Двое первых большинством голосов включены в правительство.
И тогда раздается крик: «В Ратушу!»
И в самом деле, временное правительство назначено народом, и ему ничего не остается, как отправиться во дворец народа.
Ламартин спускается первым. Его сопровождают лишь четыре или пять человек: это господа Лавердан и Кантагрель из «Мирной демократии», г-н де Ларошжаклен и уже упоминавшийся нами офицер национальной гвардии.
Придя в зал Потерянных шагов, он минут десять ждет там своих коллег.
Наконец, появляются г-н Дюпон (из Эра), которого поддерживают два человека, а затем господа Ледрю-Роллен и Кремьё.
Господин Гарнье-Пажес уже направился в Ратушу.
Подгоняют кабриолет и усаживают в него г-на Дюпона (из Эра), который с трудом передвигается. Два человека из народа, вооруженные ружьями, садятся рядом с ним, двое других цепляются за оглобли, а пятый, с красным знаменем в руках, встает на запятки.
Остальные члены временного правительства идут впереди пешком и почти без охраны.
Говорят, что когда они проходили по набережной, возле казармы Орсе, из-за решетчатой ограды послышалось нечто вроде угрожающего ропота. В казарме размещался 8-й драгунский полк.
Ламартин приказал открыть ворота казармы, вошел во двор, велел принести бутылку вина и стакан, наполнил стакан, омочил в нем губы и, подняв его над головой, произнес:
— Друзья, вот банкет, который мы вам обещали!
После этого кортеж продолжил путь к Ратуше.
Ратуша уже давно захвачена повстанцами, и ее охраняет вооруженный народ. На площади стоят две или три пушки, переведенные в боевое положение.
Ратуша — это Тюильри народа.
Городской совет совещается в окружении народа, заседая в огромном зале с резным потолком, с которого свешиваются огромные золотые люстры, и где тремя круглыми рядами поставлены столы с синими бархатными креслами.
Здесь уже стало известно о произошедших событиях: сначала о регентстве герцогини, затем об отрешении короля.
Однако здесь еще не знают о провозглашении республики и создании временного правительства.
Тем не менее г-на Гарнье-Пажеса только что выбрали мэром Парижа, а господ Рекюра и Гинара — соответственно его первым и вторым заместителями.
Господин Гарнье-Пажес просит разрешения удалиться от шума, чтобы спокойно посовещаться и принять меры, которые требует обстановка.
Его сопровождают господа Рекюр и Гинар.
Весь зал предоставлен народу, который бродит по нему, не зная еще, что происходит.
Однако в центре этой толпы стоит человек, держа на конце пики плакат с надписью:
Через полчаса после того, как г-н Гарнье-Пажес покинул зал, раздается крик:
— Дорогу! Дорогу! Господин Ледрю-Роллен пришел из Палаты депутатов.
И в самом деле, входит г-н Ледрю-Роллен. Легко понять, что он принес важные новости; его заставляют подняться на стол, чтобы все могли его видеть и все могли его слышать.
— Народ, — произносит он, — вот, что ты сейчас сделал, слушай, сейчас я тебе это расскажу: ты вошел с оружием в руках в Палату, ты выгнал оттуда депутатов, намеревавшихся учредить регентство, ты захватил трибуну и сказал: «Здесь нет другого хозяина, кроме меня»; и тогда ты учредил Временное правительство. Вот имена тех, кто в него входит: Дюпон (из Эра), Ламартин, Араго, Ледрю-Роллен и Кремьё.
Стоит оратору произнести каждое из этих имен, и его речь прерывают аплодисменты; имена, которые народное одобрение освятило в Палате депутатов, во второй раз освящены в Ратуше.
Вскоре крики раздаются на площади: они извещают о прибытии других членов Временного правительства. Члены правительства поднимаются по лестнице, сразу же входят в назначенную им комнату и начинают заседание, которое продлится шестьдесят часов.
Тем временем какой-то человек входит в главный зал, пробивается сквозь заполнившую его толпу, залезает на кресло и говорит:
— Я гражданин Лагранж, из Лиона; бойцы, собравшиеся в редакции газеты «Реформа», назначили временный комитет, который скоро явится сюда заседать; так что я прошу всех присутствующих освободить для нас эту комнату, чтобы комитет мог спокойно в ней совещаться.
Зал пустеет, и охранять дверь в него назначают двух национальных гвардейцев.
Спустя несколько минут являются господа Луи Блан, Арман Марраст, Фердинан Флокон и Альбер, однако зал этот кажется им маловатым.
Им указывают на соседний совещательный зал; три зажженные золотые люстры льют свой свет на народное горнило.
Каждый из ораторов поочередно обращается с речью к присутствующим; выступление последнего прервано сообщением о назначении различных членов Временного правительства главами различных министерств.
Дюпон (из Эра) назначен председателем совета министров, Ламартин — министром иностранных дел, Ледрю-Роллен — министром внутренних дел, Кремьё — министром юстиции, Араго — военно-морским министром, Карно — министром народного просвещения, Мари — министром общественных работ.
На другой день этот список будет опубликован в «Вестнике».
Народ теперь знает имена своих министров, но этого мало, он хочет видеть их; его так часто обманывали, что он боится быть обманутым снова.
Депутация стучится в дверь комнаты, где совещается Временное правительство, и сообщает о желании толпы представителям толпы. Ламартин отрывается от стола, за которым уже началось заседание, и выходит из зала, сопровождаемый с одной стороны простолюдином, а с другой — национальным гвардейцем.
Это все тот же человек с благородным спокойствием и взволнованной улыбкой; в разгар страстей, кипящих вокруг него, никто ни разу не увидит, чтобы он побледнел от страха или побагровел от гнева; Ламартин не человек, это олицетворение человечности.
И тогда начинается одна из тех великолепных импровизаций, какие так хорошо удаются великому поэту; из уст его льются слова убеждения, сулящие золотые цепи, и тотчас стихает весь тот рев и весь тот ропот, что превращают народ во второй океан.
— Друзья, — говорит в заключение поэт, — победа! Победа! В течение трех часов вы окончательно завоевали все права гражданина и свободного человека, и, если какая-нибудь слепая и нечестивая власть вновь пожелает воспользоваться ночным мраком для того, чтобы отнять их у вас, вы знаете, как их защищать. Мученики и бойцы этого великого дня, да будете вы возблагодарены от имени отечества, от имени всего мира!
В этот момент подает голос какой-то человек из народа.
— Ну а вы сами, — спрашивает он, — каковы ваши намерения, ваши помыслы? Ведь до сих пор вы говорили нам лишь о нас.
— Мы, — отвечает Ламартин, — это те, кто предан вам душой и телом, кто безоговорочно связал свою жизнь с победой вашего дела. Мы сожгли свои корабли, ибо свергли королевскую власть!
— Выходит, вы республиканское правительство?
— Да, но временное республиканское правительство; оставим решение за Францией.
— Франция — это мы! В Париже мы имеем делегатов всей Франции, здесь представлены все провинции. Мы одновременно кровь, сердце и мозг всей страны.
— Значит, вы чувствуете себя достаточно сильными и достаточно правыми, чтобы положить начало святой эре республики?
— Да! Да! Да!
— Благословен будь Господь, позволивший мне увидеть этот восход солнца! Да здравствует республика!
И громадный хор голосов вторит ему:
— Да здравствует республика!
Ламартина триумфально вносят обратно в зал, где заседает правительство.
Два часа спустя в огромном совещательном зале не остается никого, кроме какого простолюдина, сидящего в председательском кресле, в котором он, видимо, уснул от усталости, и стоящего перед ним человека с красным знаменем в руках и в красном колпаке на голове, который распевает:
— Во Франции вовек, во Франции вовек не будет англичанин править!
В одиннадцать часов вечера коридоры Ратуши почти пусты. Огромная толпа еще стоит на площади, ожидая каждое новое постановление Временного правительства как новый залог безопасности.
Однако внутри Ратуши опасения сохраняются, ибо кто-то назначил ложные пароли, чтобы вызвать ночные столкновения.
Какой-то неизвестный генерал назначил всем постам на улице Сент-Оноре пароль «Гавр и ранец».
Командиру национальной гвардии Сен-Жермена, находящемуся в Ратуше, поручено отправиться к различным постам и передать им от имени Временного правительства единственный верный пароль.
Пароль этот: «Свобода, равенство, братство; сохраняйте баррикады».
Так прошел этот день, равного которому нет в летописях мира и на глазах у которого пали последовательно два министерства, королевская власть и регентство и была провозглашена республика.
25 февраля. — Рассвет встает над Парижем, еще вчера монархическим, а сегодня республиканским.
Организационная работа, начатая в Ратуше накануне, продолжалась в течение ночи.
Газеты сообщают, что во Временное правительство входят:
Дюпон (из Эра), Ламартин, Кремьё, Араго, Ледрю-Роллен, Гарнье-Пажес и Мари.
Секретарями правительства являются:
Арман Марраст, Луи Блан и Фердинан Флокон.
Вот его первые назначения и распределение министерских постов:
председатель совета министров — Дюпон (из Эра); министр иностранных дел — Ламартин; министр внутренних дел — Ледрю-Роллен; военный министр — Бедо; министр финансов — Мишель Гудшо; военно-морской министр — Араго; министр общественных работ — Мари; министр народного просвещения и духовных дел — Карно; генерал-губернатор Алжира — генерал Кавеньяк; мэр Парижа — Гарнье-Пажес; главнокомандующий национальной гвардией Парижа — Курте.
Около десяти часов утра становится известно, что накануне, около четырех часов дня, бывший король побывал в Трианоне. Там он заметил, что потерял свой бумажник, и тотчас отбыл в город Э.
На улицах расклеивают следующие прокламации: