому мы уже так давно были принуждены. Я настоятельно прошу, Государь, разрешения сопровождать в Испанию этого юного принца, чьи личные качества и руководящий им благородный пыл делают его достойным великого дела, которое будет на него возложено. Я просил быть допущенным к чести служить в испанской армии, чтобы сражаться против Буонапарте и его подручных, и Их Величества удостоили меня своего согласия. Понимаю, что мне следовало предварительно испросить согласия Вашего Величества, но я полагал, что в нем не может быть сомнений. Я льстил себя надеждой, что мое рвение послужит мне извинением и Вы поймете, государь, что я не смог бы дождаться Вашего согласия, не дав ускользнуть одной из тех редчайших возможностей, какие обычно тщетно пытаются воскресить, когда имеют несчастье упустить их.